Деятельность московского кружка ревнителей древнего благочестия. Возникновение и деятельность кружка «ревнителей благочестия

Обеспокоенность «нестроениями» в церковной жизни возросла во второй половине 40 - начале 50-х годов. Это нашло выражение в деятельности московского кружка ревнителей благочестия (или «боголюбцев») и в требованиях отдельных светских феодалов, участников земского собора 1648--1649 гг. В кружок ревнителей благочестия входили как духовные, так и светские лица. Его главой был протопоп кремлевского Благовещенского собора и духовный отец царя Стефан Вонифатьев. В кружок входили царь Алексей Михайлович, любимец царя его постельничий Ф.М. Ртищев, сестра постельничего А.М. Ртищева, архимандрит Новоспасского монастыря Никон (позже - митрополит и патриарх), дьякон Благовещенского собора Федор Иванов, провинциальные ревнители благочестия: священники Иван Неронов, Аввакум Петров, Даниил, Лазарь, Логгин и другие. Начинания кружка поддерживали и другие светские и духовные лица, в числе которых был воспитатель царя боярин Б.И. Морозов.

Члены кружка добивались устранения прямых нарушений богослужебного чина, в частности «многогласия», усиления «учительного» элемента за счет введения проповедей, поучений и издания религиозной литературы для чтения, устранения разночтений и разногласия в церковных чинах, повышения нравственного уровня духовенства, в том числе и носителей церковной власти.

В 1648 г. Никон стал митрополитом новгородским и псковским. Тогда же Стефан Вонифатьев добился перевода Ивана Неронова из Нижнего Новгорода в Москву и назначения его протопопом Казанского собора, а несколько позже состоялись назначения протопопами других ревнителей благочестия: Аввакума Петрова - в Юрьевец-Поволжский, Даниила - в Кострому, Лазаря - в Романов и Логгина - в Муром. Однако эти начинания не привели к желаемым результатам. У новых протопопов, которые ввели «единогласие» и дополнили службы проповедями и поучениями, не оказалось последователей среди приходского духовенства. Нетерпеливый и решительный протопоп Аввакум Петров пытался поднять благочестие священников и верующих Юрьевца-Поволжского принудительными мерами, но это кончилось возмущением населения и избиением протопопа.

Среди членов кружка не было единства в оценке расхождений в богословской системе и церковно-обрядовой практике, существовавших между русской и греческой церквами. По этому вопросу возникли две точки зрения, и кружок разделился на две группы.

Одну группу составили провинциальные ревнители благочестия - протопопы Иван Неронов, Аввакум Петров, Даниил, Лазарь и Логгин, а также дьякон Благовещенского собора Федор Иванов. Их сторонником был первоначально и Никон. Они придерживались традиционного для русского духовенства взгляда, который утвердился в XVI в. Его сторонники считали, что отличие чина богослужения и обрядов греческой церкви от русских является показателем утраты греками истинной православной веры, что было, по их мнению, следствием завоевания Византии турками, подчинения греков «безбожным» завоевателям и сношений греческой церкви с «латинской» («еретической») римской церковью. Они считали также, что вследствие реформы Петра Могилы (киевский митрополит с 1632 по 1647 г.) истинную веру утратила и украинская церковь.

Вторую группу составили царь Алексей Михайлович, Стефан Вонифатьев, Ф.М. Ртищев и другие столичные члены кружка. Позже к ним присоединился Никон. Они отказались (в известной мере - по политическим мотивам) от традиционной оценки греческой церкви, как уклонившейся от истинной веры. Новую ее оценку они выразили в «Книге о вере», изданной в 1648 г. по инициативе Стефана Вонифатьева, в частности в положении о том, что и в «нынешнее время в неволе турецкой християне веру православную целу соблюдают, ...да заградятся всякая уста глаголющих неправду...на смиренных греков». Эта группа ревнителей благочестия считала необходимым устранить расхождения в богословской системе и церковно-обрядовой практике между церквами на основе греческого образца. Это предложение получило поддержку узкого, но влиятельного круга духовных и светских лиц в России, в том числе патриарха Иосифа, и церковных иерархов Украины. Не дожидаясь решения вопроса о путях проведения унификации богословской системы и церковно-обрядовой практики, которое надлежало принять церковному собору, царь и другие столичные ревнители благочестия осуществили некоторые меры, положившие начало исправлению русских богослужебных книг по греческим образцам. Так, из Киева были приглашены в Москву ученые монахи, хорошо знавшие греческий язык, для исправления книг. Приехали в Москву в 1649 г. Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский, а в 1650 г. - Дамаскин Птицкий.

Наибольшее недовольство патриарха Иосифа вызвало самочинное введение ревнителями благочестия «единогласия» в ряде соборов и приходских храмов и их вмешательство (благодаря принадлежности к кружку царя Алексея) в назначения архиереев, архимандритов и протопопов. Чтобы положить конец этому вмешательству, патриарх Иосиф на церковном соборе 11 февраля 1649 г., созванном по распоряжению царя, использовал слабость позиции ревнителей благочестия в вопросе о «единогласии». Ревнители благочестия, настаивая на «единогласии», не предусматривали сокращения богослужебного текста, поэтому службы становились настолько продолжительными, что многие верующие не выстаивали их до конца. Таким образом, верующие лишались установленной для них «духовной пищи». Пропуск же службы или досрочный уход с нее считались большим грехом. Поэтому при рассмотрении 11 февраля 1649 г. по инициативе царя предложения ревнителей благочестия о введении в приходских церквах «единогласия» патриарх и архиереи отвергли предложение о введении «единогласия».

Царь Алексей Михайлович был недоволен решением церковного собора и поведением патриарха. Он не утвердил этого решения, но и не мог отменить его своей властью. В итоге царь потребовал передать вопрос о «единогласии» на рассмотрение константинопольского патриарха. Переписка заняла два года. В ответ на послание Иосифа, константинопольский патриарх, угождая по спорному вопросу царю, писал, что «единогласие» и в приходских церквах «не только подобает, но и непременно должно быть». В связи с этим в 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил решение предыдущего собора и постановил «пети во святых божиих церквах, ...псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно». Патриарх и его сторонники выразили свое недовольство вмешательством светской власти в церковно-обрядовые дела. Это было осуждение намерений царя и близких к нему ревнителей благочестия самим осуществить церковную реформу.

Обеспокоенность «нестроениями» в церковной жизни возросла во второй половине 40 - начале 50-х годов. Это нашло выражение в деятельности московского кружка ревните­лей благочестия (или «боголюбцев») и в требованиях отдельных светских феодалов, участни­ков земского собора 1648-1649 гг. В кружок ревнителей благочестия входили как ду­ховные, так и светские лица. Его главой был протопоп кремлевского Благовещенского собора и духовный отец царя Стефан Вонифатьев. В кружок входили царь Алексей Ми­хайлович, любимец царя его постельничий Ф. М. Рти­щев, сестра постельничего А. М. Ртищева, архимандрит Новоспасского монастыря Никон (позже - митрополит и патриарх), дьякон Благовещенского собора Федор Иванов, провинциальные ревнители благочестия: священники Иван Неронов, Аввакум Петров, Даниил, Лазарь, Лонгин и другие. Начинания кружка поддерживали и другие светские и духовные лица, в числе которых был воспитатель царя боярин Б. И. Моро­зов.

Члены кружка добивались устранения прямых на­рушений богослужебного чина, в частности «многогласия», усиления «учительного» элемента за счет введения проповедей, поучений и издания религиоз­ной литературы для чтения, устранения разночтений и разногласия в церковных чинах, повышения нравствен­ного уровня духовенства, в том числе и носителей церковной власти.

В 1648 г. Никон стал митрополитом новгородским и псковским. Тогда же Стефан Вонифатьев добился перевода Ивана Неронова из Нижнего Новгорода в Москву и назначения его протопопом Казанского собора, а несколько позже состоялись назначения протопопами других ревнителей благочестия: Аввакума Петрова - в Юрьевец-Поволжский, Даниила - в Кострому, Лазаря - в Романов и Лонгина - в Муром. Однако эти начинания не привели к желаемым результатам. У новых протопопов, которые ввели «единогласие» и дополнили службы проповедями и поучениями, не оказалось последователей среди приход­ского духовенства. Нетерпеливый и решительный протопоп Аввакум Петров пытался поднять благочестие священников и верующих Юрьевца-Поволжского прину­дительными мерами, но это кончилось возмущением на­селения и избиением протопопа.

Среди членов кружка не было единства в оценке рас­хождений в богословской системе и церковно-обрядовой практике, существовавших между русской и греческой церквами. По этому вопросу возникли две точки зрения, и кружок разделился на две группы.

Одну группу составили провинциальные ревнители благочестия - протопопы Иван Неронов, Аввакум Пет­ров, Даниил, Лазарь и Лонгин, а также дьякон Благове­щенского собора Федор Иванов. Их сторонником был первоначально и Никон. Они придерживались традици­онного для русского духовенства взгляда, который утвердился в XVI в. Его сторонники считали, что отличие чина богослужения и об­рядов греческой церкви от русских является показателем утраты греками истинной православной веры, что было, по их мнению, следствием завоевания Византии турками, подчи­нения греков «безбожным» завоевателям и сношений греческой церкви с «латинской» («еретической») рим­ской церковью. Они считали также, что вследствие реформы Петра Могилы (киевский митрополит с 1632 по 1647 г.) истинную веру утратила и украинская церковь.


Вторую группу составили царь Алексей Михайлович, Стефан Вонифатьев, Ф. М. Ртищев и другие столичные члены кружка. Позже к ним присоединился Никон. Они отказались (в известной мере - по политическим мотивам) от традиционной оценки греческой церкви, как уклонившейся от истинной веры. Новую ее оценку они выразили в «Книге о вере», изданной в 1648 г. по инициативе Стефана Вонифатьева, в частности в положении о том, что и в «нынешнее время в нево­ле турецкой християне веру православную целу соблю­дают, .да заградятся всякая уста глаголющих неправду.на смиренных греков». Эта группа ревнителей благочестия считала необходимым устранить расхождения в богословской системе и церковно-обрядовой практике между церквами на основе греческого образца. Это предложение получило поддержку узкого, но влиятельного круга духовных и светских лиц в России, в том числе патриарха Иосифа, и церковных иерархов Украины. Не дожидаясь решения вопроса о путях проведения унификации богословской системы и церковно-обрядовой практики, которое надлежало принять церковному собору, царь и другие столичные ревнители благочестия осуществили некоторые меры, положившие начало исправлению русских богослужебных книг по греческим образцам. Так, из Киева были приглашены в Москву ученые монахи, хорошо знавшие греческий язык, для исправления книг. Приехали в Москву в 1649 г. Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский, а в 1650 г. - Дамаскин Птицкий.

Наибольшее недовольство патриарха Иосифа вызвало самочинное введение ревнителями благочестия «единогла­сия» в ряде соборов и приходских храмов и их вмеша­тельство (благодаря принадлежности к кружку царя Алексея) в назначения архиереев, архимандритов и про­топопов. Чтобы положить конец этому вмешательству, патри­арх Иосиф на церковном соборе 11 февраля 1649 г., соз­ванном по распоряжению царя, использовал слабость позиции ревнителей благочестия в вопросе о «единогла­сии». Ревнители благочестия, настаивая на «единогла­сии», не предусматривали сокращения богослужебного текста, поэтому службы становились настолько продол­жительными, что многие верующие не выстаивали их до конца. Таким образом, верующие лишались установлен­ной для них «духовной пищи». Пропуск же службы или досрочный уход с нее считались большим грехом. Поэтому при рассмотрении 11 февраля 1649 г. по инициативе царя предложения ревнителей благочестия о введении в приходских церквах «едино­гласия» патриарх и архиереи отвергли предложение о введении «единогласия».

Царь Алексей Михайлович был недоволен решением церковного собора и поведением патриарха. Он не утвердил этого решения, но и не мог отменить его своей властью. В итоге царь потребовал передать вопрос о «единогласии» на рассмотрение константинопольского патриарха. Переписка заняла два года. В ответ на по­слание Иосифа, константинопольский патриарх, угождая по спорному воп­росу царю, писал, что «единогласие» и в приходских церквах «не только подобает, но и непременно должно быть». В связи с этим в 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил решение предыдущего собора и постановил «пети во святых божиих церквах, .псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно». Па­триарх и его сторонники выразили свое недовольство вмешательством светской власти в церковно-обрядовые дела. Это было осу­ждение намерений царя и близких к нему ревнителей благочестия самим осуществить церковную реформу

Победа осталась на стороне Вонифатьева, и руководительство церковной жизнью почтивсецело перешло к кружку. Причиной явился приезд в Москву 1649 иерусалимского патр. Паисия, резкокритиковавшего московские порядки. Никон, Вонифатьев и Ртищев начали все более и более склоняться кисправлению церковного быта в духе приезжих киевских и греческих учителей. Когда в 1652 умер Иосиф,члены кружка выставили кандидатом на его место Вонифатьева. Тем не менее царь пожелал видетьпатриархом Никона, и кружок с Вонифатьевым во главе подал челобитную за Никона. Книжная «справа»окончательно разделила друзей. Кружок распался.

 КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ

"КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ", сложился в конце 1640-х гг. вокруг духовника царя Алексея Михайловича С. Вонифатьева. Члены кружка (Ф. М. Ртищев, Никон, И. Неронов, Аввакум и др.) стремились поднять авторитет и влияние Русской православной церкви путём возрождения "христианского благочестия" среди духовенства и мирян. Распался после вступления Никона на патриарший престол (1652).

