Поступки хорошего дела из детства. Образ и характеристика хорошего дела в повести детство горького сочинение. Встреча с матерью
После смерти отца Алеша Пешков стал жить в доме своего деда И СРАЗУ НЕ ПОЛЮБИЛ ЕГО. Самым родным человеком для него была его бабушка. Мальчик тянулся к людям и каким то неведомым чувством понимал, какой человек добрый, а какой злой.
Особенно заинтересовал Алёшу нахлебник, который снимал комнату рядом с кухней. Это был худощавый сутулый человек, с белым лицом, молчаливый, незаметный и совершенно одинокий. Одевался Хорошее Дело бедно, и всегда его одежда была измята, в заплатках. Над воротником его куртки торчал грязный ворот рубахи, штаны в пятнах и на босых ногах стоптанные туфли. Комната же его была так же неряшлива как и ее обитатель. Все эти детали описывающие нахлебника подчеркивают то что этот человек был совершенно одинок. В комнате у него стояли какие то бутылки, заполненные разноцветными жидкостями. Кругом валялись куски меди, прутья свинца. Он все время был занят, какими -то странными делами: паял, плавил, что- то взвешивал. Алёша тайком наблюдал за ним. Этот странный увлеченный человек, непохожий на всех кто окружал Алёшу, очень притягивал к себе.
У Хорошее Дело были добрые глаза, которые внимательно смотрели сквозь очки, Алёша понимал что добрый взгляд может быть только у доброго человека, и его тянуло к нему. Когда приглашали обедать или пить чай он неизменно отвечал:«Хорошее дело!». Бабушка Акулина Ивановна так и стала звать его в глаза и за глаза. Никто в доме не любил Хорошее Дело, все говорили о нем насмешливо, называли аптекарем, колдуном. Однажды Алёша подошел к нему, что он делает. Вместо ответа нахлебник пригласил его к себе, через окно. Но узнав, кто такой Алёша, Хорошее Дело пообещал сделать налиток на биту а в замен попросил не приходить к нему больше. Он знал что дедушка будет наказывать внука за такую дружбу-это обидело мальчика и он ответил: «Я и так не приду никогда». И все же Алешу тянуло к нему, странная дружба завязалась между Алешей и Хорошем Делом. Хорошее Дело, привил ему любовь к чтению книг, его эксперименты будили в мальчике любопытство. Всегда давал ценные советы.Однажды Алёша отправился с бабушкой на Сенную площадь за водой, и увидел как пятеро мещан бьют одного. Мальчик был потрясен увиденным и вбежав к нахлебнику стал взволнованно рассказывать. Тот выслушал и сказал: «Ты брат на этих случаях не останавливайся -это нехорошо запоминать. Этим советом он оберегал Алешу, боясь, что душа ребенка очерствеет. Бабушка в дождливые вечера устраивала чаепития.Приглашала всех и рассказывала разные сказки или истории. Одна история про Мирона-отшельника очень впечатлила Х. Д.. Всегда молчаливый, на этот раз он очень взволнованный вскочил и закричал:Знаете, это удивительно, Это надо записать, непременно! Это страшно верное, наше…» Глаза его были полны слёз.» записывай, что бабушка рассказывает.Это, брат, пригодится!-сказал он Алёше.Бабушка чувствовала что его влияние на внука велико и поэтому однажды ему предложили покинуть комнату, сказав что здесь будет жить Алешина мама.Это была неправда, все это понимали.За что тебя не любят? - спросил А. Х. Д. обнял его и ответил:» Чужой- понимаешь? Вот за это самое.Не такой…» Вечером ласково простившись со всеми, он уехал.Так кончилась дружба А. с первым человеком из бесконечного ряда людей в родной своей стране, - лучших ее людей.
Дед неожиданно продал дом кабатчику, купив другой, по Канатной улице; немощёная, заросшая травою, чистая и тихая, она выходила прямо в поле и была снизана из маленьких, пёстро окрашенных домиков.
Новый дом был нарядней, милей прежнего; его фасад покрашен тёплой и спокойной тёмно-малиновой краской; на нём ярко светились голубые ставни трёх окон и одинарная решётчатая ставня чердачного окна; крышу с левой стороны красиво прикрывала густая зелень вяза и липы. На дворе и в саду было множество уютных закоулков, как будто нарочно для игры в прятки. Особенно хорош сад, небольшой, но густой, и приятно запутанный; в одном углу его стояла маленькая, точно игрушка, баня; в другом была большая довольно глубокая яма; она заросла бурьяном, а из него торчали толстые головни, остатки прежней, сгоревшей бани. Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа - постройки Бетленга; в глубине он соприкасался. с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; её домик, осевший в землю, тёмный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжёлой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты; в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Весь дом был тесно набит невиданными мною людями: в передней половине жил военный из татар, с маленькой, круглой женою; она с утра до вечера кричала, смеялась, играла на богато украшенной гитаре и высоким, звонким голосом пела чаще других задорную песню:
Одна любишь - не рада,
Искать другую надо!
Умей её найти.
И ждёт тебя награда,
На верном сём пути!
О-о, са-ладкая нагр-рада-а!
Военный, круглый, как шар, сидя у окна, надувал синее лицо и, весело выкатывая какие-то рыжие глаза, непрерывно курил трубку, кашлял странным, собачьим звуком:
Вух, вух-вух-хх...
В тёплой пристройке над погребом и конюшней помещались двое ломовых извозчиков: маленький, сивый дядя Петр, немой племянник его Стёпа, гладкий, литой парень, с лицом, похожим на поднос красной меди,- и невесёлый, длинный татарин Валей, денщик. Всё это были люди новые, богатые незнакомым для меня.
Но особенно крепко захватил и потянул меня к себе нахлебник Хорошее Дело. Он снимал в задней половине дома комнату рядом с кухней, длинную, в два окна - в сад и на двор.
Это был худощавый, сутулый человек, с белым лицом в чёрной раздвоенной бородке, с добрыми глазами, в очках. Был он молчалив, незаметен и, когда его приглашали обедать, чай пить, неизменно отвечал:
Хорошее дело.
Бабушка так и стала звать его в глаза и за глаза.
Лёнька, кричи Хорошее Дело чай пить! Вы, Хорошее Дело, что мало кушаете?
Вся комната его была заставлена и завалена какими-то ящиками, толстыми книгами незнакомой мне гражданской печати; всюду стояли бутылки с разноцветными жидкостями, куски меди и железа, прутья свинца. С утра до вечера он, в рыжей кожаной куртке, в серых клетчатых штанах, весь измазанный какими-то красками, неприятно пахучий, встрёпанный и неловкий, плавил свинец. паял какие-то медные штучки, что-то взвешивал на маленьких весах, мычал, обжигал пальцы и торопливо дул на них, подходил, спотыкаясь, к чертежам на стене и, протерев очки, нюхал чертежи, почти касаясь бумаги тонким и прямым, странно белым носом. А иногда вдруг останавливался среди комнаты или у окна и долго стоял, закрыв глаза, подняв лицо, остолбеневший, безмолвный.
Я влезал на крышу сарая и через двор наблюдал за ним в открытое окно, видел синий огонь спиртовой лампы на столе, тёмную фигуру; видел, как он пишет что-то в растрёпанной тетради, очки его блестят холодно и синевато, как льдины; колдовская работа этого человека часами держала меня на крыше, мучительно разжигая любопытство.
Иногда он, стоя в окне, как в раме, спрятав руки за спину, смотрел прямо на крышу, но меня как будто не видел, и это очень обижало. Вдруг отскакивал к столу и, согнувшись вдвое, рылся на нём.
Я думаю, что я боялся бы его, будь он богаче, лучше одет, но он был беден: над воротником его куртки торчал измятый, грязный ворот рубахи, штаны - в пятнах и заплатах, на босых ногах - стоптанные туфли. Бедные - не страшны, не опасны, в этом меня незаметно убедило жалостное отношение к ним бабушки и презрительное - со стороны деда.