Источник: Энциклопедия "Отечество" объединение единомышленников, группировавшихся в к. 1640-х - н. 1650-х вокруг духовника царя Алексея Михайловича Стефана Вонифатьева. В него входили: Ф.М. Ртищев, новоспасский архим. Никон (позднее патриарх), настоятель Казанского собора на Красной площади Иван Неронов, протопопы Аввакум, Логгин, Лазарь, Даниил. Душой кружка был Вонифатьев. Обладая большой начитанностью и живо интересуясь общественной и церковной жизнью, он скоро приобретает большое влияние на царя и бояр. Вместе с лучшими людьми того времени Вонифатьев сознает необходимость возвысить уровень религиозно-нравственной жизни современного ему общества. Задачей их кружка было: истребление различных языческих игрищ и суеверий, возвышение нравственного уровня духовенства, борьба против небрежности в богослужении, в частности введение единогласия, исправление церковных нотных книг и восстановление церковной проповеди. Пользуясь своей близостью к царю, члены кружка испрашивают у него и у патр. Иосифа ряд указов, реформирующих церковную жизнь. С той же целью Вонифатьев пополняет состав кружка несколькими наиболее энергичными священниками и выхлопатывает им видные назначения в разные города. Энергичная деятельность кружка и реформы к. 1640-х вызвали неудовольствие рядового русского духовенства. А 1649 у Вонифатьева произошел разрыв с самим патр. Иосифом, до сей поры не мешавшим деятельности кружка и даже пользовавшимся помощью некоторых его членов при издании и исправлении церковных книг. Причиной разрыва было, вероятно, недовольство Иосифа влиятельной ролью Вонифатьева и его кружка. Победа осталась на стороне Вонифатьева, и руководительство церковной жизнью почти всецело перешло к кружку. Причиной явился приезд в Москву 1649 иерусалимского патр. Паисия, резко критиковавшего московские порядки. Никон, Вонифатьев и Ртищев начали все более и более склоняться к исправлению церковного быта в духе приезжих киевских и греческих учителей. Когда в 1652 умер Иосиф, члены кружка выставили кандидатом на его место Вонифатьева. Тем не менее царь пожелал видеть патриархом Никона, и кружок с Вонифатьевым во главе подал челобитную за Никона. Книжная «справа» окончательно разделила друзей. Кружок распался. С.Ю.Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

dic.academic.ru

Сильное влияние
Лесная обитель
Первая часовня
Духом и мастерством

Подробности

Когда и при каких обстоятельствах появились первые старообрядцы в Миассе, точно не установлено. На этот счет имеются две версии. Первая изложена в «Летописи Миасского завода», которую писали священники местной Петропавловской церкви. В ней говорится: «Миасский завод еще во времена его первого существования, по народному преданию, был местом пропаганды раскола, распространенного в Оренбургских горных заводах от выходцев из Пермских заводов Демидовых».

Сильное влияние

Вторая версия вытекает из предположения, что первый владелец Миасского завода Илларион Лугинин был старообрядцем. В монографии Н. М. Никольского «История русской церкви» (М., 1983 г.) есть упоминание о раскольнике Лугинине (без указания имени), тульском купце и промышленнике. Наш Лугинин - тоже тульский купец и промышленник, того же Алексинского уезда.

Первый известный краеведам официальный документ «Список миасских раскольников» датирован 1850 годом. Он составлен по толкам: поморцев - 7 семей, единоверцев - 15 семей. 60 семей значатся в «Списке старообрядцев, не имеющих священства». Но именно фамилии этих людей и их потомков встречаются в следующем официальном документе от 1884 года - в списках старообрядцев Белокриницкого сословия. Выходит, именно эта группа миасских жителей составила костяк сформировавшейся во второй половине XIX века самой крупной старообрядческой общины в наших краях.Миасская старообрядческая церковь Белокриницкого сословия стала центром для трех уездов Оренбургской губернии. Ее прихожанами были жители более 30 селений и городов. В Миасском заводе в это время проживали 547 старообрядцев, а старообрядческую церковь посещали до 1000 и более жителей.

Вновь обратимся к летописи, чтобы проследить растущее в прошлых веках значение старообрядцев в Миассе. Давнее появление тут раскола, говорится в летописи, существенно отразилось на христианской среде. «Старообрядчество здесь пустило глубокие корни даже среди людей, вовсе не принадлежащих к нему… Иконы в домах предпочтительно старинного письма…Почти все православные крестятся двуперстием».

Лесная обитель

Когда подъезжаешь по дороге из поселка Динамо к Златоустовскому тракту, справа открывается большая красивая поляна с древними соснами, сегодня застраивающаяся коттеджами. Дальний ельник укрыл мхом почти сравнявшиеся с землей могилы многих из тех, кто подвижнической жизнью оберегал чистоту древнего православия. С середины 40-х годов позапрошлого века по 1924 год здесь находился старообрядческий женский монастырь.

Земский начальник в 1896 году писал, что в районе Тургояка обнаружил женский старообрядческий монастырь австрийской секты, выстроенный и открытый без всякого разрешения начальства на средства миасского обывателя Кузьмы Козицина.

На пригорке, окруженном сегодня садовыми участками горожан, стояла небольшая церковь, оглашавшая окрестности чудным звоном.

Матушка Тарсила искусна в трезвонах была, - рассказывала предпоследняя из живых монахинь Августа миасскому искусствоведу Виталию Жукову, - бывало, как станет звонить в праздник, душа не нарадуется.Эта церковь, как свидетельствует земский начальник, состояла из одной комнаты с иконостасом и престолом, жертвенником и всеми принадлежностями церковной утвари и священного облачения.

Все делали сами, - вспоминала Августа, пришедшая в обитель 14-летней девочкой, - хлеб сеяли, скотину держали, огород, свечи катали...Рыбу в запруде ловили.

В 1907 году оренбургскому губернатору поступило заявление от членов обители с просьбой законодательно утвердить существующий монастырь под названием Миасский Никольский женский монастырь старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой митрополии. Управлялась обитель игуменьей Афанасией Мальцевой и находилась в ведении совета миасской старообрядческой общины. В среднем численность ее обитателей составляла 30 человек.

Среди инокинь были выходцы из уважаемых семей горожан, женщины купеческого и дворянского происхождения, весьма образованные. Матушка Евгения, к примеру, в стенах монастыря написала богословский труд, который сегодня представлен в постоянно действующей экспозиции «Культура и религия» в краеведческом музее. С умиротворением и радостью предавались тут молитвам и ученым занятиям скрывавшиеся от преследований иерархи старообрядчества с Урала и Сибири. А епископ пермский и тобольский Антоний завершил здесь свой земной путь.Потаенная лесная обитель не одно десятилетие служила духовной опорой для немалой части миасцев. Монастырь связан был со многими старообрядческими семьями каналами, питавшими животворящим духом мирские дела единоверцев. К числу заметных дел общины можно отнести открытие при Миасском заводе старообрядческой иконописной мастерской и воскресной школы для старообрядцев.

После закрытия монастыря без крова и привычных занятий остались около 60 его обитательниц. Часть разъехалась по действующим в стране скитам и монастырям. Оставшиеся в Миассе влились в старообрядческую общину, духовно ее укрепив. Матушки, как их любовно называли прихожане, были сильны в древнерусском знаменном пении, они составили основу церковного хора, который вскоре стал одним из лучших на Урале. Они катали свечи, изготавливали лестовки (ременные четки) и другие предметы богослужебной утвари. Благодаря их усилиям закрытая в 1935 году старообрядческая церковь в 1982-ом была отстроена вновь. Община же не прекращала существования ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Брежневе - запреты властей не сломили волю монахинь и их окружения.

В мирской жизни инокини были также уважаемы и чтимы. Матушка Нона, например, работавшая на швейной фабрике, числилась в передовиках, неоднократно поощрялась. В ведении приусадебных хозяйств «кержачки» могли дать фору любой крестьянке. Но более всего восхищали в них целостность внутреннего мира, высота нравственного чувства, строгое соблюдение церковных устоев и предписаний, скромность, смирение, милосердие.

Первая часовня

О том, что первая старообрядческая часовня существовала в Миассе с 1819 года, есть два подтверждения. Это найденный в государственном архиве Оренбургской области «План деревянного дома, выстроенного в 1819 году на деревянных стульях вместо фундамента, в котором находилась моленная», и упоминание в «Летописи Миасского завода», что первая часовня была построена на усадьбе Андрея Дорофеева в 1819 году.

Официальная церковь вела постоянную борьбу с расколом. А с 80-х годов XIX века, с введением института миссионерства, эта борьба усилилась. В Миасс часто приезжают посланцы господствующего вероисповедания, чтобы проводить «просветительную» работу со старообрядцами. Нередко устраивались многочасовые диспуты с участием представителей «древлего благочестия», порой они продолжались по несколько дней. В них принимали участие только представители Белокриницкой общины, обладающие, как правило, твердыми убеждениями и духовной грамотностью. Наиболее активной в этих диспутах, как свидетельствует летопись, была Феодосья Юркина, жена иконописца Тимофея Юркина. Она была образованна, начитанна, содержала школу для детей старообрядцев и проводила в ней занятия.

Семья старообрядцев Юркиных была довольно известна в Миассе. Старший брат Тимофей Васильевич (1842 г. р.) открыл иконописную мастерскую, в которой работало до трех человек. Эта мастерская принесла немало хлопот официальному духовенству. Рядовые обыватели мало знали о различиях в иконах старого и нового письма, приходили в мастерскую не только приобрести новые, но и обновить старые иконы. Эти старые, случалось, реставрировались в старообрядческой манере.

Младший брат Василий Васильевич (1849 г. р.) был известным купцом. Он, как уже говорилось, участвовал деньгами в строительстве часовни. Он широко торговал не только в Миассе. Торговлей занимались и его старшие сыновья. Их усадьба по ул. Пушкина 26 до сих пор напоминает о былой значимости семьи. Старожилы рассказывали, как подъезжали сюда груженые доверху обозы с зерном. Еще недавно двор этой усадьбы украшали амбары, расположенные по периметру.Среди миасских старообрядцев много было людей торговых, в том числе основательно поставивших свое дело. Еще в начале XIX века в Миассе торговали троицкие купцы Бакакины. Зятем Евгения Бакакина был мастеровой Андрей Дорофеев, на усадьбе которого была построена старообрядческая часовня.

До нашего времени сохранились здания магазинов Ивана Чеканова на ул. Пролетарской. Он также вел обширную торговлю и имел многочисленные лавки по всему Миассу.

Из старообрядческой семьи купца Леонтия Метенкова вышел самый известный уральский фотограф Вениамин Метенков, который был и первым на Урале кинематографистом. Начинал свое дело в Миассе, затем переехал в Екатеринбург.

Торговые предприятия старообрядцев процветали прежде всего за счет дисциплины и добросовестности всех служащих. Отношения между ними и владельцами строились на полном доверии, причем и тех, и других отличали огромное трудолюбие и трезвость.Одним из знатных миасских купцов был Василий Кузнецов. Официально он принадлежал к господствующей церкви. Тайно же исповедовал старообрядчество. Гражданские власти и духовенство знали об этом, не раз пытались вернуть его в лоно никонианского православия. Так, посетивший Миасский завод оренбургский епископ Макарий имел длительную беседу с Кузнецовым в связи с тем, что последний долго не бывал в церкви. Кузнецов согласился перейти в единоверие и даже обещал построить единоверческую церковь, если наберется для нее не менее 200 прихожан. Но обещанию этому не суждено было осуществиться. Видимо, не захотел изменить убеждениям.

Василий Кузнецов, как и другие богатые старообрядцы, постоянно участвовал в благотворительных делах миасцев - жертвовал на строительство храмов, школ, больницы. На постройку сельской больницы (на ее месте в настоящее время стоит горбольница N1) он пожертвовал крупную сумму, за что его портрет повесили в здании этого учреждения. Кроме того, он являлся почетным смотрителем миасских школ. Эта должность предполагала значительную материальную помощь учебным заведениям: на книги, методические пособия, а подчас и на доплату учителям. Щедрая благотворительность купцов-старообрядцев, видимо, и позволяла им совершенно безбоязненно существовать, не испытывая серьезных притеснений со стороны властей за свое вероисповедание.

Духом и мастерством

Значительный след в истории Миасса оставили и мастера-старообрядцы. Взять, к примеру, еще одну семью Дорофеевых. В 1824 году при столярных и плотницких работах на Миасском заводе числился Иван Дорофеев. Его сын тоже Иван был прекрасным резчиком по дереву, резной рубль его работы находится в коллекции краеведческого музея и удивляет посетителей. Он был изготовлен 11 ноября 1869 года и преподнесен в подарок жене Маремьяне. Внуки Ивана и Маремьяны стали известными кузнецами и украсили коваными ажурными решетками многие дома миасцев.

Имя еще одного миасского мастера с глубоким почитанием вспоминают не только старообрядцы, выходцем из которых он был. Это Тит Радионович Никулин (1862 - 1947 г.г.). Красивые надгробия, изготовленные им, стоят на многих могилах не только на старообрядческом кладбище, но и на кладбище при Свято-Троицкой церкви РПЦ.

Тем досаднее, что оба кладбища лишены должного ухода. Новый храм

Стал тесен для прихожан дом по Березовской 90, который последние десятилетия прошлого века служил церковью для миасских старообрядцев. Потребность в новом храме близко к сердцу принял выходец из старообрядческой семьи генеральный директор ЗАО «Делсот» Леонид Звездин. На бывшем пустыре возле досугового центра «Энергия» и начал его коллектив возводить большую каменную церковь.- Старообрядческая община Миасса и раньше обращалась к нам за помощью, - сказал Леонид Николаевич в интервью корреспонденту газеты «Глагол» Ольге Беляковой. - Но помощь эта была от случая к случаю, одноразовой. Поначалу верующие попросили нас отремонтировать здание по улице Березовской в старом городе. Мы выехали на место, посмотрели и пришли к выводу, что рациональнее построить новый храм. За основу взяли проект нижнетагильского архитектора-старообрядца, к слову, выполненный им бесплатно, который усовершенствовали и дополнили в соответствии с пожеланиями прихожан.

На вопрос, чем объясняются симпатии к старообрядцам и меценатская помощь им, Звездин ответил так:

Старообрядцами были несколько поколений моих родственников по материнской линии. Прадед, имевший свой маслозавод, даже возглавлял миасскую общину, поддерживал ее материально. Я тоже крещен был по старому обряду, ходил с бабушкой на службы.

Кроме того, не будем забывать, какой большой вклад внесли старообрядцы в становление промышленности и торгового дела в России, нашего города, в развитие национальной культуры и духовности.Люди, сохранившие верность духовным традициям дониконианского периода, отличаются более строгими моральными принципами. В местах компактного проживания старообрядцев (такие поселения сохранились в сибирской глубинке) фактически нет преступности. Это маленькие островки нравственности среди криминального разгула, захлестнувшего мир. Все это, безусловно, побуждает нас с большим уважением относиться к людям, не изменившим своим принципам вопреки жесточайшим гонениям и преследованиям, которым они подвергались. Не пощадила староверов и советская власть, которая не жаловала любую религию. Кстати, от большевиков пострадали и мои предки.

Да, поистине чудо сотворил Господь на миасской земле - нашлись замечательные люди, которые мобилизовали материальные и моральные возможности, чтобы возвести здесь красавец-храм, о каком старообрядцы многих краев России могут только мечтать.

Душой стройки, ее кураторами от общины были Виктор Иванович Столбиков и Анатолий Степанович Зенцов. Николай Степанович Зенцов возглавлял бригаду, положившую немало сил - духовных и физических - на сооружение и установку куполов, красоту которых по достоинству оценят еще и потомки. Молодые и престарелые члены общины старались не пропускать проводимые здесь еженедельно субботники, трудились на них с удовольствием во славу Божию.

Фото из архива краеведческого музея г. Миасса

Подробности

Когда и при каких обстоятельствах появились первые старообрядцы в Миассе, точно не установлено. На этот счет имеются две версии. Первая изложена в «Летописи Миасского завода», которую писали священники местной Петропавловской церкви. В ней говорится: «Миасский завод еще во времена его первого существования, по народному преданию, был местом пропаганды раскола, распространенного в Оренбургских горных заводах от выходцев из Пермских заводов Демидовых».

Сильное влияние

Вторая версия вытекает из предположения, что первый владелец Миасского завода Илларион Лугинин был старообрядцем. В монографии Н. М. Никольского «История русской церкви» (М., 1983 г.) есть упоминание о раскольнике Лугинине (без указания имени), тульском купце и промышленнике. Наш Лугинин - тоже тульский купец и промышленник, того же Алексинского уезда.

Первый известный краеведам официальный документ «Список миасских раскольников» датирован 1850 годом. Он составлен по толкам: поморцев - 7 семей, единоверцев - 15 семей. 60 семей значатся в «Списке старообрядцев, не имеющих священства». Но именно фамилии этих людей и их потомков встречаются в следующем официальном документе от 1884 года - в списках старообрядцев Белокриницкого сословия. Выходит, именно эта группа миасских жителей составила костяк сформировавшейся во второй половине XIX века самой крупной старообрядческой общины в наших краях.Миасская старообрядческая церковь Белокриницкого сословия стала центром для трех уездов Оренбургской губернии. Ее прихожанами были жители более 30 селений и городов. В Миасском заводе в это время проживали 547 старообрядцев, а старообрядческую церковь посещали до 1000 и более жителей.

Вновь обратимся к летописи, чтобы проследить растущее в прошлых веках значение старообрядцев в Миассе. Давнее появление тут раскола, говорится в летописи, существенно отразилось на христианской среде. «Старообрядчество здесь пустило глубокие корни даже среди людей, вовсе не принадлежащих к нему… Иконы в домах предпочтительно старинного письма…Почти все православные крестятся двуперстием».

Лесная обитель

Когда подъезжаешь по дороге из поселка Динамо к Златоустовскому тракту, справа открывается большая красивая поляна с древними соснами, сегодня застраивающаяся коттеджами. Дальний ельник укрыл мхом почти сравнявшиеся с землей могилы многих из тех, кто подвижнической жизнью оберегал чистоту древнего православия. С середины 40-х годов позапрошлого века по 1924 год здесь находился старообрядческий женский монастырь.

Земский начальник в 1896 году писал, что в районе Тургояка обнаружил женский старообрядческий монастырь австрийской секты, выстроенный и открытый без всякого разрешения начальства на средства миасского обывателя Кузьмы Козицина.

На пригорке, окруженном сегодня садовыми участками горожан, стояла небольшая церковь, оглашавшая окрестности чудным звоном.

Матушка Тарсила искусна в трезвонах была, - рассказывала предпоследняя из живых монахинь Августа миасскому искусствоведу Виталию Жукову, - бывало, как станет звонить в праздник, душа не нарадуется.Эта церковь, как свидетельствует земский начальник, состояла из одной комнаты с иконостасом и престолом, жертвенником и всеми принадлежностями церковной утвари и священного облачения.

Все делали сами, - вспоминала Августа, пришедшая в обитель 14-летней девочкой, - хлеб сеяли, скотину держали, огород, свечи катали...Рыбу в запруде ловили.

В 1907 году оренбургскому губернатору поступило заявление от членов обители с просьбой законодательно утвердить существующий монастырь под названием Миасский Никольский женский монастырь старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой митрополии. Управлялась обитель игуменьей Афанасией Мальцевой и находилась в ведении совета миасской старообрядческой общины. В среднем численность ее обитателей составляла 30 человек.

Среди инокинь были выходцы из уважаемых семей горожан, женщины купеческого и дворянского происхождения, весьма образованные. Матушка Евгения, к примеру, в стенах монастыря написала богословский труд, который сегодня представлен в постоянно действующей экспозиции «Культура и религия» в краеведческом музее. С умиротворением и радостью предавались тут молитвам и ученым занятиям скрывавшиеся от преследований иерархи старообрядчества с Урала и Сибири. А епископ пермский и тобольский Антоний завершил здесь свой земной путь.Потаенная лесная обитель не одно десятилетие служила духовной опорой для немалой части миасцев. Монастырь связан был со многими старообрядческими семьями каналами, питавшими животворящим духом мирские дела единоверцев. К числу заметных дел общины можно отнести открытие при Миасском заводе старообрядческой иконописной мастерской и воскресной школы для старообрядцев.

После закрытия монастыря без крова и привычных занятий остались около 60 его обитательниц. Часть разъехалась по действующим в стране скитам и монастырям. Оставшиеся в Миассе влились в старообрядческую общину, духовно ее укрепив. Матушки, как их любовно называли прихожане, были сильны в древнерусском знаменном пении, они составили основу церковного хора, который вскоре стал одним из лучших на Урале. Они катали свечи, изготавливали лестовки (ременные четки) и другие предметы богослужебной утвари. Благодаря их усилиям закрытая в 1935 году старообрядческая церковь в 1982-ом была отстроена вновь. Община же не прекращала существования ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Брежневе - запреты властей не сломили волю монахинь и их окружения.

В мирской жизни инокини были также уважаемы и чтимы. Матушка Нона, например, работавшая на швейной фабрике, числилась в передовиках, неоднократно поощрялась. В ведении приусадебных хозяйств «кержачки» могли дать фору любой крестьянке. Но более всего восхищали в них целостность внутреннего мира, высота нравственного чувства, строгое соблюдение церковных устоев и предписаний, скромность, смирение, милосердие.

Первая часовня

О том, что первая старообрядческая часовня существовала в Миассе с 1819 года, есть два подтверждения. Это найденный в государственном архиве Оренбургской области «План деревянного дома, выстроенного в 1819 году на деревянных стульях вместо фундамента, в котором находилась моленная», и упоминание в «Летописи Миасского завода», что первая часовня была построена на усадьбе Андрея Дорофеева в 1819 году.

Официальная церковь вела постоянную борьбу с расколом. А с 80-х годов XIX века, с введением института миссионерства, эта борьба усилилась. В Миасс часто приезжают посланцы господствующего вероисповедания, чтобы проводить «просветительную» работу со старообрядцами. Нередко устраивались многочасовые диспуты с участием представителей «древлего благочестия», порой они продолжались по несколько дней. В них принимали участие только представители Белокриницкой общины, обладающие, как правило, твердыми убеждениями и духовной грамотностью. Наиболее активной в этих диспутах, как свидетельствует летопись, была Феодосья Юркина, жена иконописца Тимофея Юркина. Она была образованна, начитанна, содержала школу для детей старообрядцев и проводила в ней занятия.

Семья старообрядцев Юркиных была довольно известна в Миассе. Старший брат Тимофей Васильевич (1842 г. р.) открыл иконописную мастерскую, в которой работало до трех человек. Эта мастерская принесла немало хлопот официальному духовенству. Рядовые обыватели мало знали о различиях в иконах старого и нового письма, приходили в мастерскую не только приобрести новые, но и обновить старые иконы. Эти старые, случалось, реставрировались в старообрядческой манере.

Младший брат Василий Васильевич (1849 г. р.) был известным купцом. Он, как уже говорилось, участвовал деньгами в строительстве часовни. Он широко торговал не только в Миассе. Торговлей занимались и его старшие сыновья. Их усадьба по ул. Пушкина 26 до сих пор напоминает о былой значимости семьи. Старожилы рассказывали, как подъезжали сюда груженые доверху обозы с зерном. Еще недавно двор этой усадьбы украшали амбары, расположенные по периметру.Среди миасских старообрядцев много было людей торговых, в том числе основательно поставивших свое дело. Еще в начале XIX века в Миассе торговали троицкие купцы Бакакины. Зятем Евгения Бакакина был мастеровой Андрей Дорофеев, на усадьбе которого была построена старообрядческая часовня.

До нашего времени сохранились здания магазинов Ивана Чеканова на ул. Пролетарской. Он также вел обширную торговлю и имел многочисленные лавки по всему Миассу.

Из старообрядческой семьи купца Леонтия Метенкова вышел самый известный уральский фотограф Вениамин Метенков, который был и первым на Урале кинематографистом. Начинал свое дело в Миассе, затем переехал в Екатеринбург.

Торговые предприятия старообрядцев процветали прежде всего за счет дисциплины и добросовестности всех служащих. Отношения между ними и владельцами строились на полном доверии, причем и тех, и других отличали огромное трудолюбие и трезвость.Одним из знатных миасских купцов был Василий Кузнецов. Официально он принадлежал к господствующей церкви. Тайно же исповедовал старообрядчество. Гражданские власти и духовенство знали об этом, не раз пытались вернуть его в лоно никонианского православия. Так, посетивший Миасский завод оренбургский епископ Макарий имел длительную беседу с Кузнецовым в связи с тем, что последний долго не бывал в церкви. Кузнецов согласился перейти в единоверие и даже обещал построить единоверческую церковь, если наберется для нее не менее 200 прихожан. Но обещанию этому не суждено было осуществиться. Видимо, не захотел изменить убеждениям.

Василий Кузнецов, как и другие богатые старообрядцы, постоянно участвовал в благотворительных делах миасцев - жертвовал на строительство храмов, школ, больницы. На постройку сельской больницы (на ее месте в настоящее время стоит горбольница N1) он пожертвовал крупную сумму, за что его портрет повесили в здании этого учреждения. Кроме того, он являлся почетным смотрителем миасских школ. Эта должность предполагала значительную материальную помощь учебным заведениям: на книги, методические пособия, а подчас и на доплату учителям. Щедрая благотворительность купцов-старообрядцев, видимо, и позволяла им совершенно безбоязненно существовать, не испытывая серьезных притеснений со стороны властей за свое вероисповедание.

Духом и мастерством

Значительный след в истории Миасса оставили и мастера-старообрядцы. Взять, к примеру, еще одну семью Дорофеевых. В 1824 году при столярных и плотницких работах на Миасском заводе числился Иван Дорофеев. Его сын тоже Иван был прекрасным резчиком по дереву, резной рубль его работы находится в коллекции краеведческого музея и удивляет посетителей. Он был изготовлен 11 ноября 1869 года и преподнесен в подарок жене Маремьяне. Внуки Ивана и Маремьяны стали известными кузнецами и украсили коваными ажурными решетками многие дома миасцев.

Имя еще одного миасского мастера с глубоким почитанием вспоминают не только старообрядцы, выходцем из которых он был. Это Тит Радионович Никулин (1862 - 1947 г.г.). Красивые надгробия, изготовленные им, стоят на многих могилах не только на старообрядческом кладбище, но и на кладбище при Свято-Троицкой церкви РПЦ.

Тем досаднее, что оба кладбища лишены должного ухода. Новый храм

Стал тесен для прихожан дом по Березовской 90, который последние десятилетия прошлого века служил церковью для миасских старообрядцев. Потребность в новом храме близко к сердцу принял выходец из старообрядческой семьи генеральный директор ЗАО «Делсот» Леонид Звездин. На бывшем пустыре возле досугового центра «Энергия» и начал его коллектив возводить большую каменную церковь.- Старообрядческая община Миасса и раньше обращалась к нам за помощью, - сказал Леонид Николаевич в интервью корреспонденту газеты «Глагол» Ольге Беляковой. - Но помощь эта была от случая к случаю, одноразовой. Поначалу верующие попросили нас отремонтировать здание по улице Березовской в старом городе. Мы выехали на место, посмотрели и пришли к выводу, что рациональнее построить новый храм. За основу взяли проект нижнетагильского архитектора-старообрядца, к слову, выполненный им бесплатно, который усовершенствовали и дополнили в соответствии с пожеланиями прихожан.

На вопрос, чем объясняются симпатии к старообрядцам и меценатская помощь им, Звездин ответил так:

Старообрядцами были несколько поколений моих родственников по материнской линии. Прадед, имевший свой маслозавод, даже возглавлял миасскую общину, поддерживал ее материально. Я тоже крещен был по старому обряду, ходил с бабушкой на службы.

Кроме того, не будем забывать, какой большой вклад внесли старообрядцы в становление промышленности и торгового дела в России, нашего города, в развитие национальной культуры и духовности.Люди, сохранившие верность духовным традициям дониконианского периода, отличаются более строгими моральными принципами. В местах компактного проживания старообрядцев (такие поселения сохранились в сибирской глубинке) фактически нет преступности. Это маленькие островки нравственности среди криминального разгула, захлестнувшего мир. Все это, безусловно, побуждает нас с большим уважением относиться к людям, не изменившим своим принципам вопреки жесточайшим гонениям и преследованиям, которым они подвергались. Не пощадила староверов и советская власть, которая не жаловала любую религию. Кстати, от большевиков пострадали и мои предки.

Да, поистине чудо сотворил Господь на миасской земле - нашлись замечательные люди, которые мобилизовали материальные и моральные возможности, чтобы возвести здесь красавец-храм, о каком старообрядцы многих краев России могут только мечтать.

Душой стройки, ее кураторами от общины были Виктор Иванович Столбиков и Анатолий Степанович Зенцов. Николай Степанович Зенцов возглавлял бригаду, положившую немало сил - духовных и физических - на сооружение и установку куполов, красоту которых по достоинству оценят еще и потомки. Молодые и престарелые члены общины старались не пропускать проводимые здесь еженедельно субботники, трудились на них с удовольствием во славу Божию.

Фото из архива краеведческого музея г. Миасса

Подробности

Когда и при каких обстоятельствах появились первые старообрядцы в Миассе, точно не установлено. На этот счет имеются две версии. Первая изложена в «Летописи Миасского завода», которую писали священники местной Петропавловской церкви. В ней говорится: «Миасский завод еще во времена его первого существования, по народному преданию, был местом пропаганды раскола, распространенного в Оренбургских горных заводах от выходцев из Пермских заводов Демидовых».

Сильное влияние

Вторая версия вытекает из предположения, что первый владелец Миасского завода Илларион Лугинин был старообрядцем. В монографии Н. М. Никольского «История русской церкви» (М., 1983 г.) есть упоминание о раскольнике Лугинине (без указания имени), тульском купце и промышленнике. Наш Лугинин - тоже тульский купец и промышленник, того же Алексинского уезда.

Первый известный краеведам официальный документ «Список миасских раскольников» датирован 1850 годом. Он составлен по толкам: поморцев - 7 семей, единоверцев - 15 семей. 60 семей значатся в «Списке старообрядцев, не имеющих священства». Но именно фамилии этих людей и их потомков встречаются в следующем официальном документе от 1884 года - в списках старообрядцев Белокриницкого сословия. Выходит, именно эта группа миасских жителей составила костяк сформировавшейся во второй половине XIX века самой крупной старообрядческой общины в наших краях.Миасская старообрядческая церковь Белокриницкого сословия стала центром для трех уездов Оренбургской губернии. Ее прихожанами были жители более 30 селений и городов. В Миасском заводе в это время проживали 547 старообрядцев, а старообрядческую церковь посещали до 1000 и более жителей.