Никто в доме не любил Хорошее Дело; все говорили о нём посмеиваясь; весёлая жена военного звала его "меловой нос", дядя Пётр - аптекарем и колдуном, дед - чернокнижником, фармазоном.
Чего он делает? - спросил я бабушку. Она строго откликнулась:
Не твоё дело; молчи знай...
Однажды, собравшись, с духом, я подошёл к его окну и спросил, едва скрывая волнение:
Ты чего делаешь?
Он вздрогнул, долго смотрел на меня поверх очков и, протянув мне руку в язвах и шрамах ожогов, сказал:
Влезай...
То, что он предложил войти к нему не через дверь, а через окно, ещё более подняло его в моих глазах. Он сел на ящик, поставил меня перед собой, отодвинул, придвинул снова и наконец спросил негромко:
Ты откуда?
Это было странно: я четыре раза в день сидел в кухне за столом около него! Я ответил:
Здешний внук...
Ага, да,- сказал он, осматривая свой палец, и замолчал.
Тогда я счёл возможным пояснить ему:
Я не Каширин, а - ПешкОв...
ПЕшков? - неверно повторил он.- Хорошее дело.
Отодвинул меня в сторону, поднялся и, уходя к столу сказал:
Ну, сиди смирно...
Я сидел долго-долго, наблюдая, как он скоблит рашпилем кусок меди, зажатый в тиски; на картон под тисками падают золотые крупинки опилок. Вот он собрал их в горсть, высыпал в толстую чашку, прибавил к ним из баночки пыли, белой, как соль, облил чем-то из тёмной бутылки,- в чашке зашипело, задымилось, едкий запах бросился в нос мне, я закашлялся, замотал головою, а он, колдун, хвастливо спросил:
Скверно пахнет?
То-то же! Это, брат, весьма хорошо!
"Чем хвастается!" - подумалось мне, и я строго сказал:
Если скверно, так уж не хорошо...
Ну? - воскликнул он, подмигивая.- Это, брат, не всегда, однако! А ты в бабки играешь?
В козны?
В козны, да?
Хочешь - налиток сделаю? Хорошая битка будет!
Хочу. - Неси давай бабку.
Он снова подошел ко мне, держа дымящуюся чашку в руке, заглядывая в неё одним глазом, подошел и сказал:
Я тебе налиток сделаю; а ты за это не ходи ко мне,- хорошо?
Это меня прежестоко обидело.
Я и так не приду никогда...
Обиженный, я ушел в сад; там возился дедушка, обкладывая навозом корни яблонь; осень была, уже давно начался листопад.
Ну-ко, подстригай малину,- сказал дед, подавая мне ножницы.
Я спросил его:
Хорошее Дело чего строит?
Горницу портит,- сердито ответил он.- Пол прожёг, обои попачкал, ободрал. Вот скажу ему - съезжал бы!
Так и надо,- согласился я, принимаясь остригать сухие лозы малинника.
Но я - поспешил.
Дождливыми вечерами, если дед уходил из дома, бабушка устраивала в кухне интереснейшие собрания, приглашая пить чай всех жителей: извозчиков, денщика; часто являлась бойкая Петровна, иногда приходила даже весёлая постоялка, и всегда в углу, около печи, неподвижно и немотно торчал Хорошее Дело. Немой Стёпа играл с татарином в карты; Валей хлопал ими по широкому носу немого и приговаривал:
Аш-шайтан!
Дядя Пётр приносил огромную краюху белого хлеба и варенье "семечки" в большой глиняной банке, резал хлеб ломтями, щедро смазывал их вареньем и раздавал всем эти вкусные малиновые ломти, держа их на ладони, низко кланяясь.
Пожалуйте-ко милостью, покушайте! - ласково просил он, а когда у него брали ломоть, он внимательно осматривал свою тёмную ладонь и, заметя на ней капельку варенья, слизывал его языком.
Петровна приносила вишнёвую наливку в бутылке, весёлая барыня - орехи и конфетти. Начинался пир горой, любимое бабушкино удовольствие.
Спустя некоторое время после того, как Хорошее Дело предложил мне взятку за то, чтоб я не ходил к нему в гости, бабушка устроила такой вечер. Сыпался и хлюпал неуёмный осенний дождь, ныл ветер, шумели деревья, царапая сучьями стену, - в кухне было тепло, уютно, все сидели близко друг ко другу, все были как-то особенно мило тихи, а бабушка на редкость щедро рассказывала сказки, одна другой лучше.
Она сидела на краю печи, опираясь ногами о приступок, наклонясь к людям, освещенным огнём маленькой жестяной лампы; уж это всегда, если она была в ударе, она забиралась на печь, объясняя:
Мне сверху надо говорить,- сверху-то лучше!
Я поместился у ног её, на широком приступке, почти над головою Хорошего Дела. Бабушка сказывала хорошую историю про Ивана-воина и Мирона-отшельника; мерно лились сочные, веские слова:
Жил-был злой воевода Гордион,
Чёрная душа, совесть каменная;
Правду он гнал, людей истязал,
Жил во зле, словно сыч в дупле.
Пуще же всего невзлюбил Гордион
Старца Мирона-отшельника,
Тихого правды защитника,
Миру добродея бесстрашного.
Кличет воевода верного слугу,
Храброго Иванушку-воина:
Подь-ка, Иванко, убей старика,
Старчища Мирона кичливого!
Подь да сруби ему голову,
Подхвати её за сиву бороду,
Принеси мне, я собак прокормлю!
Пошёл Иван, послушался.
Идет Иван, горько думает:
"Не сам иду - нужда ведёт!
Знать, такая мне доля от господа"
Спрятал вострый меч Иван под полу,
Пришёл, поклонился отшельнику:
Всё ли ты здоров, честной старичок?
Как тебя, старца, господь милует? -
Тут прозорливец усмехается,
Мудрыми устами говорит ему:
Полно-ка, Иванушко, правду-то скрывать!
Господу богу - всё ведомо.
Злое и доброе - в его руке!
Знаю ведь, пошто ты пришел ко мне! -
Стыдно Иванке пред отшельником,
А и боязно Ивану ослушаться.
Вынул он меч из кожаных ножон,
Вытер железо широкой полой.
Я было, Мироне, хотел тебя убить
Так, чтобы ты и меча не видал.
Ну, а теперь - молись господу,
Молись ты ему в останний раз
За себя, за меня, за весь род людской,
А после я тебе срублю голову!.. -
Стал на коленки старец Мирон,
Встал он тихонько под дубок молодой,
Дуб перед ним преклоняется.
Старец говорит, улыбаючись:
Ой, Иван, гляди - долго ждать тебе!
Велика молитва за весь род людской!
Лучше бы сразу убить меня,
Чтобы тебе лишнего не маяться! -
Тут Иван сердито прихмурился,
Тут он глупенько похвастался:
Нет, уж коли сказано - так сказано!
Ты знай молись, я хоть век подожду! -
Молится отшельник до вечера,
С вечера он молится до утренней зари,
С утренней зари он вплоть до ночи,
С лета он молится опять до весны.
Молится Мироне год за годом,
Дуб-от молодой стал до облака,
С жёлудя его густо лес пошёл,
А святой молитве всё нет конца!
Так они по сей день и держатся:
Старче всё тихонько богу плачется,
просит у бога людям помощи,
У преславной богородицы - радости,
А Иван-от воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одёжа поистлела вся.
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит - не высушит,
Гнус ему кровь точит - не выточит,
Волки, медведи - не трогают,
Вьюги да морозы - не для него.
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,-
Это, вишь, ему в наказанье дано:
Злого бы приказу не слушался,
За чужую совесть не прятался!
А молитва старца за нас, грешников,
И по сей добрый час течёт ко господу,
Яко светлая река в окиян-море!