Вновь обратимся к летописи, чтобы проследить растущее в прошлых веках значение старообрядцев в Миассе. Давнее появление тут раскола, говорится в летописи, существенно отразилось на христианской среде. «Старообрядчество здесь пустило глубокие корни даже среди людей, вовсе не принадлежащих к нему… Иконы в домах предпочтительно старинного письма…Почти все православные крестятся двуперстием».

Лесная обитель

Когда подъезжаешь по дороге из поселка Динамо к Златоустовскому тракту, справа открывается большая красивая поляна с древними соснами, сегодня застраивающаяся коттеджами. Дальний ельник укрыл мхом почти сравнявшиеся с землей могилы многих из тех, кто подвижнической жизнью оберегал чистоту древнего православия. С середины 40-х годов позапрошлого века по 1924 год здесь находился старообрядческий женский монастырь.

Земский начальник в 1896 году писал, что в районе Тургояка обнаружил женский старообрядческий монастырь австрийской секты, выстроенный и открытый без всякого разрешения начальства на средства миасского обывателя Кузьмы Козицина.

На пригорке, окруженном сегодня садовыми участками горожан, стояла небольшая церковь, оглашавшая окрестности чудным звоном.

Матушка Тарсила искусна в трезвонах была, - рассказывала предпоследняя из живых монахинь Августа миасскому искусствоведу Виталию Жукову, - бывало, как станет звонить в праздник, душа не нарадуется.Эта церковь, как свидетельствует земский начальник, состояла из одной комнаты с иконостасом и престолом, жертвенником и всеми принадлежностями церковной утвари и священного облачения.

Все делали сами, - вспоминала Августа, пришедшая в обитель 14-летней девочкой, - хлеб сеяли, скотину держали, огород, свечи катали...Рыбу в запруде ловили.

В 1907 году оренбургскому губернатору поступило заявление от членов обители с просьбой законодательно утвердить существующий монастырь под названием Миасский Никольский женский монастырь старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой митрополии. Управлялась обитель игуменьей Афанасией Мальцевой и находилась в ведении совета миасской старообрядческой общины. В среднем численность ее обитателей составляла 30 человек.

Среди инокинь были выходцы из уважаемых семей горожан, женщины купеческого и дворянского происхождения, весьма образованные. Матушка Евгения, к примеру, в стенах монастыря написала богословский труд, который сегодня представлен в постоянно действующей экспозиции «Культура и религия» в краеведческом музее. С умиротворением и радостью предавались тут молитвам и ученым занятиям скрывавшиеся от преследований иерархи старообрядчества с Урала и Сибири. А епископ пермский и тобольский Антоний завершил здесь свой земной путь.Потаенная лесная обитель не одно десятилетие служила духовной опорой для немалой части миасцев. Монастырь связан был со многими старообрядческими семьями каналами, питавшими животворящим духом мирские дела единоверцев. К числу заметных дел общины можно отнести открытие при Миасском заводе старообрядческой иконописной мастерской и воскресной школы для старообрядцев.

После закрытия монастыря без крова и привычных занятий остались около 60 его обитательниц. Часть разъехалась по действующим в стране скитам и монастырям. Оставшиеся в Миассе влились в старообрядческую общину, духовно ее укрепив. Матушки, как их любовно называли прихожане, были сильны в древнерусском знаменном пении, они составили основу церковного хора, который вскоре стал одним из лучших на Урале. Они катали свечи, изготавливали лестовки (ременные четки) и другие предметы богослужебной утвари. Благодаря их усилиям закрытая в 1935 году старообрядческая церковь в 1982-ом была отстроена вновь. Община же не прекращала существования ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Брежневе - запреты властей не сломили волю монахинь и их окружения.

В мирской жизни инокини были также уважаемы и чтимы. Матушка Нона, например, работавшая на швейной фабрике, числилась в передовиках, неоднократно поощрялась. В ведении приусадебных хозяйств «кержачки» могли дать фору любой крестьянке. Но более всего восхищали в них целостность внутреннего мира, высота нравственного чувства, строгое соблюдение церковных устоев и предписаний, скромность, смирение, милосердие.

Первая часовня

О том, что первая старообрядческая часовня существовала в Миассе с 1819 года, есть два подтверждения. Это найденный в государственном архиве Оренбургской области «План деревянного дома, выстроенного в 1819 году на деревянных стульях вместо фундамента, в котором находилась моленная», и упоминание в «Летописи Миасского завода», что первая часовня была построена на усадьбе Андрея Дорофеева в 1819 году.

Официальная церковь вела постоянную борьбу с расколом. А с 80-х годов XIX века, с введением института миссионерства, эта борьба усилилась. В Миасс часто приезжают посланцы господствующего вероисповедания, чтобы проводить «просветительную» работу со старообрядцами. Нередко устраивались многочасовые диспуты с участием представителей «древлего благочестия», порой они продолжались по несколько дней. В них принимали участие только представители Белокриницкой общины, обладающие, как правило, твердыми убеждениями и духовной грамотностью. Наиболее активной в этих диспутах, как свидетельствует летопись, была Феодосья Юркина, жена иконописца Тимофея Юркина. Она была образованна, начитанна, содержала школу для детей старообрядцев и проводила в ней занятия.

Семья старообрядцев Юркиных была довольно известна в Миассе. Старший брат Тимофей Васильевич (1842 г. р.) открыл иконописную мастерскую, в которой работало до трех человек. Эта мастерская принесла немало хлопот официальному духовенству. Рядовые обыватели мало знали о различиях в иконах старого и нового письма, приходили в мастерскую не только приобрести новые, но и обновить старые иконы. Эти старые, случалось, реставрировались в старообрядческой манере.

Младший брат Василий Васильевич (1849 г. р.) был известным купцом. Он, как уже говорилось, участвовал деньгами в строительстве часовни. Он широко торговал не только в Миассе. Торговлей занимались и его старшие сыновья. Их усадьба по ул. Пушкина 26 до сих пор напоминает о былой значимости семьи. Старожилы рассказывали, как подъезжали сюда груженые доверху обозы с зерном. Еще недавно двор этой усадьбы украшали амбары, расположенные по периметру.Среди миасских старообрядцев много было людей торговых, в том числе основательно поставивших свое дело. Еще в начале XIX века в Миассе торговали троицкие купцы Бакакины. Зятем Евгения Бакакина был мастеровой Андрей Дорофеев, на усадьбе которого была построена старообрядческая часовня.

До нашего времени сохранились здания магазинов Ивана Чеканова на ул. Пролетарской. Он также вел обширную торговлю и имел многочисленные лавки по всему Миассу.

Из старообрядческой семьи купца Леонтия Метенкова вышел самый известный уральский фотограф Вениамин Метенков, который был и первым на Урале кинематографистом. Начинал свое дело в Миассе, затем переехал в Екатеринбург.

Торговые предприятия старообрядцев процветали прежде всего за счет дисциплины и добросовестности всех служащих. Отношения между ними и владельцами строились на полном доверии, причем и тех, и других отличали огромное трудолюбие и трезвость.Одним из знатных миасских купцов был Василий Кузнецов. Официально он принадлежал к господствующей церкви. Тайно же исповедовал старообрядчество. Гражданские власти и духовенство знали об этом, не раз пытались вернуть его в лоно никонианского православия. Так, посетивший Миасский завод оренбургский епископ Макарий имел длительную беседу с Кузнецовым в связи с тем, что последний долго не бывал в церкви. Кузнецов согласился перейти в единоверие и даже обещал построить единоверческую церковь, если наберется для нее не менее 200 прихожан. Но обещанию этому не суждено было осуществиться. Видимо, не захотел изменить убеждениям.

Василий Кузнецов, как и другие богатые старообрядцы, постоянно участвовал в благотворительных делах миасцев - жертвовал на строительство храмов, школ, больницы. На постройку сельской больницы (на ее месте в настоящее время стоит горбольница N1) он пожертвовал крупную сумму, за что его портрет повесили в здании этого учреждения. Кроме того, он являлся почетным смотрителем миасских школ. Эта должность предполагала значительную материальную помощь учебным заведениям: на книги, методические пособия, а подчас и на доплату учителям. Щедрая благотворительность купцов-старообрядцев, видимо, и позволяла им совершенно безбоязненно существовать, не испытывая серьезных притеснений со стороны властей за свое вероисповедание.

Духом и мастерством

Значительный след в истории Миасса оставили и мастера-старообрядцы. Взять, к примеру, еще одну семью Дорофеевых. В 1824 году при столярных и плотницких работах на Миасском заводе числился Иван Дорофеев. Его сын тоже Иван был прекрасным резчиком по дереву, резной рубль его работы находится в коллекции краеведческого музея и удивляет посетителей. Он был изготовлен 11 ноября 1869 года и преподнесен в подарок жене Маремьяне. Внуки Ивана и Маремьяны стали известными кузнецами и украсили коваными ажурными решетками многие дома миасцев.

Имя еще одного миасского мастера с глубоким почитанием вспоминают не только старообрядцы, выходцем из которых он был. Это Тит Радионович Никулин (1862 - 1947 г.г.). Красивые надгробия, изготовленные им, стоят на многих могилах не только на старообрядческом кладбище, но и на кладбище при Свято-Троицкой церкви РПЦ.

Тем досаднее, что оба кладбища лишены должного ухода. Новый храм

Стал тесен для прихожан дом по Березовской 90, который последние десятилетия прошлого века служил церковью для миасских старообрядцев. Потребность в новом храме близко к сердцу принял выходец из старообрядческой семьи генеральный директор ЗАО «Делсот» Леонид Звездин. На бывшем пустыре возле досугового центра «Энергия» и начал его коллектив возводить большую каменную церковь.- Старообрядческая община Миасса и раньше обращалась к нам за помощью, - сказал Леонид Николаевич в интервью корреспонденту газеты «Глагол» Ольге Беляковой. - Но помощь эта была от случая к случаю, одноразовой. Поначалу верующие попросили нас отремонтировать здание по улице Березовской в старом городе. Мы выехали на место, посмотрели и пришли к выводу, что рациональнее построить новый храм. За основу взяли проект нижнетагильского архитектора-старообрядца, к слову, выполненный им бесплатно, который усовершенствовали и дополнили в соответствии с пожеланиями прихожан.

На вопрос, чем объясняются симпатии к старообрядцам и меценатская помощь им, Звездин ответил так:

Старообрядцами были несколько поколений моих родственников по материнской линии. Прадед, имевший свой маслозавод, даже возглавлял миасскую общину, поддерживал ее материально. Я тоже крещен был по старому обряду, ходил с бабушкой на службы.

Кроме того, не будем забывать, какой большой вклад внесли старообрядцы в становление промышленности и торгового дела в России, нашего города, в развитие национальной культуры и духовности.Люди, сохранившие верность духовным традициям дониконианского периода, отличаются более строгими моральными принципами. В местах компактного проживания старообрядцев (такие поселения сохранились в сибирской глубинке) фактически нет преступности. Это маленькие островки нравственности среди криминального разгула, захлестнувшего мир. Все это, безусловно, побуждает нас с большим уважением относиться к людям, не изменившим своим принципам вопреки жесточайшим гонениям и преследованиям, которым они подвергались. Не пощадила староверов и советская власть, которая не жаловала любую религию. Кстати, от большевиков пострадали и мои предки.

Да, поистине чудо сотворил Господь на миасской земле - нашлись замечательные люди, которые мобилизовали материальные и моральные возможности, чтобы возвести здесь красавец-храм, о каком старообрядцы многих краев России могут только мечтать.

Душой стройки, ее кураторами от общины были Виктор Иванович Столбиков и Анатолий Степанович Зенцов. Николай Степанович Зенцов возглавлял бригаду, положившую немало сил - духовных и физических - на сооружение и установку куполов, красоту которых по достоинству оценят еще и потомки. Молодые и престарелые члены общины старались не пропускать проводимые здесь еженедельно субботники, трудились на них с удовольствием во славу Божию.

Фото из архива краеведческого музея г. Миасса

Подробности

ревнителей древнего благочестия

Работа добавлена на сайт samzan.ru: 2016-03-13

Идеология раскола в XVII в. Протопоп Аввакум.

1. Причины церковной реформы

Централизация Русского государства требовала унификации церковных правил и обрядов. Уже в XVI в. был установлен единообразный общерусский свод святых. Однако в богослужебных книгах сохранялись значительные разночтения, вызванные нередко ошибками переписчиков. Устранение этих различий стало одной из целей созданного в 40-х гг. XVII в. в Москве кружка "ревнителей древнего благочестия", состоявшего из видных представителей духовенства. Он стремился также к исправлению нравов священнослужителей. Распространение книгопечатания позволяло установить единообразие текстов, но прежде требовалось решить, по каким образцам вести исправления. Определяющую роль в решении этого вопроса сыграли политические соображения. Стремление сделать Москву ("Третий Рим") центром мирового православия требовало сближения с греческим православием. Однако греческое духовенство настаивало на исправлениие русских церковных книг и обрядов по греческому образцу.

Греческая церковь со времен введения православия на Руси пережила ряд реформ и значительно отличалась от древних византийских и русских образцов. Поэтому часть русского духовенства во главе с "ревнителями древнего благочестия" выступила против предложенных преобразований. Однако патриарх Никон, опираясь на поддержку Алексея Михайловича решительно провел намеченные реформы в жизнь.

2. Патриарх Никон

Никон - выходец из семьи мордовского крестьянина Мины, в миру - Никита Минин. Патриархом стал в 1652 г. Отличавшийся непреклонным, решительным характером Никон обладал колоссальным влиянием на Алексея Михайловича, который называл его своим "собинным (особенным) другом".

Важнейшими обрядовыми изменениями явились: крещение не двумя, а тремя перстами, замена земных поклонов поясными, троекратное пение "аллилуйя" вместо двукратного, движение верующих в церкви мимо алтаря не по солнцу, а против него. По-иному стало писаться имя Христа - "Иисус" вместо "Исус". Некоторые изменения были внесены в правила богослужения и иконописи. Все книги и иконы, написанные по старым образцам, подлежали уничтожению.

4. Реакция на реформу

Для верующих это было серьезным отступлением от традиционного канона. Ведь молитва, произнесенная не по правилам, не просто не действенна - богохульна! Наиболее упорными и последовательными противниками Никона стали "ревнители древнего благочестия" (ранее патриарх сам входил в этот кружок). Они обвиняли его во введении "латинства", ведь греческая церковь со времен Флорентийской унии 1439 г. считалась в России "испорченной". Тем более, греческие богослужебные книги печатались не в турецком Константинополе, а в католической Венеции.