Уже в начале рассказа бабушки я заметил, что Хорошее Дело чем-то обеспокоен: он странно, судорожно двигал руками, снимал и надевал очки, помахивал ими в меру певучих слов, кивал головою, касался глаз, крепко нажимая их пальцами, и всё вытирал быстрым движением ладони лоб и щёки, как сильно вспотевший. Когда кто-либо из слушателей двигался, кашлял, шаркал ногами, нахлебник строго шипел:
А когда бабушка замолчала, он бурно вскочил и, размахивая руками, как-то неестественно закружился, забормотал:
Знаете, это удивительно, это надо записать, непременно! Это - страшно верное, наше...
Теперь ясно было видно, что он плачет,- глаза его были полны слёз; они выступали сверху и снизу, глаза купались в них; это было странно и очень жалостно. Он бегал но кухне, смешно, неуклюже подпрыгивая, размахивал очками перед носом своим, желая надеть их, и всё не мог зацепить проволоку за уши. Дядя Пётр усмехался, поглядывая на него, все сконфуженно молчали, а бабушка торопливо говорила:
Запишите, что же, греха в этом нету; я и ещё много знаю эдакого...
Нет, именно это! Это - страшно русское,- возбуждённо выкрикивал нахлебник и, вдруг остолбенев среди кухни, начал громко говорить, рассекая воздух правой рукою, а в левой дрожали очки. Говорил долго, яростно, подвизгивая и притопывая ногою, часто повторяя одни и те же слова:
Нельзя жить чужой совестью, да, да!
Отирая ладонью красные, толстые губы, Петровна спросила:
Рассердился будто?
Не,- ответил дядя Петр.- Это он так себе...
Бабушка слезла с печи и стала молча подогревать самовар, а дядя Петр, не торопясь, говорил:
Господа все такие - капризники!
Валей угрюмо буркнул:
Холостой всегда дурит!
Все засмеялись, а дядя Пётр тянул:
До слёз дошел. Видно - бывало, щука клевала, а ноне и плотва - едва...
Стало скучно; какое-то уныние щемило сердце. Хорошее Дело очень удивил меня, было жалко его,- так ясно помнились его утонувшие глаза.
Он не ночевал дома, а на другой день пришёл после обеда - тихий, измятый, явно сконфуженный.
Вчера я шумел,- сказал он бабушке виновато, словно маленький.- Вы не сердитесь?
На что же?
А вот, что я вмешался, говорил?
Вы никого не обидели...
Я чувствовал, что бабушка боится его, не смотрит в лицо ему и говорит необычно - тихо слишком.
Он подошёл вплоть к ней н сказал удивительно просто:
Видите ли, я страшно один, нет у меня никого! Молчишь, молчишь,- и вдруг - вскипит в душе, прорвёт... Готов камню говорить, дереву...
Бабушка отодвинулась от него.
А вы бы женились...
Э! - воскликнул он, сморщившись, и ушёл, махнув рукой.
Бабушка, нахмурясь, поглядела вслед ему, понюхала табаку и потом строго сказала мне:
Ты, гляди, не очень вертись около него; бог его знает, какой он такой...
А меня снова потянуло к нему.
Я видел, как изменилось, опрокинулось его лицо, когда он сказал "страшно один"; в этих словах было что-то понятное мне, тронувшее меня за сердце, и я пошёл за ним.
Заглянул со двора в окно его комнаты,- она была пуста и похожа на чулан, куда наскоро, в беспорядке, брошены разные ненужные вещи,- такие же ненужные и странные, как их хозяин. Я пошёл в сад и там, в яме, увидал его; согнувшись, закинув руки за голову, упираясь локтями в колени, он неудобно сидел на конце обгоревшего бревна; бревно было засыпано землёю, а конец его, лоснясь углем, торчал в воздухе над жухлой полынью, крапивой, лопухом. И то, что ему было неудобно сидеть, ещё более располагало к этому человеку.
Он долго не замечал меня, глядя куда-то мимо, слепыми глазами филина, потом вдруг спросил как будто с досадой:
За мной?
А что же?
Он снял очки, протёр их платком в красных и черных пятнах и сказал:
Ну, полезай сюда!
Когда я сел рядом с ним, он крепко обнял меня за плечи.
Сиди... Будем сидеть и молчать- ладно? Вот это самое... Ты упрямый?
Хорошее дело!
Молчали долго. Вечер был тихий, кроткий, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно линяет, беднеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние запахи, пахнет только холодной сыростью, воздух же странно прозрачен и в красноватом небе суетно мелькают галки, возбуждая невеселые мысли. Всё немотно и тихо; каждый звук - шорох птицы, шелест упавшего листа - кажется громким, заставляет опасливо вздрогнуть, но, вздрогнув, снова замираешь в тишине - она обняла всю землю и наполняет грудь. В такие минуты родятся особенно чистые, лёгкие мысли, но они тонки, прозрачны, словно паутина, и неуловимы словами. Они вспыхивают и исчезают быстро, как падающие звёзды, обжигая душу печалью о чём-то, ласкают её, тревожат, и тут она кипит, плавится, принимая свою форму на всю жизнь, тут создаётся её лицо.
Прижимаясь к тёплому боку нахлебника, я смотрел вместе с ним сквозь чёрные сучья яблонь на красное небо, следил за полетами хлопотливых чечёток, видел, как щеглята треплют маковки сухого репья, добывая его терпкие зерна, как с поля тянутся мохнатые, сизые облака с багряными краями, а под облаками тяжело летят вороны ко гнездам, на кладбище. Всё было хорошо и как-то особенно - не по-всегдашнему - понятно и близко.
Иногда человек спрашивал, глубоко вздохнув:
Славно, брат? То-то? А не сыро, не холодно?
А когда небо потемнело и все вокруг вспухло, наливаясь сырым сумраком, он сказал:
Ну, будет! Идем...
У калитки сада он остановился, тихо говоря:
Хороша у тебя бабушка,- о, какая земля!
Закрыл глаза и, улыбаясь, прочитал негромко, очень внятно:
Это ему в наказанье дано:
Злого бы приказа не слушался,
За чужую совесть не прятался!..
Ты, брат, запомни это, очень!
И, поталкивая меня вперёд, спросил:
Ты писать умеешь?
Научись. А научишься - записывай, что бабушка рассказывает,- это, брат, очень годится...
Мы подружились. С этого дня я приходил к Хорошему Делу, когда хотел, садился в ящик с каким-то тряпьем и невозбранно следил, как он плавит свинец, греет медь; раскалив, куёт железные пластины на маленькой наковальне лёгким молотком с красивой ручкой, работает рашпилем, напильником, наждаком, и тонкой, как нитка, пилою... И всё взвешивает на чутких медных весах. Сливая в толстые белые чашки разные жидкости, смотрит, как они дымятся, наполняют комнату едким запахом, морщится, смотрит в толстую книгу и мычит, покусывая красные губы, или тихонько тянет сиповатым голосом:
О, роза Сарона...
Это чего ты делаешь?
Одну штуку, брат...
А-а, видишь ли, не умею я сказать так, чтоб ты понял...
Дедушка говорит, что ты, может, фальшивые деньги делаешь...
Дедушка? Мм... Ну, это он пустяки говорит! Деньги, брат,- ерунда...
А чем за хлеб платить?
Н-да, брат, за хлеб надобно платить, верно...
Видишь? И за говядину тоже...
И за говядину...
Он тихонько удивительно мило смеется, щекочет меня за ухом, точно кутёнка, и говорит:
Никак не могу я спорить с тобой,- забиваешь ты, брат, меня: давай лучше помолчим...
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго смотрели в окно, как сеет дождь на крыши, на двор, заросший травою, как беднеют яблони, теряя лист. Говорил Хорошее Дело скупо, но всегда какими-то нужными словами; чаще же, желая обратить на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и показывал глазом, подмигивая.