5. Возникновение раскола

Противники Никона - "старообрядцы" - отказались признавать проведенные им реформы. На церковных соборах 1654 и 1656 гг. противники Никона были обвинены в расколе, отлучены от церкви и сосланы.Наиболее видным сторонником раскола был протопоп Аввакум, талантливый публицист и проповедник. Бывший придворный священник, участник кружка "ревнителей древнего благочестия" пережил тяжелую ссылку, страдания, смерть детей, но не отказался от фанатического противостояния "никонианству" и его защитнику - царю. После 14-летнего заключения в "земляной тюрьме" Аввакум был заживо сожжен за "хулу на царский дом". Самым знаменитым произведением стораобрядческой литературы стало "Житие" Аввакума, написанное им самим.

6. Старообрядчество

Церковный собор 1666/1667 г. проклял старообрядчество. Начались жестокие преследования раскольников. Сторонники раскола скрывались в труднодоступных лесах Севера, Заволжья, Урала. Здесь они создавали скиты, продолжая молиться по-старому. Нередко в случае приближения царских карательных отрядов они устраивали "гарь" - самосожжение.

Не приняли реформ Никона монахи Соловецкого монастыря. Вплоть до 1676 г. мятежный монастырь выдерживал осаду царских войск. Восставшие, считая, что Алексей Михайлович стал слугой Антихриста, отказались от традиционной для православия молитвы за царя.

Причины фанатического упорства раскольников коренились, прежде всего, в их уверенности, что никонианство - порождение сатаны. Однако сама эта уверенность питалась определенными социальными причинами.

Среди раскольников было много духовных лиц. Для рядового священника нововведения означали, что всю свою жизнь он прожил неверно. К тому же многие священнослужители были малограмотны и не подготовлены к освоению новых книг и обычаев. Посадские люди и купечество также широко участвовали в расколе. Никон давно конфликтовал с посадами, возражая против ликвидации принадлежавших церкви "белых слобод". Монастыри и патриаршая кафедра занимались торговлей и промыслами, что раздражало купцов, считавших, что духовенство незаконно вторгается в их сферу деятельности. Поэтому посад с готовностью воспринимал все, шедшее от патриарха, как зло.

Среди старообрядцев были и представители господствующих слоев, например боярыня Морозова и княгиня Урусова. Однако это все же единичные примеры.

Основную же массу раскольников составляли крестьяне, уходившие в скиты не только за правой верой, но и за волей, от барских и монастырских поборов.

Естественно, что субъективно каждый старообрядец видел причины своего ухода в раскол исключительно в неприятии "никоновской ереси".

Среди раскольников не было архиереев. Некому было рукополагать новых священников. В этой ситуации часть старообрядцев прибегла к "перекрещиванию" ушедших в раскол никонианских священников, а другие вообще отказались от духовенства. Общиной таких раскольников-"беспоповцев" руководили "наставники" или "начетчики" - наиболее сведущие в Писании верующие. Внешне "беспоповское" направление в расколе напоминало протестантизм. Однако это сходство иллюзорно. Протестанты отвергали священство принципиально, считая, что человеку не нужен посредник в общении с Богом. Раскольники же отвергли священство и церковную иерарахию вынужденно, в случайно возникшей ситуации.

Идеология раскола, строившаяся на неприятии всего нового, принципиальном отвержении любого иноземного влияния, светского образования, была крайне консервативна.

Протопоп Аввакум.

Вероучительные взгляды Аввакума Петровича достаточно традиционны, его любимая область богословия — нравственно-аскетическая. Полемическая направленность выражается в критике реформ Никона, которые он ставит в связь с «римской блуднёй», то есть с латинством.

Бог, судя по произведениям Аввакума, незримо сопутствовал страстотерпцу на всех этапах его жизненного пути, помогая наказывать презлых и лукавых. Так, Аввакум описывает, как ненавидевший его воевода отправил ссыльного ловить рыбу на безрыбном месте. Аввакум, желая посрамить его, воззвал ко Всевышнему — и «полны сети напехал Бог рыбы». Такой подход к общению с Богом очень похож на ветхозаветный: Бог, по мнению Аввакума, проявляет пристальный интерес к повседневной жизни страдающих за истинную веру.

Страдания Аввакум принимал, по его словам, не только от гонителей истинной веры, но и от бесов: по ночам они якобы играли на домрах и дудках, мешая священнику спать, вышибали чётки из рук во время молитвы, а то и прибегали к прямому физическому насилию — хватали протопопа за голову и вывертывали её. Впрочем, Аввакум — не единственный ревнитель старой веры, одолеваемый бесами: пытки, якобы творимые слугами дьявола над иноком Епифанием, духовным отцом Аввакума, были гораздо тяжелей.

Исследователи обнаружили весьма сильную зависимость идейного мира Аввакума от святоотеческой и патериковой письменности. В антистарообрядческой литературе нередко обсуждается противоречивый ответ протопопа на вопрос одной своей корреспондентки, сохранившийся в письме, подлинность которого под сомнением, о смутившем её выражении в одном богослужебном тексте о Троице. Это выражение можно было понять так, что в святой Троице различаются три сущности или существа, на что Аввакум отвечал «не бойся, секи несекомое». Эта реплика дала повод новообрядческим полемистам повод говорить о «ереси» (тритеизм). Впоследствии эти взгляды Аввакума пытались оправдать на Иргизе, так что из таких апологетов выделился особый толк «онуфриевцев». На самом деле взгляды протопопа на святую Троицу не отличались от святоотеческих, что видно из предисловия к «Житию», а его неосторожные выражения не были приняты старообрядцами. Ряд исследователей, в частности, Н. М. Никольский и Е. А. Розенков, говорят о недостаточной осведомлённости Аввакума в вопросах православной догматики. Так, смущение вызывает фраза из письма, в которой Аввакум обещал последовавшему этому призыву, что он узрит «трёх царей».

samzan.ru

"КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ" - это... Что такое "КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ"?

 "КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ"

кружок духовных и светских лиц, группировавшийся в кон. 40-х - нач. 50-х гг. 17 в. вокруг духовника царя Алексея Михайловича Стефана Вонифатьева. В него входили: Ф. М. Ртищев, новоспасский архимандрит Никон (позднее - патриарх), настоятель Казанского собора Иван Неронов, протопопы Аввакум, Логгин, Лазарь, Даниил. Члены "К. р. б." выделялись своей образованностью. Их объединяло стремление поднять авторитет церкви и усилить ее влияние на нар. массы. "К. р. б." ставил своей целью борьбу с недостатками и пороками среди духовенства, возрождение церк. проповедей и др. средств воздействия на массы. Благодаря поддержке царя, к-рый внимательно относился к советам своего духовника, "К. р. б." сделался фактич. правителем рус. церкви. Со вступлением Никона на патриарший престол (1652) кружок распался.

Лит.: Каптерев Н. P., Патриарх Никон и его противники в деле исправления церк. обрядов, 2 изд., Сергиев-Посад, 1913.

Л. К. Бажанова. Москва.

Советская историческая энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия. Под ред. Е. М. Жукова. 1973-1982.

  • КРУГОВОРОТА ИСТОРИЧЕСКОГО ТЕОРИЯ
  • КРУЗЕ

Смотреть что такое ""КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ"" в других словарях:

    Кружок ревнителей благочестия - Кружок ревнителей благочестия кружок духовных и светских лиц, объединившийся в конце 1640 начале 1650 х годов вокруг Стефана Вонифатьева, духовника царя Алексея Михайловича. В него входили: Фёдор Ртищев, архимандрит Новоспасского… … Википедия

    КРУЖОК РЕВНИТЕЛЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ - сложился в конце 1640 х гг. вокруг духовника царя Алексея Михайловича С. Вонифатьева. Члены кружка (Ф. М. Ртищев, Никон, И. Неронов, Аввакум и др.) стремились поднять авторитет и влияние Русской православной церкви путём возрождения христианског … Русская история

    Кружок ревнителей благочестия - («Кружок ревнителей благочестия»,) кружок духовных и светских лиц, группировавшихся в конце 40 начале 50 х гг. 17 в. вокруг духовника царя Алексея Михайловича Стефана Вонифатьева. В него входили: Ф. М. Ртищев, новоспасский архимандрит… … Большая советская энциклопедия

    «Кружок ревнителей благочестия» - сложился в конце 1640 х гг. вокруг С. Вонифатьева, духовника царя Алексея Михайловича. Члены кружка (Ф. М. Ртищев, Никон, И. Неронов, Аввакум и др.) стремились поднять авторитет и влияние Русской православной церкви путём возрождения… … Энциклопедический словарь

    Вонифатьев Стефан - протопоп московского Благовещенского собора, духовник царя Алексея Михайловича. Стоял во главе реформаторского кружка ревнителей благочестия и имел исключительное влияние на ход тогдашних церковных дел. Его жизнь и деятельность отражена в… … Биографический словарь

    Раскол - религиозно общественное движение, возникшее в России в середине 17 в. Поводом для возникновения Р. послужила церковно обрядовая реформа, которую в 1653 начал проводить патриарх Никон с целью укрепления церковной организации. За ликвидацию … Большая советская энциклопедия

    Стефан Вонифатьев - (в иночестве Савватий; ум. 11 (21) ноября 1656, Валдайский Иверский монастырь) священнослужитель Русской православной церкви, протопоп московского Благовещенского собора, духовник царя Алексея Михайловича. Биография Из семьи священно или… … Википедия

    Никон - I Никон (год рождения неизвестен умер 1088) церковно политический деятель Киевской Руси, летописец. По мнению историка М. Д. Приселкова (См. Присёлков), под именем Н. в киевском Печерском монастыре был пострижен первый русский митрополит… … Большая советская энциклопедия

    Ртищев Фёдор Михайлович - (1626 1673), государственный деятель, окольничий (1656). Выполнял дипломатические поручения во время войн с Речью Посполитой и Швецией (1654 56). Приближённый царя Алексея Михайловича, глава ряда приказов (Большого дворца, Тайных дел и др.).… … Энциклопедический словарь

    Кружок - Кружок: небольшой круг Топоним Кружок (Путивльский район) Организация Кружок общество или тематический клуб по интересам: Кружок «Воскресение» Кружок качества Кружок Крейсау Кружок любителей западноевропейской литературы Кружок Петефи… … Википедия

Указанная деятельность кружка ревнителей, находивших себе постоянную поддержку и поощрение в царском духовнике Стефане Вонифатьевиче и прочную опору в самом государе, естественно не могла нравиться как патриарху, так и большинству епархиальных архиереев. В деятельности кружка патриарх и власти видели косвенное порицание их архипастырской деятельности, обличение их в нерадении в исполнении своих архипастырских обязанностей, в преступном их равнодушии к печальному нравственно религиозному положению пасомых, духовенства и самой церкви, тем более, что некоторые челобитные ревнителей даже прямо принимали наставительно-учительный тон относительно патриарха и других архиереев. Неизвестный, например, в своей челобитной к патриарху Иосифу, называя себя «грубоумным его богомольцем», в то же время напоминает Иосифу о его предшественниках – московских митрополитах: Петре, Алексее, Ионе, примеру которых и приглашает Иосифа следовать в своей архипастырской деятельности, причем резко заявляет: «твоего святительскаго рукоположения служители (церкви), только именем пастыри, а делом волцы, только наречением и образом учители, а произволением тяжцы мучители». Он молит Иосифа поревновать о церквах Божиих, оказать ревность по примеру своих великих предшественников на московской кафедре и исправить «хромое», пока еще есть время. Другой челобитчик так пишет суздальскому архиепископу Серапиону: «ты, святителю Божий, яко же слышится, не прележиши, еже отринути и воспретити худых человек, по бесовскому ухищрению, возношение и гордость на невесту Христову, глаголю церковь Божию: или мниши избежати суда Божия? Помни реченное в писании: тому же быть волку и сему, Аще волком терпит, а не пастырю. Ты бо еси пастырь поставлен и страж людем Божиим отгоняти волки, яко же во Иезекеиле речено бысть. Того ради и епископ нарицаешися и места высокого сподобилси еси, еже ти смотряти опасно на вся люди, сущия под паствою твоею, и учити на благоверие... И о сем зельне болю душею, яко отдал еси паству свою волком на расхищение, паче же церковь Божию в поругание мятежником». – Понятно, что подобные обличения со стороны ревнителей самих архипастырей церкви, приравнивание их к волкам и губителям своих пасомых и самой церкви, естественно вызывали сильное раздражение и неприязнь со стороны высшей духовной власти. Но одними обличениями и укоризнами по адресу архипастырей церкви, кружек ревнителей не ограничился. Благодаря сочувствию к себе и поддержке царя и близких к нему лиц, кружек делается постепенно крупною силою, начинает оказывать очень заметное влияние и прямо давление на ход всех вообще церковных дел, начинает оказывать влияние на самое назначение митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов и протопопов, действуя в этом случае на паря чрез Стефана Вонифатьевича. Вследствие этого руководство всею церковною жизнью стало переходить в руки кружка ревнителей, который фактически делался управителем всей русской церкви. Понятно, что патриарх и все власти, которым по праву принадлежала инициатива во всех церковных делах, от которых собственно должны были исходить все церковные мероприятия и постановления, оказались стоящими в стороне, инициатива в церковных делах стала ускользать из рук властей и переходить к ревнителям, которые делаются все смелее, энергичнее и требовательнее. Очень и очень неприятно должны были чувствовать себя власти, у которых власть осязательно начинала ускользать из рук, и относительно которых ревнители, состоявшие в значительной части из белого духовенства, часто не скупились на резкие обличения. Но особенно сильно должен был чувствовать это и сознавать сам патриарх, под боком и на глазах которого родилась и выросла эта враждебная ему и всем архиереям сила, грозившая окончательно отстранить его и всех властей от фактического управления церковью. Тогда патриарх Иосиф решился вступить в борьбу с ревнителями. Вопрос о введении единогласия в церковном пении и чтении и сделался тем боевым вопросом, около которого произошла решительная борьба между патриархом и кружком ревнителей, причем дело тут шло не только о единогласии, но и о том: кто победит – партия-ли новаторов-ревнителей, с Стефаном Вонифатьевичем во главе, или партия приверженцев старых церковных порядков, во главе которой открыто стал теперь патриарх Иосиф, поддерживаемый большинством архиереев и приходским духовенством, недовольным реформаторскими затеями кружка. Почему из всех других вопросов, поднятых ревнителями, именно вопрос о единогласии выдвинулся на первое место и сделался боевым по преимуществу, это объясняется тем, что другие вопросы, как, например, о необходимости борьбы с остатками язычества, с распущенною жизнью белого и черного духовенства, ни в ком не возбуждали сомнений: ненормальность указанных явлений и необходимость борьбы с ними признавалась всеми. Другое было с вопросом о единогласии: тут возможны были, с точки зрения тогдашнего понимания дела, и споры по этому вопросу, и борьба из-за него. Еще Стоглавый собор постановил: «псалмов бы и псалтыри вдруг не говорили и канонов по два вместе не канонархали, но по единому, занеже то в нашем православии великое бесчиние и грех; тако творити отцы отречено бысть». Но не смотря на такое постановление Стоглавого собора, «то в нашем православии великое бесчиние и грех» продолжались по-прежнему, по-прежнему службы церковные совершались разом несколькими голосами: один пел, другой в это время читал, третий говорил ектении или возгласы, или читали сразу в несколько голосов и каждый свое особое, не обращая внимания на других, и даже стараясь их перекричать. Всякая чинность, стройность, а также и всякая назидательность богослужения, окончательно терялись – церковная общественная служба, при таких порядках, не только не назидала, не научала, не настраивала на молитву предстоящих, но напротив: приучала их относиться к богослужению чисто механически, бессмысленно, только внешним образом, без всякого участия мысли и чувства. Многие из народа стали смотреть на посещение церкви, как на одну формальность, и не только во время богослужения держали себя крайне непристойно, что чуть ли не сделалось общим правилом, но и старались ходить в те именно церкви, где служба, ради многогласия, совершалась с особою скоростью. С своей стороны духовенство, желая заманить в свои храмы побольше народу, доводило скорость церковных служб до крайности, дозволяя в храме читать единовременно голосов в шесть и -больше. Эти вопиющие беспорядки в церковном богослужении глубоко возмущали всех истинно благочестивых людей, и по их жалобам высшие церковные власти предпринимали против злоупотреблений некоторые меры. Патриарх Гермоген в послании пишет: «поведают нам христолюбивые люди со слезами, а инии писание приносят, а сказывают, что в мирских людях, паче во священниках и иноческом чине, вселися великая слабость и небрежение, о душевном спасении нерадение, и в церковном пении великое неисправление. По преданию св. апостол и по уставу св. отец церковного пения не исправляют, и говорят-де в голоса в два, и в три, и в четыре, а инде и в пять – в шесть. И то нашего христианского закона чуже» В 1636 году нижегородские священники в своей челобитной патриарху Иосафу заявляют: «в церквах, государь, зело поскору пение, не по правилам святых отец, ни наказанию вас, государей, говорят голосов в пять и шесть и боле, со всяким небрежением, по скору. Екзапсалмы, государь, такоже говорят с небрежением не во един же голос, и в туж пору и псалтырьи каноны говорят, и в туж пору и поклоны творят невозбранно» . Подобные церковные нестроения совершались и в самой Москве и по другим епархиям. Так патриарх Иоасаф, в памяти тиуну Манойлову 1636 года, заявляет, что в Москве во всех церквах «чинится мятеж и соблазн и нарушение нашея святые и православные христианския непорочные веры», во всех церквах «зело по скору пение Божие, говорят голосов в пять и шесть и больши, со всяким небрежением». Патриарх запрещает многогласие, однако сейчас же делает и уступку в пользу укоренившегося злоупотребления; «а в церкви бы велети говорите, пишет он, голоса в два, а по нужде в три голосы, опроче экзапсалмов, а экзапсалмы бы по всем церквам говорили в один голос, а псалтыри и канонов в те поры говорите отнюдь не велети». Суздальский архиепископ Серапион в своем окружном послании 1642 года пишет: «ведомо убо нам, архиепископу, от многих известися, что в Суздале и по всем городом нашея архиепископьи, в соборных и приходских святых Божиих церквах чинятца мятежи и соблазн и нарушение святые нашея православные христианския непорочные веры, что в святых Божиих церквах зело по скору пение Божие, не по правилам святых апостол и святых отец: говорят в голосов в пять и шесть и больши, со всяким небрежением». В виду этих злоупотреблений архиепископ повелевает: «а в церкви велети говорите голоса в два, а экзапсалмы по всем церквам говорите в один голос, а псалтыри и канонов в ту пору говорить отнюдь невелеть». Но так как злоупотребления продолжали существовать по-прежнему, то они по-прежнему продолжали вызывать и горькие жалобы людей благочестивых. Так, неизвестный в челобитной к патриарху Иосифу говорит: «воспомяну тебе, государь, и о бездушных гласех – благовесты и звоны по обычаю церковному и по достоянию коегождо дне по чину содеваются, первому другое последуя, звон с благовестом несмесно; царского же, государь, пения обычай от многих небрегом и не по ряду совершается, яко же предаша нам святии отцы, ежебы первых божественны сладости вкусивше, и других совершению святые службы всем всякого глаголемого и чтомаго и поемаго словеси насыщатися: но точию, государь, именем утреннего времени зовется утреня, или вечернего времени зовется вечерня, совершается же, государь, от многогласия в церквах Божиих пение образом неистового пьянства: к начальному пению другий поемлет и третий, даже и до пяти и шести гласов купно бывает. И еще, государь, бываемое, кто наречет святого церковного устава обычай? Воистину государь, тем сводим на себе гнев Божий, а не милость» . Биограф Неронова говорит: «в оная времена от не разумеющих божественного учения внийде в святую церковь смущение велие, яко чрез устав и церковный чин не единогласно певаху, но в гласы два, и три, и в шесть церковное совершаху пение, друг друга неразумеюще, что глаголет; и от самех священников и причетников шум и козлогласование в церквах бываше странно зело: клирицы бо пояху на обоих странах псалтырь и иные стихи церковные, не ожидающе конца лик от лика, но купно вси кричаху; псаломник же прочитоваше стихи, не внимая поемых, начинаше иные, и не возможно бяше слушающему разумети поемого и читаемаго» . Некто, называющий себя Агафоником, прислал суздальскому архиепископу Серапиону целое обширное послание, с целью доказать необходимость введения во всех церквах обязательного единогласия и необходимость уничтожения укоренившегося у нас многогласия. После небольшого вступления, с выражением почтения к архиепископу и своего недостоинства, после укоров архиепископу за его нерадение в борьбе с приверженцами многогласия, которые, как волки, расхищают его паству, производят церковный раздор, автор спрашивает: «кто сие устави единогласное и благочинное пение – повеждь ми?» И отвечает: «не ин бо кто сие устави, но иже восшедый до третьего небесе, Павел Апостол, яко же рече: ныне же братия, Аще прииду к вам языки глаголяй, кую вам пользу сотворю, Аще вам не глаголю или во откровении, или в разуме, или в пророчествии, или в научении».., и ссылаясь на толкование этих слов Апостола Златоустом, говорит: «тако и мы, святый владыко, во святых Божиих церквах, егда в два гласа и в три и четыре вдруг говорим вси, которая польза будет слышающим? всюду неполезное будет, яко же Златоустый глаголет зде и Павел Апостол. Слыши святый владыко, како Апостол Павел, Златоуст безполезное показуют пение «с бесчинием бываемое»... Приводя другие места из Апостола Павла и толкования на них Златоуста, говорит: «вонми святый владыко Апостола гласу, яко беснующихся являет быти всех глаголющих вдруг; не яве-ли мы, егда в гласа в два, и в три, и в четыре, и в пять, овогда и в шесть и в седмь, неточию невернии, но и верный, благочестие и благочиние церковное любяй, неречет-ли нам – беснуемся? ей посмеется сему нашему беснованию». Снова приводя слова Апостола Павла и толкование Златоуста, говорит: «видиши-ли владыко святый, како Павел Апостол и Златоустый Иоанн к пользе вся творити повелевают, и к созиданию ближнего и исправлению; кая же польза получити предстоящим в церкви людем во время божественного пения, егда в гласа два или три и множае вдруг говорят, – никако ничесого, точию шум всуе, и без пользы, и пагуба с великим грехом». И опять приводя слова Ап. Павла и толкования Златоуста, говорит, что он «повеле явно везде по вселенней во всех церковных святых, пети единым гласом, внимания и созидания ради слышати хотящих слова Божия в пользу себе, да не без плода от церкве отыщут». Ссылаясь затем, в подтверждение необходимости единогласия на Григория Богослова , автор, обращаясь к архиепископу, говорит: «что же святителю Божий к сим? Аще сих свидетелей не требуем, или не преемлем, глаголющих правая и истинная о Христе и о догматех, то убо тща и вера наша, обретаютжеся и лжесвидетели Божия Апостоли, яко послушествоваше на Бога, яко воскреси Христа, Его не воскреси; и умерший о Христе и о догматех – погибоша; Аще в животе сем уповающе есмы в Христа точию, – окаяннейши всех человек есмы; и евангельская проповедь и апостольская предания, и правила святых и богоносных отец будут ложны и не истинны, тако же и уставы церковные; то убо нынешних мятежников и раскольников церковных уставы добры? Ни, не буди тако. Вся сия бляди суть суетословцов и своевольников, якоже Златоуст глаголет, зане по своему их любоначалию сия глаголющим, и творящим во святых церквах еретический сей шум, а любоначалие мати есть ересям, якоже Златоустый глаголет. Буди нам последовати и творити по преданию святых апостол и богоносных отец правилом, и по церковным уставом, еже в пользу себе и всему православному христианству, а еретических блядей и богопротивных всячески ошаяватися и отметати их». Автор заявляет, что за единогласие говорят не только указанные им святые мужи, но и московский Стоглавый собор, постановление которого о единогласии он и приводит, а также и московский патриарх Гермоген, «новый исповедник», также боровшийся с многогласием; и затем, обращаясь к архиепископу, говорит: «поминай святителю Божий Златоустого слово, яко рече: да не убо ми речеши, яко пресвитер согрешил есть, ниже яко диакон: всех сих на главу хиротонисавших вины переходят». В заключение своих рассуждений и доказательств в пользу безусловной обязательности для всех единогласия в церковном пении и чтении, автор приходит к такому выводу, что «всею силою и мощию должни суть архиепископи и епископи имети стражбу о освященных кононех божественных правил, поручено бо есть им твердо соблюдати я, да ничто от них преступаемое и забытием преминуемо, ни изысканием оставляемо, во он день в муках онех изыскано будет: хранящий бо священные каноны Владыки Бога сподобляются, сия же преступающий, в конечное осуждение себе влагают. Божественным каноном несохраняемым, различна преступления бывают, от тогоже Божий гнев на нас сходит, и многие казни, и последний суд. Тому сему повинни суть святители, не бдяще, не стрегуще винограда, еже есть церковь, но препущающе во обиду по некоей страсти, или по неразумию небоязны вышнего страха, иже суть клялися сохранити и судьбы закона и правды Божия, – горек суд таковым и поделом воздаянием будет. Бога ради, молим тя, святителю Божий, со всеми, иже Бога любящими, во еже силою Святого Духа, по богоизбранном народе твоея паствы, пачеже о душах их, неболети и руку подати требующим и исцелити братию, погибнути хотящих, и во единое собрати расстоящыяся уды, исправити же согрешение, дóндеже время настоит, яко да многим странам подаш подобающе согласие, еже убо безместие худых человек погубити возношение, занеже се и Владыце всех благоугодно и вышний всякия молитвы» .

Но многогласием в чтении и пении, одновременностью чтения и пения, дело не ограничивалось, злоупотребления и

беспорядки шли далее, простирались на самый характер церковного пения. Биограф Неронова говорит, что в то время в церквах «пояху речи не яко писани суть, но изменяюще речения ради козлогласования своего, восприемше обычай древних безчинников, и вместо ежебы глаголати: Бог, Христос, Спас, они пояху: Бого, Христосо, Спасо и прочия речи изменяюще, яко ныне странно зело слышати»: Инок Евфросин в 1651 году писал: «Дух Святый повелевает бо пети не просто, но разумно, сиречь не шумом, ниже украшением гласа, но знати бы поемое самому поющему, и послушающим того пения разум речей мощно бы ведати, а неточию глас украшати, о силе же глагол, небрещи... В пении бо нашем точию глас украшаем и знаменные крюки бережем, а освященные речи до конца развращены противу печатных и письменных древних и новых книг, и неточию развращены, но и словенского нашего языка, в нем же родихомся и священным писаниям учихомся, чюжи, не свойственны и сопротивны. Гдебо обрящется во священном писании нашего природного словенского диалекта сицевыи, несогласные речи: сопасо, пожеру, вомоне, темено, имои, восени, волаемо, иземи, людеми, сонедаяй и прочия таковые странные глаголы, ихже множество невозможно ныне подробну исчести» .

Глава кружка ревнителей, Стефан Вонифатьевич, решительно восстал против многогласия в церковном нении и чтении и решился всюду ввести единогласие. Вместе с Федором Ивановичем Ртищевым они стали действовать на царя, который охотно примкнул к ним, вполне разделяя их воззрения на единогласие. Тогда Стефан и Ртищев «первое уставиша в своих домех единогласное и согласное пение», а потом, посоветовавшись между собою, при поддержке государя, вызвали из Нижнего Новгорода известного Иоанна Неронова и сделали его протопопом московского Казанского собора. Неронов немедленно ввел в своем соборе единогласное пение и чтение. К ним скоро примкнул, в этом деле, и Новоспасский архимандрит Никон, впоследствии патриарх, который, по словам Шушерина, и сделался Стефану «в том богоспасаемом деле велий поборник и помощник». Затем, по примеру Стефана и Неронова, за единогласие дружно стали и провинциальные ревнители: Аввакум, Лазарь и другие.

Настойчивые и энергичные усилия кружка ревнителей ввести в приходских московских церквах единогласие, и очевидное их стремление распространить его на всю церковь, вызвали сильное возбуждение и недовольство среди громадного большинства приходского духовенства, которое увидело в единогласии зловредное новшество, чуть не ересь, и готово было открыто и решительно восстать против него. Этим возбуждением приходского духовенства, и в значительной мере самих прихожан, воспользовался патриарх Иосиф, чтобы подвести свои счеты с ненавистным ему, зазнавшимся кружком ревнителей, состоящим исключительно из лиц низшей церковной иерархии и не имевшим в среде своей ни одного архиерея. Патриарх стал во главе противников единогласия . На первый взгляд может показаться очень странным: каким образом патриарх Иосиф мог защищать многогласие – сие бесстрашие и нерадение о церковном пении», «то в нашем православии великое бесчиние и грех»; каким образом патриарх мог восстать на защиту многогласия, столь очевидно представляющего из себя вопиющее злоупотребление, ни под каким видом недопустимое и не терпимое в церкви? Между тем, с точки зрения тогдашнего понимания дела, Иосиф имел свои серьезные основания бороться против единогласия и отстаивать многогласие.