Ничего особенного я не вижу на дворе, но от этих толчков локтём и от кратких слов все видимое кажется особо значительным, все крепко запоминается. Вот по двору бежит кошка, остановилась перед светлой лужей и, глядя на своё отражение, подняла мягкую лапу, точно ударить хочет его,- Хорошее Дело говорит тихонько:
Кошки горды и недоверчивы...
Золотисто-рыжий петух Мамай, взлетев на изгородь сада, укрепился, встряхнул крыльями, едва не упал и, обидевшись, сердито бормочет, вытянув шею.
Важен генерал, а не очень умный...
Идёт неуклюжий Валей, ступая по грязи тяжело, как старая лошадь; скуластое лицо его надуто, он смотрит, прищурясь в небо, а оттуда прямо на грудь ему падает белый осенний луч,- медная пуговица на куртке Валея горит, татарин остановился и трогает её кривыми пальцами.
Точно медаль получил, любуется...
Я быстро и крепко привязался к Хорошему Делу, он стал необходим для меня и во дни горьких обид, и в часы радостей. Молчаливый, он не запрещал мне говорить обо всём, что приходило в голову мою, а дед всегда обрывал меня строгим окриком:
Не болтай, бесова мельница!
Бабушка же была так полна своим, что уж не слышала и не принимала чужого.
Хорошее Дело всегда слушал мою болтовню внимательно и часто говорил мне, улыбаясь:
Ну, это, брат, не так, это ты сам выдумал...
И всегда его краткие замечания падали вовремя, были необходимы,- он как будто насквозь видел всё, что делалось в сердце и голове у меня, видел все лишние, неверные слова раньше, чем я успевал сказать их, видел и отсекал прочь двумя ласковыми ударами:
Врёшь, брат!
Я нередко нарочно испытывал эту его колдовскую способность; бывало, выдумаю что-нибудь и рассказываю как бывшее, но он, послушав немножко, отрицательно качал головою:
Ну, врешь, брат...
А почему ты знаешь?
Уж я, брат, вижу...
Часто, отправляясь на Сенную площадь за водой, бабушка брала меня с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика,- свалили его на землю и рвут, точно собаки собаку. Бабушка сбросила вёдра с коромысла и, размахивая им, пошла на мещан, крикнув мне:
Беги прочь!
Но я испугался, побежал за нею и стал швырять в мещан голышами, камнями, а она храбро тыкала мещан коромыслом, колотила их по плечам, по башкам. Вступились и ещё какие-то люди, мещане убежали, бабушка стала мыть избитого; лицо у него было растоптано, я и сейчас с отвращением вижу, как он прижимал грязным пальцем оторванную ноздрю, и выл, и кашлял, а из-под пальца брызгала кровь в лицо бабушке, на грудь ей; она тоже кричала, тряслась вся.
Когда я, придя домой, вбежал к нахлебнику и стал рассказывать ему, он бросил работу и остановился предо мной, подняв длинный напильник, как саблю, глядя на меня из-под очков пристально и строго, а потом вдруг прервал меня, говоря необычно внушительно:
Прекрасно, именно так и было всё! Очень хорошо!
Потрясённый виденным, я не успел удивиться его словам и продолжал говорить, но он обнял меня и, расхаживая по комнате, спотыкаясь, заговорил:
Довольно, больше не надо! Ты уж, брат, все сказал, что надо,- понимаешь? Все!
Я замолчал, обидясь, но, подумав, с изумлением, очень памятным мне, понял, что он остановил меня вовремя: действительно я всё сказал.
Ты, брат, на этих случаях не останавливайся,- это нехорошо запоминать! - сказал он.
Иногда он неожиданно говорил мне слова, которые так и остались со мною на всю жизнь. Рассказываю я ему о враге моем Клюшникове, бойце из Новой улицы, толстом, большеголовом мальчике, которого ни я не мог одолеть в бою, ни он меня. Хорошее Дело внимательно выслушал горести мои и сказал:
Это - ерунда; такая сила - не сила! Настоящая сила - в быстроте движения; чем быстрей, тем сильней - понял?
В следующее воскресенье я попробовал действовать кулаками быстрее и - легко победил Клюшникова. Это ещё более подняло мое внимание к словам нахлебника.
Всякую вещь надо уметь взять, понимаешь? Это очень трудно - уметь взять!
Я не понял ничего, но невольно запоминал такие и подобные слова,- именно потому запоминал, что в простоте этих слов было нечто досадно таинственное; ведь не требовалось никакого особого уменья взять камень, кусок хлеба, чашку, молоток!
А в доме Хорошее Дело всё больше не любили; даже ласковая кошка весёлой постоялки не влезала на колени к нему, как лазала ко всем, и не шла на ласковый зов его. Я её бил за это, трепал ей уши и, чуть не плача, уговаривал её не бояться человека.
У меня одежда пахнет кислотами, вот кошка и не идёт ко мне,- объяснял он, но я знал, что все, даже бабушка, объясняли это иначе, враждебно нахлебнику, неверно и обидно.
Пошто ты торчишь у него? - сердито спрашивала бабушка.- Гляди, научит он тебя чему-нибудь...
А дед жестоко колотил меня за каждое посещение нахлебника, которое становилось известно ему, рыжему хорьку. Я, конечно, не говорил Хорошему Делу о том, что мне запрещают знакомство с ним, но откровенно рассказывал, как относятся к нему в доме.
Бабушка тебя боится, она говорит - чернокнижник ты, а дедушка тоже, что ты богу враг и людям опасный...
Он дергал головою, как бы отгоняя мух; на меловом его лице розовато вспыхивала улыбка, от которой у меня сжималось сердце и зеленело в глазах.
Я, брат, вижу уж! - тихонько говорил он.- Это, брат, грустно, а?
Грустно, брат...
Наконец его выжили.
Однажды я пришел к нему после утреннего чая и вижу, что он, сидя на полу, укладывает свои вещи в ящики, тихонько напевая о розе Сарона.
Ну, прощай, брат, вот я и уезжаю...
Он пристально посмотрел на меня, говоря:
Разве ты не знаешь? Комната нужна для твоей матери...
Это кто сказал?
Дедушка...
Врёт он!
Хорошее Дело потянул меня за руку к себе, и, когда я сел на пол, он заговорил тихонько:
Не сердись! А я, брат, подумал, что ты знаешь, да не сказал мне; это нехорошо, подумал я...
Было грустно и досадно на него за что-то.
Послушай-ко,- почти шёпотом говорил он, улыбаясь,- ты помнишь, я тебе сказал - не ходи ко мне? Я кивнул головой.
Обиделся ты на меня, да?
А я, брат, не хотел тебя обидеть; я, видишь ли, знал: если ты со мной подружишься, твои станут ругать тебя,- так? Было так? Ты понял, почему я сказал это?
Он говорил, словно маленький, одних лет со мною; а я страшно обрадовался его словам; мне даже показалось, что я давно, еще тогда, понял его; я так и сказал:
Это я давно понял!
Ну, вот! Так-то, брат. Вот это самое, голубчик...
У меня нестерпимо заныло сердце.
Отчего они не любят тебя никто?
Он обнял меня, прижал к себе и ответил, подмигнув:
Чужой - понимаешь? Вот за это самое. Не такой...
Я дергал его за рукав, не зная, не умея, что сказать.
А у самого тоже слёзы текут из-под мутных очков.
И потом, как всегда, мы долго сидели в молчании, лишь изредка перекидываясь краткими словами.
Вечером он уехал, ласково простившись со всеми, крепко обняв меня. Я вышел за ворота и видел, как он трясся на телеге, разминавшей колёсами кочки мёрзлой грязи. Тотчас после его отъезда бабушка принялась мыть и чистить грязную комнату, а я нарочно ходил из угла в угол и мешал ей.
Уйди! - кричала она, натыкаясь на меня.