Русские того времени были убеждены, что при совершении всех церковных служб необходимо вычитать и пропеть без всяких пропусков все, что положено р церковном уставе, который однако взят был нами из восточных самых строгих монастырей, и введен был у нас в обыкновенных приходских церквах. Благодаря этому обстоятельству службы в приходских храмах, при вычитывании и выпевании всего положенного строгим монастырским уставом, выходили чрезмерно длинными и крайне утомительными для прихожан, которые, при таких условиях, неохотно посещали церковные службы, как очень обременительные для них и требующие слишком много времени. Практическая повелительно настоятельная нужда требовала сокращения церковных служб в приходских церквах. Тогда наши предки, для достижения этой, самой жизнью подсказанной цели, прибегли к такому средству: оставаясь верными тому своему воззрению, что весь церковный устав обязательно должен выполняться при совершении всех церковных служб, они стали употреблять многогласие т. е. прибегли к единовременному пению положенного уставом в несколько голосов сразу, причем один читал и пел одно, другой в это же время другое, третий свое и т. д., благодаря чему церковные службы отправлялись очень скоро, а между тем все положенное уставом выпевалось и вычитывалось вполне и без всяких пропусков. Понятно, чем на большее количество голосов разделялось положенное для данной службы чтение и пение, тем скорее отправлялась служба, почему, в видах скорости, стали употреблять в службах пение и чтение сразу голосов в пять, шесть и семь. Но такое многогласие, в видах необходимого сокращения времени служб, допускалось только для приходских церквей, ради немощи мирских людей, ради снисхождения к их житейским заботам, недозволяющим уделять им слишком много времени на посещение церковных богослужений. Другое дело монастыри, населенные людьми, отрекшимися от всего мирского, обязавшимся посвятить себя всецело служению Богу, непрестанной молитве; там строго требовалось соблюдение единогласия и долгие службы были обязательны. Полагалось, если кто из мирских хотел слушать настоящую истовую службу, тот должен был отправляться на богомолье в монастырь, почему благочестивые русские люди и считали себя обязанными, времени от времени, посещать ради богомолья монастыри, чтобы хотя изредка помолиться как следует, выстаивая все длинные монастырские службы. Естественно поэтому, что когда ревнители благочестия, указывая на полное извращение характера и значения церковных служб многогласием, на весь вред подобных церковных порядков для молящихся, необходимо ничего не понимавших из того, что читалось и пелось в церкви, и потому составлявших о самом богослужении и его цели и назначении, самое неправильное и извращенное понятие, – когда они потребовали уничтожения многогласия и введения единогласия; то сам собою возник практический и, нужно сознаться, очень важный вопрос: как отзовется введение единогласия на посещении храмов народом, когда приходские службы удлинятся чрезмерно? Ведь и сторонники единогласия, также как и сторонники многогласия, требовали при совершении служб полного соблюдения всех предписаний устава, даже вводили еще в богослужение разные положенные чтения из прологов, житий святых, отеческих поучений, чем необходимо крайне удлиняли все службы, приближая их к монастырским. Никаких выпусков и сокращений в службах они не допускали; напротив они все совершали по уставу, очень истово, точно, без малейших опущений. Мы знаем, как такие истовые, уставные службы единогласников должны были отзываться на молящихся во храме. Павел Алепский вот что пишет об этих наших церковных службах: мы выходили из церкви, говорит он, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния без отдыха и покоя... Что касается нас, то душа у нас расставалась с телом, от того что они затягивают обедни и другие службы: мы выходили неиначе, как разбитые ногами и с болью в спине, словно нас распинали... Мы не в состоянии (после богослужения) были придти в себя от усталости и наши нога подкашивались». Павел искренно изумляется необыкновенной выносливости русских, выстаивавших чрезмерно длинные службы. «Что за крепость в их телах и какие у них железные ноги! восклицает он. Они неустают и неутомляются. Вышний да продлит их существование!.. Какое терпение и какая выносливость! Несомненно, что все эти люди святые: они превзошли подвижников в пустынях. Мы же вышли (из церкви) измученные усталостию, стоянием на ногах и голодом». «Всего больше, заявляет он, боялся я и хлопотал об отезде (из Москвы) до Пасхи, что бы избавиться от бдений, трудов и стояний Страстной седмицы» .

Таким образом единогласие, истовость в совершении церковных служб, введете в них чтений из разных учительных книг, несомненно не только изменяло привычный для прихожан строй богослужения, но, что особенно важно, оно чрезмерно удлиняло все церковные службы, делало их очень утомительными и обременительными для обыкновенных молящихся, которые, не имея возможности уделять на них слишком много времени и сил, предпочитали вовсе не ходить в церковь. Вот именно на это-то практическое последствие введения единогласия и обратил свое внимание патриарх Иосиф. Если сторонники единогласия говорили и проповедывали, что многогласие губит истинное благочестие и уничтожает назидательность церковных богослужений; то противники единогласия говорили наоборот, что именно единогласие губит народное благочестие, так как оно совсем отучает народ от посещения церкви и вопрос, значит, в представлении современников, сводился в конце собственно к следующему: что лучше в интересах благочестия; ходить-ли часто в церковь и почти вовсе не понимать того, что в ней поется и читается, или же, ради чрезмерной продолжительности церковных служб, посещать их очень редко? Патриарх Иосиф, вопреки ревнителям, стал на сторону умеренного многогласия и решительно выступил против пагубного, по его мнению, единогласия, которое должно иметь место в монастырях, а не в приходских церквах . На почве этого спорного вопроса и произошло решительное столкновение патриарха Иосифа с Стефаном Вонифатьевичем.

Государь в 1649 году приказал патриарху Иосифу устроить соборное заседание с тем, что бы на нем был рассмотрен вопрос о единогласии и решен «как лутче быти». Действительно 11-го февраля 1649 года, в царской середней палате, составился собор под председательством патриарха Иосифа для рассмотрения и решения вопроса о единогласии. Рассматривая этот вопрос собор нашел, что от введения в московских приходских церквах единогласия, что сделано в самое последнее время, «на Москве учинилась молва великая, и всяких чинов православные людие от церквей Божиих учали отлучатися за долгим и безвременным пением». В виду этого патриарх «со всем освещенным собором советовали и уложили: как было при прежних святителех митрополитех и патриархех по всем приходским церквам божественной службе быти по-прежнему, а вновь ничево не вчинати» . Так соборным постановлением 11-го февраля 1649 года, вопреки домогательствам Стефана и других ревнителей, единогласие в приходских церквах формально было отвергнуто, как мера вредная для народного благочестия, а многогласие, как старый обычай, торжественно было узаконено.

Понятно, какое сильное и удручающее впечатление это соборное определение должно было произвести прежде всего на Стефана Вонифатьевича. Все его хлопоты и старания о введении единогласия, его горячая уверенность, что без единогласия в народе не может насаждаться истинное благочестие, о чем он так усиленно заботился вместе с царем и другими ревнителями, должны были кончиться ничем, благодаря сопротивлению патриарха и его сторонников. Этого мало. Соборное формальное постановление окончательно узаконяло у нас многогласие, это «в нашем православии великое бесчиние и грех», полагало сильное препятствие, по крайней мере в ближайшем будущем, всем дальнейшим попыткам ввести у нас единогласие. Всегда спокойный и кроткий Стефан на этот раз не выдержал. Он публично жаловался государю на патриарха и всех властей, присутствовавших на соборе, называл их волками и губителями, а не пастырями, говорил, что утвержденным собором многогласием уничтожается истинная церковь Христова, и в глаза бранил и бесчестил патриарха и всех присутствовавших на соборе сторонников многогласия. Эта несдержанная выходка Стефана сильно оскорбила патриарха и властей, тем более, что все это произошло публично. Иосиф решился воспользоваться этим обстоятельством, чтобы окончательно разделаться с ненавистным ему царским духовником. От своего лица и от лица всего освященного собора он подал государю челобитную на благовещенского протопопа Стефана Вонифатьевича, в которой писал: «в нынешнем, государь во 157 году, февраля в 11 день, указал ты, благочестивый и христолюбивый государь царь, мне, богомольцу своему, и нам богомольцом своим, быть у себя, государя, в середней. И тот благовещенский протопоп Стефан бил челом тебе, государю, на меня, богомольца твоего, и на нас, на весь освященный собор, а говорил: будто в московском государстве нет церкви Божии, а меня, богомольца твоего, называл волком, а не пастырем; тако ж называл и нас, богомольцов твоих, митрополитов, и архиепискупов, и епискупа, и весь освященный собор бранными словами, и волками, и губителями, и тем нас, богомольцов твоих, меня, патриарха, и нас, богомольцов твоих, освященный собор, бранил и бесчестил». Затем патриарх заявляет: «в уложенной книге писано: кто изречет на соборную и апостольскую церковь какие хульные словеса, да смертию умрет, а он, Стефан, нетолько что на соборную и апостольскую церковь хулу принес и на все Божии церкви, и нас, богомольцов твоих, обезщестил». В виду этого патриарх просит царя созвать собор для суда над Стефаном . Но государь не придал значения этой челобитной Иосифа и собора и не дал ей хода. Он неутвердил и соборного постановления Иосифа, узаконившего многогласие, так как сам всецело был на стороне Стефана, вполне одобрял и поддерживал его старание ввести у нас во всех церквах обязательное единогласие. Однако соборное постановление о многогласии, хотя и неутвержденное царем, все-таки состоялось, с этим фактом приходилось считаться итак или иначе парализовать его. Тогда государь и Стефан Вонифатьевич пришли к мысли, передать решение вопроса о единогласии на рассмотрение и решение константинопольского патриарха, как высшей и руководственной инстанции в решении спорных церковных вопросов. В этом смысле и оказано было ими давление на патриарха Иосифа.

Патриарх Иосиф ранее не только не был принципиальным противником греков, но открыто и решительно признавал, что восточные патриархи православную веру до ныне держать твердо и ненарушимо, и находятся в полном единении с русскою церковью. Так в первом своем послании к датскому королевичу Вольдемару (21 апреля 1644 г.) патриарх Иосиф между прочим пишет, что «греки и Русь» отвергли папу «за отступление от вселенских патриарх», «а назвали соборную кафолическую церковь едину восточную, которая седьмию вселенскими соборы утвержденную веру держит вовсем ненарушимо, целу и невридиму соблюдает и до днесь», что «римляне и германе» не крестятся прямым крещением, «якоже изначала предано святыми апостолы и святыми вселенскими седмию соборы в три погружения, еже и до ныне у греков и у нас Руси невредимо соблюдаемо есть». Во втором послании к Вольдемару Иосиф пишет, что русские приняли истинную православную веру от православных греков при князе Владимире, «что с четырьми вселенскими патриархи и до днесь о православии ссылаемся,и к нам от восточных стран митрополиты и архимандриты прежде сего и ныне приезжают, да еще и сами патриархи свидетельствованные в вере(т. е. несомненно строго православные), и до сего дня мы без всякого порока православную веру держим и пребываем в ней». Доказывая, что истинная церковь доселе находится в Иерусалиме, патриарх Иосиф говорит, что к Иерусалимской истинной церкви принадлежат теперь и другие «паче же и четыре патриаршие места, к семуже (к истинной иерусалимской церкви) с теми (четырьмя восточными патриархами), со всеми святыми вкупе, и наша святая, великая российская церковь согласуется правым исповеданием . Таким образом патриарх Иосиф самое русских доказывает именно его принятием от греков и непрерывностью общения, до самого последнего времени, русской церкви с православными греческими четырьмя патриархами, которые, вместе с русскими, православную веру «не нарушимо, целу и невредиму соблюдают и до днесь». Мы уже не говорим о том, что напечатанные с благословения патриарха Иосифа Кириллова книга и книга о Вере, заявляют, что русскому народу вселенского константинопольского патриарха следует слушать «и ему подлежати и повиноватися в справе и науце духовной». Значит, патриарх Иосиф, по характеру своих воззрений на греков, не мог оказать особенно упорного сопротивления требованию царя перенести спорный вопрос о единогласии на решение константинопольского патриарха, хотя, несомненно, он уступал в этом деле царю крайне неохотно, так как хорошо понимал, что это требование царя направляется против него, патриарха, и составленного им соборного определения против единогласия. Но так как царь придавал этому делу важное принципиальное и практическое значение, – этим указывался и расчищался путь для будущей реформаторской деятельности Никона, то патриарх Иосиф уступил давлению царя и обратился к константинопольскому патриарху с особою грамотою, в которой просил его разрешить следующие вопросы: можно-ли многим архиереям или иереям служить божественную литургию двумя потирами? Подобает-ли в службе по мирским церквам и но монастырям читать единогласно? Некоторые жены оставляют мужей своих по нелюбви и постригаются, а мужи оставляют жен своих, – как поступать в таких случаях? Можно-ли делать священниками женившихся на вдовах, или вступивших во второй брак? На эти вопросы Иосифа из Константинополя был получен соборный ответ, разрешавший недоумения московского патриарха, причем, в желательном для царе духе, заявлялось, что великая константинопольская церковь восприяла от Бога силу отверзать двери верным к разумению божественного учения, утверждать их в разумении истинной и правой веры Христовой, что она есть источник и начало всем церквам, «напаяет и подает живот всем благочестивым христианам во все церкви», так как она все догматы благочестия «хранит ненарушимо и неподвижно, как сначала приняли, не умалили и не прибавили». Константинопольский патриарх и лично от себя прислал Иосифу грамоту, в которой опять заявляет, «что великая церковь Христова, благодатию св. Духа, есть начало иным церквам и должна в них исправлять неисправленное». Относительно же единогласного пения и чтения в церквах, грамота патриарха решительно заявляет, что единогласие «не только подобает, но и непременно должно быть» .

Ответ константинопольского патриарха был полным торжеством царя и Стефана Вонифатьевича и не по частному только вопросу о единогласии, но вместе с тем он являлся и оправданием и поощрением всей их грекофильской деятельности. В 1651 году Иосиф должен был, для решения вопроса о единогласии, созвать новый собор, на котором, вопреки постановлению собора от 11 февраля 1649 года, решено было «нети во святых Божиих церквах чинно и безмятежно, на Москве и по всем градом, единогласно, на вечернях, и повечерницах, и на полунощницах, и на заутренях, псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно; со всяким вниманием, к царским дверем лицом» . Но и здесь, уступая необходимости, Иосиф остался себе верен: в объяснение того, почему он теперь предписывает во всех службах, по всем и приходским церквам, строго держаться единогласия, против которого он еще так недавно восставал соборно, он ссылается не на послание константинопольского патриарха, а на постановление русского Стоглавого собора. Патриарх заявляет; «потщахся и изысках в соборном уложении, сиречь, в Стоглаве», что там предписывается единогласие, он и повелевает всюду держаться о единогласии этого соборного русского постановления. И как бы предвидя, а вероятно и зная, что скоро русские церковные чины и книги должны будут потерпеть значительные изменения, он говорит: «а иже кто гордостью дмяся, и от неразумия безумен, сый сего древнего и нынешнего нашего соборного уложения учнет превращати, и на с вой разум чины церковные претворяти, мимо наших древних письменных и печатных книг, и таковый по правилом святых отец от нашего смирения приимет отлучение и извержение». Но ни на жалобы Иосифа, что он «уже третие лето есть биен от свадник, терпя клеветные раны», ни на его угрозы тем, кто бы стал на свой разум претворять церковные чины мимо наших древних письменных и печатных книг», уже не обращали внимания. В известном нам кружке церковная реформа решена была окончательно, все деятельно и энергично к ней приготовлялось, и патриарх Иосиф увидел, что его терпят только из уважения к его старости и сану, почему в последнее время говорил своим приближенным: «переменить меня, скинуть меня хотят, а буде и не отставят, я и сам за сорòм об отставке буду бить челом». Так дело шло до самой смерти Иосифа.