Вы зачем прогнали его?
А ты поговори!
Дураки вы все,- сказал я.
Она стала шлёпать меня мокрой тряпкой, крича:
Да ты ошалел, пострел!
Не ты, а все другие дураки,- поправился я, но это её не успокоило.
За ужином дед говорил:
Ну, слава богу! А то, бывало, как увижу его,- нож в сердце: ох, надобно выгнать!
Я со зла изломал ложку и снова потерпел.
Так кончилась моя дружба с первым человеком из бесконечного ряда чужих людей в родной своей стране,- лучших людей её...
План пересказа
1. У Алеши Пешкова умирает отец. Они с матерью переезжают в Нижний Новгород.
2. Мальчик знакомится со своей многочисленной родней.
3. Нравы семьи Кашириных.
4. Алеша узнает историю Цыганка и всей душой привязывается к нему.
5. Один из вечеров в доме Кашириных.
6. Смерть Цыганка.
7. Знакомство мальчика с Хорошим Делом.
8. Пожар в красильной мастерской.
9. Смерть тети Натальи.
10. Семья разделяется. Алеша вместе с дедом и бабушкой переезжают в другой дом.
11. Дед обучает мальчика чтению.
12. Дед грубо обращается с бабушкой на глазах у Алеши.
13. Драки в семье Кашириных.
14. Алеша узнает, что дед и бабушка по-разному верят в Бога.
15. Мальчик тоскует из-за того, что у него нет друзей.
16. Переезд в новый дом. Дружба с Хорошим Делом.
17. Алеша заводит дружбу с дядей Петром.
18. Мальчик знакомится с соседскими ребятами.
19. Мать Алеши возвращается в семью своих родителей.
20. Сложные взаимоотношения деда и его дочери (матери Алеши).
21. Алеша идет в школу.
22. Тяжелая болезнь мальчика. Бабушка рассказывает ему об отце.
23. Мать Алеши снова выходит замуж и, уезжая, не берет сына с собой.
24. Мать с отчимом возвращаются, а потом (уже вместе с Алешей) переезжают в Сормово.
25. Непростые отношения матери и отчима.
26. Алеша, заступаясь за мать, нападает на отчима.
27. Мальчик снова живет у бабушки и деда. Они разделили имущество.
28. Алеша, жалея бабушку, начинает работать. Деньги он отдает ей.
29. Мальчик успешно сдает экзамен в третий класс.
30. Мать Алеши умирает. Дед отправляет внука в люди.
Пересказ
Глава I
Глава начинается с описания переживаний маленького героя-рассказчика, связанных со смертью отца. Он не может понять, почему так случилось. В памяти мальчика осталась церемония похорон отца, переезд из Астрахани в Нижний Новгород. Неизгладимо впечатление от первой встречи с дедом — Василием Кашириным - и многочисленной родней. Мальчик с любопытством рассматривал дом, двор, мастерскую (красильную) деда Каширина.
Глава II
Описание жизни мальчика-полусироты в доме деда. Рассказ о враждебных отношениях между дядьями из-за неразделенного наследства. Все это впрямую касается и его матери — Варвары Васильевны. Первые уроки грамоты Алеша получил от тетки Натальи, которая учила его молитве «Отче наш...»
По субботам дед порол провинившихся внуков. Первый раз Алеша увидел, как выпороли за раскаленный наперсток двоюродного брата Сашку. Мальчик гордится своей матерью, считает ее сильной.
Алеша тоже успел провиниться. По подсказке Яшки он стащил у бабушки белую скатерть, решив посмотреть, какой она будет, если ее выкрасить. Он опустил белую скатерть в чан с краской. За это и был наказан дедом. Сначала он выпорол Сашку, а потом Алешу. Алешу дед засек до потери сознания, и несколько дней он хворал, лежа в постели вверх спиною.
К нему приходила бабушка, потом заглянул и дед. Он долго сидел с Алешей, рассказывал ему о своей жизни. Так Алеша подружился с дедом. Он узнал, что раньше дед был бурлаком. К Алеше приходил Цыганок, рассказывал о своей жизни, учил мальчика быть хитрее.
Глава III
Алеша выздоровел и стал общаться с Цыганком. Цыганок в доме занимал особенное место. Дед к нему относился уважительно, дядья тоже не злословили, не «шутили» над ним. А вот мастеру Григорию они почти каждый вечер устраивали что-нибудь обидное и злое: то ручки ножниц нагреют на огне, то гвоздь воткнут в сиденье стула, то накрасят лицо фуксином... Бабушка всегда ругала сыновей за такие «шутки».
По вечерам бабушка рассказывала сказки или истории из своей жизни, тоже подобной сказке. От бабушки мальчик узнал, что Цыганок - подкидыш. Алеша поинтересовался, зачем детей подкидывают. Бабушка ответила: от бедности. У нее было бы восемнадцать детей, если бы все выжили. Бабушка посоветовала внуку любить Иванку (Цыганка). Алеша полюбил Цыганка и не переставал ему удивляться. Субботними вечерами, когда дед, выпоров провинившихся, отправлялся спать, Цыганок на кухне устраивал тараканьи бега; мышата под его команду стояли и ходили на задних лапах; показывал фокусы с картами.
По праздникам в доме деда работники устраивали пляски под гитару, слушали и сами пели народные песни.
Дружба Алеши с Иваном становилась все крепче. Цыганок рассказал мальчику, как один раз отправили его за провизией на базар. Дед дал пять целковых, а Иван, потратив четыре с половиной, привез продуктов на пятнадцать целковых. Бабушка очень сердилась на Цыганка за то, что он ворует на базаре.
Алеша просит Цыганка больше не воровать, а то его будут бить до смерти. Цыганок в ответ говорит, что он любит Алешу, а Кашириных никого не любит, кроме «бабани». Вскоре Цыганок погиб. Его придавило дубовым крестом, который должны были отнести на кладбище. Подробное описание похорон. В этой же главе автор вспоминает о первом общении с Хорошим Делом.
Глава IV
Бабушка молится за здоровье семьи, за счастье матери Алеши. Мальчику понравился бабушкин Бог. Он часто просит ее рассказать о нем. Бабушка в форме сказок рассказывает о Боге.
Однажды Алеша заметил, что у тети Натальи вспухшие губы, под глазами синяки, и спросил у бабушки, бьет ли ее дядя. Бабушка ответила: бьет, злой он, а она — кисель... Бабушка вспоминает, как ее в молодости бил муж (дед Каширин). Алеша думает о том, что часто бабушкины истории ему снятся. Однажды ночью, когда бабушка молилась перед образами, она вдруг заметила, что горит мастерская деда. Она разбудила всех, стали тушить пожар, спасать имущество. При тушении пожара активность и находчивость больше всех проявила бабушка. После пожара дед ее похвалил. Бабушка обожгла руки и очень страдала от боли. На следующий день умерла тетя Наталия.
Глава V
Дядья к весне разделились: Яков остался в городе, а Михаил уехал за реку. Дед купил себе большой дом на улице Полевой, с кабаком в нижнем каменном этаже. Весь дом был набит квартирантами, только на верхнем этаже дед оставил одну большую комнату себе и для гостей. Бабушка весь день хлопотала по дому: шила, стряпала, копалась в огороде и в саду, радуясь, что стали они жить мирно и тихо. Со всеми квартирантами бабушка жила дружно, к ней часто обращались за советом.
Алеша весь день вертелся рядом с Акулиной Ивановной в саду, на дворе, ходил к соседкам... Иногда приходила на короткое время мать и быстро исчезала. Бабушка рассказывала Алеше о своем детстве, о том, как жила с родителями, вспоминала добрым словом свою мать, как она научила ее плести кружева и другим делам по хозяйству; о том, как вышла замуж за деда.
Однажды дед достал откуда-то новенькую книжку и стал обучать Алешу грамоте. Мама с улыбкой наблюдала за тем, как внук перекрикивал деда, повторяя за ним названия букв. Грамота давалась мальчику легко. Вскоре он читал по складам Псалтырь. Прерывая по вечерам чтение, Алеша просил деда рассказать что-нибудь. И дед вспоминал интересные истории из своего детства, зрелого возраста и все поучал внука быть хитрым, а не простодушным. Нередко на эти беседы приходила бабушка, садилась тихо в уголок и слушала, иногда задавала вопросы и помогала вспоминать кое-какие детали. Уходя в прошлое, они забывали обо всем, с грустью вспоминая лучшие годы. Бабушка старалась успокоить деда, но когда она нагнулась к нему, он с размаху ударил ее кулаком в лицо. Бабушка обозвала деда дураком и стала полоскать рот, очищая его от крови. На вопрос Алеши, больно ли ей. Акулина Ивановна ответила: зубы целы... Объяснила, что дед злится, потому что ему трудно сейчас, его преследуют неудачи.
Глава VI
В один из вечеров в комнату, где Алеша с дедом и бабушкой пили чай, ворвался дядя Яков и рассказал, что Мишка буянит; напился и побил посуду, изорвал одежду и грозится отцу бороду выдернуть. Дед разозлился: они все хотят приданое Варвары «сцапать». Дед обвинил дядю Якова, что он специально напоил младшего брата и настроил против отца. Яков обиженно оправдывался. Бабушка шепнула Алеше, чтобы он взобрался наверх, и как только появится дядя Михайло, сказал ей об этом. Увидев дядю Михаила, мальчик сообщил, что дядя зашел в кабак. Наблюдая из окна, Алеша вспоминает рассказанные бабушкой сказки и ставит свою мать в центр этих былей и небылиц. То, что она не хочет жить в своей семье, возвышало ее в глазах мальчика.
Выйдя из кабака, дядя Михаил упал во дворе, очнувшись, он взял булыжник и закинул его в ворота. Бабушка начала молиться... Всего год прожили Каширины на улице Полевой, но приобрел этот дом шумную славу. Пацаны бегали по улице и часто кричали:
Опять у Кашириных дерутся!
Дядя Михаил часто по вечерам приходил пьяным к дому и устраивал дебоши. Автор детально описывает один из погромов, учиненных пьяным дядей Михаилом: он повредил деду руку, разбил двери, посуду в кабаке...
Глава VII
Алеша внезапно для себя делает открытие, понаблюдав за бабушкой и дедом. Он понимает, что у деда один Бог, а у бабушки - другой. Каждый из них молится и просит его о своем.
Автор вспоминает, как однажды бабушка поссорилась с кабатчицей. Кабатчица изругала ее, и Алеше захотелось ей отомстить за это. Когда кабатчица спустилась в погреб, мальчик закрыл над нею творила, запер их и сплясал на погребе танец мести. Забросив ключ на крышу, он убежал на кухню. Бабушка догадалась об этом не сразу, но потом отшлепала Алешу и послала его за ключом. Освободив кабатчицу, бабушка попросила внука не вмешиваться в дела взрослых.
Автор с юмором вспоминает, как молился дед и как он его поправлял, когда тот забывал слова из молитвы. За это дед ругал Алешу. Дед, рассказывая внуку о необозримой силе Божией, подчеркивал жестокость Бога: вот согрешили люди — и потоплены, еще согрешили — и сожжены, разрушены города их; вот Бог наказал людей голодом и мором, и «всегда он — меч над землею, бич грешникам». Мальчику трудно было поверить в жестокость Бога, он подозревал, что дед нарочно придумывает все это, чтобы внушить ему страх не перед богом, а перед ним. Дедов Бог вызывал у него страх и неприязнь: он не любит никого, следит за всеми строгим оком, ищет и видит в человеке дурное, злое, грешное. Он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать. Бог бабушки — милый друг всему живому. Алешу тревожил вопрос: как же это дед не видит доброго Бога? - Алешу не пускали играть на улицу, друзей у него не было. Мальчишки дразнили его, называя внуком Кошея Каширина. За это Алеша лез в драку и приходил домой в крови и в синяках.
Рассказчик вспоминает, как тяжело ему было смотреть на нищих и блаженных Григория Ивановича, распутную бабу Веронику и других. У каждого из них была трудная судьба, как узнал мальчик из рассказов бабушки.
Много интересного, забавного было в доме деда Каширина, но мальчика душила бесконечная тоска...
Глава VIII
Дед неожиданно продал дом кабатчику, купил другой. Новый дом был нарядней, милей прежнего. Все так же дед пускал квартирантов. Публика была разношерстная: здесь жили и военный из татар, и два ломовых извозчика, и нахлебник, которого бабушка прозвала Хорошее Дело.
Хорошее Дело весь день в своей комнате плавил свинец, паял какие-то медные штучки, на маленьких весах что-то взвешивал. Алеша наблюдал за ним, влезая на крышу сарая, через открытое окно. Никто в доме не любил Хорошее Дело. Однажды, набравшись смелости, Алеша подошел к двери комнаты и спросил его, что он делает. Квартирант не узнал Алешу. Мальчик был удивлен, ведь он по четыре раза в день сидел с ним за одним столом! Но все же просто ответил: «Здешний внук...» Мальчик долго наблюдал за действиями Хорошего Дела. Тот попросил Алешу больше к нему не приходить...
Мальчик вспоминает, как в дождливые вечера, когда дед уходил из дома, бабушка устраивала в кухне интереснейшие собрания, приглашая всех жильцов пить чай. Хорошее Дело с татарином играли в карты. Другие пили чай, наливку, а бабушка рассказывала разные истории. И вот когда однажды бабушка закончила свой рассказ, Хорошее Дело забеспокоился и сказал, что это надо записать. Бабушка разрешила ему записать, заявив, что знает еще много историй. В разговоре с бабушкой Хорошее Дело посетовал на то, что остался один, а бабушка посоветовала ему жениться. Алеша стал ходить к квартиранту, общаться с ним. Хорошее Дело посоветовал Алеше записывать все, что бабушка рассказывает, это пригодится. С тех пор Алеша подружился с Хорошим Делом. Он стал необходим мальчику и в дни горьких обид, и в часы радостей. Бабушка беспокоилась, что внук долго пропадал в комнате у Хорошего Дела. Однажды Алеша увидел, что Хорошее Дело собирает свои вещи. Дед попросил его освободить комнату. Вечером он уехал, а бабушка стала за ним мыть полы, чистить грязную комнату... Так закончилась дружба мальчика с первым человеком из бесконечного ряда чужих людей в родной своей стране — лучших ее людей.
Глава IX
Глава начинается с воспоминания о том, что после отъезда Хорошего Дела Алеша подружился с дядей Петром. Он был похож на деда — грамотен, начитан. Петр очень любил чистоту, порядок, часто рассказывал о том, как хотели его убить, стреляли и ранили в руку. В беседах с Алешей дядя Петр нередко говорил о своей жене Татьяне Лексеевне, о том, как много он за нее страдал.
Автор вспоминает, как по праздникам к ним в гости приходили братья - печальный и ленивый Саша Михайлов, аккуратный и всезнающий Саша Яковов. И вот однажды, бегая по крышам построек, Алеша по совету брата плюнул на лысину соседскому барину. Был великий шум и скандал. Дед выпорол Алешу за это баловство. Дядя Петр смеялся над Алешей, чем вызвал у него злость. Рассказчик вспоминает еще одну историю: он залез на дерево, поскольку хотел поймать птицу. Оттуда увидел, как один мальчик упал в колодец. Алеша и братишка того мальчика помогли бедняге выбраться. Так Алеша подружился с соседскими ребятами. Дед запретил общаться Алеше с мальчишками. Но несмотря на запреты Алеша продолжал дружбу с ними.
В будний день, когда Алеша с дедом убирали снег на дворе, вдруг подошел полицейский и стал о чем-то расспрашивать деда. Выяснилось, что во дворе нашли труп дяди Петра. Весь вечер до поздней ночи в доме Кашириных толпились И кричали чужие люди.
Глава X
Автор вспоминает, как он ловил снегирей в огороде Петровны и вдруг увидел, как на тройке лошадей мужик кого-то привез. Дед сказал, что приехала мать. С большой радостью встретилась мать с сыном. Алеша долго рассматривал ее — давно не видел. Бабушка стала жаловаться на внука, что тот своевольничает, не слушается. Дед стал ругать свою дочь за оставленного где-то ребенка. Бабушка за дочь вступалась, просила деда простить ей этот грех. Дед в ярости начал трясти Акулину Ивановну за плечи, кричать, что они помрут нищими. Алеша вступился за бабушку, а дед стал кричать и на него.
Вечером мать сказала, что Адеша очень похож на своего отца. Алеша вспоминает радость общения с матерью, ее ласку, тепло ее взгляда и слов. Мать учит Алешу «гражданской» грамоте: купила книжки, и Алеша заучивает стихи наизусть. Алеша рассказал матери, что выученные им стихи он помнит: слова идут в рифму, другие по памяти. Мать наблюдает за сыном. Он сам, оказывается, сочиняет стихи.
Уроки матери начали тяготить мальчика. Но больше всего волновало его то, что в доме деда матери жилось плохо. Дед что-то задумал против нее. Мать не слушала деда. Дед побил бабушку. Бабушка просит Алешу не рассказывать об этом матери. Чтобы как-то отомстить деду, Алеша изрезал все образа, перед которыми молился дед. За это дед его выпорол. Вскоре дед попросил всех постояльцев освободить квартиры. По праздникам он стал приглашать гостей, устраивал шумные гуляния, на которых пили чай с ромом.
Дед говорил матери Алеши, что мальчику нужен отец. Он хотел, чтобы Варвара вышла замуж за мастера Василия. Варвара отказалась.
Глава XI
Мать стала хозяйкой в доме. Дед сделался незаметным, тихим, не похожим на себя. Он читал таинственную книгу на чердаке. На вопрос Алеши, что это за книга, дед ответил, что этого ему не нужно знать.
Теперь мать жила в двух комнатах. К ней приходили гости. После святок мать отвела Алешу и Сашу, сына дяди Михаила, в школу. Алеше школа сразу не понравилась, брат же, напротив, был очень доволен в первые дни. Но потом он сбежал из школы, а дед, бабушка и мать Алеши долго искали его по городу. Наконец Сашу привезли домой. Мальчики всю ночь проговорили и решили, что учиться им надо.
Вдруг Алеша заболел оспой. Бабушка, сидя у кровати больного, вспоминала всякие истории. И рассказала, как ее дочь вышла против воли отца замуж за Максима Пешкова (отца Алеши), как дядья невзлюбили его, и они с Варварой уехали в Астрахань.
Мать стала редко появляться у кровати сына. А Алешу не увлекали уже рассказы бабушки. Он тревожился за мать. Алеше порой снилось, что отец его шел куда-то один, с палкой в руке, и мохнатая собака бежала за ним...
Глава XII
Оправившись от болезни, Алеша зашел в комнату матери. Здесь он увидел женщину в зеленом платье. Это была его другая бабушка. Алеша невзлюбил старушку и ее сына Женю. Он просил мать не выходить замуж. Но мать все-таки сделала по-своему. Свадьба была тихая: придя из церкви, невесело пили чай, потом мать ушла в комнату укладывать сундуки.
На следующее утро мать уехала. На прощание она попросила Алешу слушаться деда. Максимов, новый муж матери, укладывал вещи в повозке. С ними вместе уехала и зеленая старуха.
Алеша остался жить у деда с бабушкой. Мальчик любил в уединении читать книги. Его уже не занимали рассказы деда и бабушки. Осенью дед продал дом, снял две комнаты в подвале. Мать приехала вскоре: бледная, худая. С нею приехал и отчим. Из разговоров взрослых мальчик понял, что дом, где жила мать с отчимом, сгорел, и они приехали снова к деду. Через несколько месяцев они переехали в Сормово. Здесь Алеше все было чужое. Он не мог привыкнуть к жизни без бабушки и деда. На улицу его отпускали редко. Мать часто хлестала его ремнем. Как-то раз Алеша предупредил, что укусит ее, если она не перестанет его бить.
Отчим был строг с мальчиком, неразговорчив с матерью, часто ссорился с ней. Мать была беременна, и это злило его. Перед тем как матери родить, Алешу отвели к деду. Сюда же вскоре приехала бабушка с матерью и маленьким ребеночком.
Алеша пошел в школу. Он невзлюбил учителя и всячески ему пакостил. Учитель жаловался родителям, мать строго наказывала Алешу. Потом мать вновь отослала Алешу к деду. Он слышал, как она ругалась с отчимом, приревновав его. Отчим ударил мать. Алеша взял кухонный нож и ударил отчима в бок. Мать стала за это избивать сына. Отчим отнял мальчика из рук матери. Вечером, когда отчим ушел из дома, мать стала извиняться перед Алешей.
Глава XIII
Снова Алеша живет у деда Каширина. Дед, оказывается, разделил имущество с бабушкой. Собранные деньги он отдавал в рост новому своему приятелю, прозванному в слободке Хлыстом. В доме все строго делилось: один день обед готовила бабушка из провизии, купленной на ее деньги, на другой день провизию закупал дед. Дед стал считать сахар и чай... Алеше было и смешно и противно видеть все эти дедовы фокусы. Он сам начал зарабатывать деньги: собирал по дворам тряпки, бумагу, гвозди, кости и сдавал в утильсырье. Деньги отдавал бабушке. Потом с другими ребятами Алеша стал воровать дрова. По субботним вечерам мальчишки устраивали праздники. В школе Алешу дразнили ветошником.
Он успешно сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, басни Крылова в переплете и еще книгу без переплета, а также похвальный лист. Дед очень обрадовался успехам внука. Бабушка заболела, а дед стал попрекать ее куском. Алеша сдал свои книжки лавочнику за пятьдесят копеек и принес деньги бабушке.
Во время каникул Алеша стал больше зарабатывать. Они с раннего утра уходили с мальчишками собирать тряпье по улицам. Но эта жизнь продолжалась недолго. Мать вернулась с маленьким сыном к деду. Она была тяжело больна. Алеша привязался к брату. Матери с каждым днем становилось хуже. Дед сам кормил Колю, усаживая на колени. Мать умерла в августе. Через несколько дней после похорон матери дед сказал внуку: «Ну, Лексей, ты — не медаль, на шее у меня тебе не место, а иди-ка ты в люди». И пошел Алексей в люди.
В повести «Детство» Максим Горький изобразил собственный образ. Писатель рано потерял отца и вынужден был жить в доме родных, где царила мрачная и безрадостная атмосфера. Дед отличался жестокостью, прочие родственники - жадностью и трусостью. В такой обстановке формировалась личность классика русской и советской литературы, однако в этом доме он нашел также любовь и понимание. Характеристика Алеши из повести «Детство» Горького - тема этой статьи.
С ранних лет писатель познал суровую правду жизни. Действительность жизни русского народа терзала его на протяжении всех лет. Но все же, даже на фоне неприглядной картины, он находил нечто прекрасное. Непобедимая вера в человека руководила им и в жизни, и в творчестве.
Дед
До того как Алеша попала в дом своих родственников, он ничего не знал о насилии. Дед его - отец матери - был человеком не только жестоким, но и крайне несправедливым. В страхе он держал весь дом. Детей наказывали здесь за любую провинность. И даже если вина ребенка была не доказана, он подвергался жестокому избиению.
В чем заключается характеристика Алеши из повести «Детство» Горького? Проанализировав поступки мальчика, можно сделать вывод, что от родственников он отличался стремлением к справедливости и состраданием к чужому горю. В доме деда атмосфера была бездуховной. Человек и его переживания не брались в расчет. У Алеши были все шансы стать похожим на одного из обитателей этого мрачного жилища. Однако несправедливость, с которой он столкнулся, вылилась в стремление бороться за свои права, способствовала развитию лучших человеческих качеств.
Дед был откровенным самодуром. По любому поводу он приходил в ярость. А с годами стала все больше развиваться в нем жадность, принявшая в последние годы патологические формы. Человек в этом доме не имел никакой ценности. Материальные ценности были превыше всего. Но, несмотря на это, жизнь рядом с такими людьми стала для Алеши Пешкова хорошей школой жизни.
Григорий
Характеристика Алеши из повести «Детство» Горького была бы неполной без описания его отношения к этому персонажу. В доме деда жил слепой мастер. И дядья, обладая чрезвычайно скудным интеллектом, регулярно потешались над ним. Насмешки над его слепотой веселили их. А сыновья их - двоюродные братья Алеши - быстро переняли у отцов подобный способ развлечения. Главный герой повести Горького не только не подражал взрослым в этом неприглядном деле, но уже с ранних лет стал понимать, насколько низко ведут себя его родные. К Григорию он испытывал сострадание. Характеристика Алеши из повести «Детство» Горького говорит о том, что герой этот обладал прекрасной благородной душой, которая не была искалечена даже в темном бездуховном мире.
Акулина Ивановна
Бабушку автор повести описывает «круглой, большеголовой, с большими глазами и смешным носом». Эта женщина почти заменила ему мать и стала человеком, благодаря доброте которого душа мальчика не очерствела. Акулина Ивановна была человеком малообразованным, но по-своему одаренным. Она много рассказывала сказок и историй своему внуку. Склонность к использованию мифологических сюжетов и романтических мотивов, которое просматривается в раннем творчестве Горького, быть может, было заложено еще в детстве писателя. К тому же эта женщина обладала необыкновенной артистичностью. «Она не плясала, а как будто рассказывала что-то» - вспоминает в своем произведении автор. Жизненные трудности преодолеть помогала ей вера в Бога. И главное - бабушка обладала бесстрашием и отвагой, о чем свидетельствует тот фрагмент в повести, в котором изображен пожар в доме деда.
Алеша Пешков - личность, в формировании которой особую роль играла борьба добра и зла. Она не имела открытого характера. На жестокость и глупость деда жена его не отвечала подобным. Но мальчик, на примере своей бабушки, понимал, что зло побороть можно лишь любовью и добротой. Алеша Пешков на всю жизнь сохранил образ этой женщины в своем сердце.
Цыганок
В доме деда, помимо его жены, сыновей и внуков, жил Иван - подкидыш, за внешность которого его и наделили характерным прозвищем. Был он красивый, черноволосый, похожий на цыгана. В доме к нему все относились как-то особенно. Удивительно, но до мельчайших подробностей помнил Горький детство. Описание событий в повести и людей, которые повлияли на формирование его внутреннего мира, - доказательство тому. Образ Цыганка представлен в повести довольно ярко. Следует сказать, что прозвище он это получил не только из-за внешних данных, но и за склонность к воровству. Все же, как ни странно, любил Алеша его именно за честность. Иван был искренним человеком и стал настоящим другом нашему герою во время пребывания в доме деда.
Хорошее Дело
Был еще один человек, сыгравший существенную роль в формировании личности Алеши. Это был странный человек по прозвищу Хорошее Дело. Жил он в новом доме, который приобрел дед после того, как сгорел старый, отличался ученостью и бескорыстием. Мальчик любил подолгу беседовать с ним. И очень огорчился, когда Хорошее Дело изгнали из дома. В книге он назвал его одним из близких из бесконечного ряда чужих людей.
Одним из главных образов в творчестве писателя стал Алеша. Горький «Детство» написал в зрелом возрасте. Но яркое и живое изображение переживаний мальчика говорит о том, что события этого периода в биографии автора стали решающими в жизни и писательской деятельности.
Он разбирался сразу – кто злой, а кто добрый. По его мнению, настоящие добрые люди – это Цыганок и Хорошее Дело. Их он вспоминает очень часто, так как много разговаривал с ними. Как видит мальчик, Цыганок занимает в доме особое место. Дедушка не сердится на Него так, как на сыновей, говорит о том, что у Иванка золотые руки. Дядья не подшучивают над ним, разговаривают дружески, но за глаза насмешничают, называют вором и лентяем. Алешу это удивляет, но бабушка все объяснила: «Обоим хочется Ванюшку к себе взять, когда у них мастерские будут, вот они друг перед другом и хают его: дескать, плохой работник! Это они врут, хитрят. А еще бояться, что не пойдет к ним Ванюшка, останется с дедом, а дед – своенравный, он и третью мастерскую с Иванкой завести может, – дядьям-то это невыгодно будет». По субботам девятнадцатилетний Иван устраивал представления с тараканами и дрессированными мышами, фокусы с картами, деньгами, «кричал больше всех детей и почти ничем не отличался от них», Алеше он представлялся героем сказки. Плясал Иван «неутомимо, самозабвенно». Алеша, чувствовавший себя чужим в доме, подружился с Цыганком. Когда дед сек Алешу, Цыганок подставлял свои пальцы под розги, принимая часть ударов на себя. Алеша узнает, что Иван ворует, когда его посылают на базар, и просит его не рисковать. Цыганок отвечает, что делает это от скуки. Но вскоре Цыганок погиб в результате несчастного случая. Нужно было нести крест на могилу жены дяди Якова, он упал под его тяжестью, и его придавило. Дядья сбросили крест, фактически убив Ивана. Алеше все казалось, что Цыганок встанет, проснется… Дед и бабушка переживали горе каждый по-своему. Бабушка скорбит по тому, что потеряла приемыша, а дед – работника. Похоронили его по-тихому. Дед продал дом и купил другой, после переезда Алеша подружился с нахлебником, которого звали Хорошее Дело, потому что этими словами он отвечал на приглашение есть или пить чай. Это «худощавый сутулый человек, с белым лицом в черной раздвоенной бородке, с добрыми глазами». Молчаливого и незаметного, Хорошее Дело никто не любит, кроме Алеши, который всегда подолгу с ним разговаривает, спрашивает совета. Иногда Алеша просто молча сидит рядом. Хорошее Дело плавит свинец, паяет, что-то пишет в тетрадку. Дед называет его «фармазоном», чернокнижником, говорит, что он портит горницу, дядя Петр зовет его аптекарем и колдуном. По мнению Алеши, который доверяет Хорошему Делу, он беден, поэтому не опасен. Сначала Алешу отталкивает то, что Хорошее Дело предлагает ему сделать Алеше биту, чтобы он не ходил к нему. Но потом, видя его живую реакцию на бабушкину сказку, восторженные, полные слез глаза, Алеша удивляется, ему жалко нахлебника, когда он слышит о том, что он одинок. С тех пор мальчик делится с ним своими мыслями, детскими секретами, учится у старого человека жизни. Он становится ему «необходим… во дни горьких обид и в часы радостей». Ласковую кошку, которая не идет на зов Хорошего Дела, мальчик гладит, а его самого бьет дед после каждого визита к нахлебнику. Наконец, нахлебника выселяют под предлогом, что матери Алеши нужна комната. Тогда и узнает Алеша, что Хорошее Дело предлагал тогда не ходить к нему потому, что мальчика за это стали бы ругать. Он чужой, а чужих Каширины не любят. «Так кончилась моя дружба с первым человеком из бесконечного ряда чужих людей в родной своей стране, – лучших людей ее». По словам Алеши, он представляет себя ульем, в который «разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог… мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все-таки мед».