Указанные стороны общей деятельности кружка ревнителей, по дробно изложены нами в нашей книге: патр. Никон, стр. 117 – 128.

Агафоник, автор послания к суздальскому архиепископу о единогласии, был москвич, а не суздалец. Это видно из следующих его слов: «якоже и в нынешнее настоящее время и у нас на Москве в мирских церквах»... Он был не архиерей, а священник, потому что, говоря о священниках, выражается: «мне подобнии», и особенно из заключительных слов послания, где автор называя себя худоумным, «рабски творя метание к стопам честных ног» архиепископа, заявляет, что хотя «николиже бо, святителю Божий, овца пастырем не бывает, ниже заяц льву», но в надежде на доброту святителя решился писать к нему. Кто был Агафоник, не знаем, такого лица не встречается между известными нам тогдашними московскими деятелями. Предполагаем, что это послание к Серапиону было написано или самим Стефаном Вонифатьевичем, или кем-либо другим по его поручению, и рассыпалось потом от его лица тем архиереям, от которых Стефан ожидал сочувствия его заботам о введении единогласия. К числу таких сочувствующих, но нерешительных архиереев, принадлежал и Серапионе. Это видно из того, что послание, с одной стороны, замечает, будто Серапион, как слышно, не заботился о введении в церквах единогласия; с другой – в послании говорится: «твое же, святителю Божий, похваляю с радостию Христово подражательство по Христе и по церкви, и хвалу Богу воздаю, яко подкреплявши церковников на благочинное и боголюбезное единогласное пение во святых Божиих церквах, внимания ради и пользы предстоящих православных народов». Очевидно, Серапион поощрял церковников к единогласию только частным образом и не решался открыто признать его обязательным. Что это послание могло быть прислано Серапиону Стефаном Вонифатьевичем, думать так дает право самый характер послания. Оно рассчитано убедить Серапиона, что единогласие основывается на св. Писании, на учении великих отцов церкви, на требовании и постановлении русского Стоглавого собора, на предписании русского первосвятителя и страдальца патриарха Гермогена. Наоборот многогласие является нарушением ясного учения Христа, Апостолов, св. отцов, постановлений соборных, и в самой русской церкви представляет из себя недавнее явление, особенно развившееся и окрепшее только в смутное время. Многогласие представляет из себя «уставы нынешних мятежников и раскольников церковных» «еретический шум» «поругательство Богу и второе Христораспинание, тела Его раздирание». Так писать о многогласии было вполне естественно горячему ревнителю единогласия – Стефану. Составитель послания, называя себя «и худшим и сквернейшим и всех окаяннейшим», будучи только священником, пишет однако к архиерею с большою властью и прямо, за нерадение о введении единогласия, выражает архиепископу свое порицание. «Или мниши убежати суда Божия?» спрашивает он Серапиона, и сурово напоминает ему, что такие нерадивые архиереи называются в Писании не пастырями, а волками. О себе, как силу и авторитет имеющий, автор говорит: «и о сем зельне болю душею, яко отдал еси паству свою волком на расхищение, пачеже церковь Божию в поругание мятежником». Очевидно писавший хорошо знал, что архиепископ обратит должное внимание «на зельное боление душею» писавшего и не отнесется к этому заявлению автора с пренебрежением, или полным индифферентизмом, как бы это могло быть, если бы автор не был сильный и влиятельный человек в Москве. Только Стефан Вонифатьевич мог таким тоном писать архиепископу: «всею силою и всею мощию должни суть архиепископи и епископи имети стражбу о священных канонах божественных правил, поручено бо есть им твердо соблюдати я..». Из слов автора: «николи же бо, святителю Божий, овца пастырем не бывает, ниже заяц – льву; но ведая твое, святителю Божий, ко мне нищему милостивное права человеколюбного, дерзнух известити и на память ти привести», видно, что автор – москвич, лично хорошо был знаком с архиепископом и пользовался его расположением, которое и ободрило его обратиться к архиепископу с посланием о единогласии. Нельзя не заметить и того, что если бы автор послания был заурядный москвич ревнитель, то зачем бы он стал с своими рассуждениями и доказательствами в пользу единогласия обращаться к архиепископу суздальскому, когда он мог направить свое послание прямо к патриарху, или даже к государю, как это и делали обыкновенно все московские ревнители. Иное дело Стефан Вонифатьевич. У него уже вышло (о чем скажем ниже), по вопросу о единогласии, столкновение с патриархом Иосифом, он знал, что для решения этого вопроса будет собран нарочитый собор, и он стал стараться найти среди архиереев таких, которые бы, убежденные его посланием, открыто стали на сторону единогласия. В лице суздальского архиепископа он, очевидно, хотел приобрести себе сторонника в вопросе о введении единогласия. Наконец нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что это послание Стефана к архиепископу Серапиону находится в тесной связи с известной челобитной государю патриарха Иосифа (она напечатана в приложении к нашей книге: Патр. Никон) на Стефана Вонифатьевича, в которой Иосиф от лица всего собора жаловался государю, что Стефан говорил, «будто в московском государстве нет церкви Божии, а меня, богомольца твоего, называл волком, а не пастырем; тякож называл и нас, богомольцев твоих, митрополитов, и архиепископов, и епископа, и весь освященный собор бранными словами, и волками и губителями, и тем бесчестил». В послании к Серапиону архиереи, за допущение многогласия, и приравниваются именно к волкам и губителям, отдающим свою паству волкам на расхищение, а церковь Божию и поругание мятежникам – многогласникам, причем самое многогласие, защищаемое патриархом Иосифом и его собором, называется расколом, еретическим шумом, вторым христораспинанием и под. (Послание к суздальскому архиепископу Серапиону о единогласии, находится в рукописном сборнике библиотеки московской духовной академии, № 100, л.л. 321 – 341).

Бычкова. Опис. рукоп. сборников импер. публ. библ. № XXIII. Опис. рукоп. Хлудова № 91. Сахарова: исслед. о русс. церк. песнопении.

Что приходское духовенство и в самой Москве, было решительно против единогласия, готово было видеть в нем даже еретичество, новую веру, и всячески стояло за многогласие, на это имеются несомненные данные. В 1651 году гавриловский поп Иван извещал государя: «говорил-де ему Никольский поп Прокофей, где с ним не сойдетца: заводите-де вы, ханжи, ересь новую – единогласное пение и.людей в церкви учите, а мы-де людей прежде сего в церкви не учивали, а учивали их в тайне. И говаривал-де он поп Прокофей: беса-де в себе имате и вы все ханжи... и протопоп де благовещенский (Стефан Вонифатьевич) такой же ханжа: сказал-де он: Господа Саваофа видел, и он де беса видел, а не Бога. А Бога-де кто может видети во плоти?» И другие московские священники сильно были возмущены введением единогласия и требованием от них учительств, – они шумели и не хотели подписываться под требованием об обязательном введении единогласия в приходских церквах. Тот же поп Иван заявлял, что 11 февраля, в сенях московской тиунской избы, был сильный крик: «лукинский поп Сава с товарищи говорил такия речи: мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки не прикладывать, наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии бояром и окольничим, – любо-де им будет единогласие?» И когда поп Иван стал говорить противящимся единогласию; что они не могут презирать изволение Божие, устав св. отец, повеление государя и патриарха, то получил такой ответ от шумевших иереев: «нам-до хотя и умереть, а к выбору о единогласии рук не прикладывать». В тоже время какой-то поп Андрей говорил: «чтоб ему с казанским протопопом (Иероновым) в единогласном пении дали жребий, и будет его вера права, и они-де все учнут петь (единогласно) и говорить (поучения)». (Зап. русс. археол. общ. т. II, стр. 394 – 306). И значительно позже после собора 1651 года, сделавшего единогласие обязательным, оно еще долго однако не могло привиться в приходских церквах и даже в некоторых монастырях. В 1658 году вологодский архиепископ Маркелл пишет на Белоозеро протопопу Авраамию о наблюдении им, «чтобы в церкви Божии всякое пение пели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. IV. № 105). В 1660 году в царской грамоте ко всему новгородскому духовенству предписывается, «чтоб во всех церквах Божиих церковное пение было единогласно, со страхом Божиим» (Ibid, и № 115). В 1661 году новгородский митрополит Макарий, в грамоте к архимандриту Тихвинского монастыря Иоасафу, писал, что ему ведомо учинилось, «что на Тихвине на посаде и около Тихвина в новгородской десятине», в монастырях и погостах, «поют и говорят не единогласво», почемуде и следует сделать духовенству строгий наказ, «чтоб пели и говорили по всем Божиим церквам единогласно, а не во многие гласы» (Ак. Ист. IV, № 151). В 1671 году новгородский митрополит Питирим требует, чтобы в церквах «цели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. , № 184). Тот же митрополит Питирим в следующем 1672 году заявляет, что ему ведомо учинилось, «что на Ваге, в Шенкурском остроге и во всей важской десятине, во всех четырех четвертях, по монастырем у игуменов, и у строителей, и у черных попов с братьею, а по погостам и по выставкам у попов и у дьяконов и у церковных причетников, по святым Божиим церквам, многое церковное неисправление – поют и говорят не единогласно». (Ibid. IV, № 188). В 1687 году, в наказе новгороского митрополита Корнилия заведующему тиунским приказом, священнику Никите Тихонову, говорится, что он должен наблюдать, чтобы «во святых церквах пели бы и говорили единогласно, а не в два и три гласы» (Ак. Ист. V, № 152). Приходское духовенство, с своей стороны, имело очень уважительные причины противиться введению единогласия и отстаивать старое привычное для прихожан многогласие. 11-го февраля 1651 года, как мы видели, лукивский поп Савва с товарищи говорил такие речи: «мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки неприкладывать; наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии Бояром и окольничим: любо-ли-де им будет единогласие?» Это беспокойство приходского духовенства о том, как прихожане, особенно знатные, богатые и влиятельные, отнесутся к введению единогласия, очень сильно удлинявшего все церковные службы, тогда как ранее благодаря многогласию, прихожане привыкли к службам очень коротким, вытекало из опасения, что между духовенством и прихожанами, из-за продолжительных служб, могут произойти очень неприятные недоразумения и даже открытые столкновения, далеко не всегда безвредные для вводителей в церквах единогласия. Протопопу Аввакуму, например, сильно доставалось от прихожан за введенное им в службах единогласие. Многогласное пение и чтение, говорит он, «лесть сию молитву я пред Богом вменяю. Того ради так (многогласно) говорят, чтобы нам из церкви скорее вытти. Меня и самово за то (единогласие) бивали и гоняли безумнии: долго-до поешь единогласно! Нам-де дома недосуг! Я им говорю: пришел ты в церковь молиться, отверзи от себя, всякую печаль житейскую; ищи небесных! О человече суетне! Невозможно оком единем глядеть на землю, а другим на небо, такоже сластем и отрастем работати. Так меня за те словеса в церкви бьют, да волочат, а иные и в ризах не щадят». (Мат. V, 222 – 223). Когда Неронов прибыл в ссылку в Каменский монастырь, то, доброжелательно сначала встреченный настоятелем и братией, немедленно принялся вводить здесь новые церковные порядки: единогласие, истовость в отправлении служб, чтение всех положенных поучений и житий, что крайне удлинило монастырские службы. Настроение братии и настоятеля к Неронову скоро изменилось и сделалось враждебным. Один старец стал говорить: «как-де приехал протопоп Иоанн, так-де и пение стало большое, и свечам-де большой расход». Наконец иноки открыто восстали против ревнителя точного, истового соблюдения всех предписаний устава, к ним присоединился и архимандрит, который однажды «ем Иоанна за власы, по трапезе влачаше, и рукама по щекам бияше время довольно». (Мат. 1, 113 – 115). Сибирский и тобольский архиепископ Симеон пишет государю в челобитной: «в прошлом, государь, в 161 году, в Сибири, в Красной слободе (Тюменского уезда), московский прикащик Прокопей Протопопов священника бил до полусмерти ослопы за церковное единогласное пение: велит петь по своему угодию во многие голосы, и налогу тому священнику большую чинит, и жену ево бил до полусмерти» И когда архиепископ, призвав к себе Прокопия стал выговаривать ему за его побои священнику, «и он, Прокопей, и ко мне обезстыдился, – отказывал мне невежливыми словами: где-де вам – ханжам! Ныне не старое время! И не у тебя-де я под судом» (Рук. Старина, 1892 г., март, стр. 678). Очевидно священникам, сторонникам и вводителям в своих церквах единогласия, приходилось иногда от прихожан очень плохо, и они имели все основания не подписываться к приказу о введении единогласия прежде, чем к нему неподпишутся бояре и окольничие, а в других местах вообще люди сильные и властные. Да если где священников и не били за введение единогласия, за то прихожане, как свидетельствует соборное постановление от 11-го февраля 1649 года, просто переставали ходить в те церкви, где службы, ради единогласия, совершались очень долго. Благодаря этому последнему обстоятельству, священники необходимо лишались очень многих доходов, а это, конечно, сильно побуждало их крепко держаться за старое привычное многогласие Наконец и безотносительно к прихожанам и доходам, для очень, многих членов тогдашнего клира, единогласие являлось крайне нежелательным по той простой причине, что значительная часть тогдашних клириков была малограмотна, неумела хорошо читать и петь. Таким, при многогласии, было очень удобно, так как стоявшие в церкви, ради многогласия, решительно не имели возможности разобрать, кто, что и как читает и поет, почему всякое сомнительное чтение и просто не разборчивое бормотанье по церковной книге полуграмотного чтеца, могло сходить за настоящее чтение. Иначе стояло дело при единогласии и соединенной с ним истовости службы, когда каждый стоящий в церкви мог понять и оценить всякого чтеца и певца, тут безграмотному клирику скрыться за других становилось невозможным, почему безграмотность клира и держалась упорно за многогласие. Очевидно единогласие не заметно предъявляло новые, повышенные несколько требования к уменью клира петь и читать в церкви, что и вызывало среди малограмотных клириков противодействие единогласию.

Большие богатства, накопленные иерархами, церквами и монастырями - земли и тысячи крестьян, промыслы и деньги, огромное идеологическое влияние в обществе обусловили рост политических притязаний церкви. Ее руководители нередко вмешивались в решение вопросов внутренней и внешней политики страны.

Крепнущее русское самодержавие, особенно в эпоху складывания абсолютизма (вторая половина XVII в.), не могло с этим мириться. Отсюда идут разногласия, стремление светской власти ограничить рост монастырского землевладения, а также судебные и фискальные иммунитеты духовных пастырей. В этом были заинтересованы и власти с их курсом на централизацию, и феодалы, зарившиеся на богатые земельные владения белого и черного духовенства, с неодобрением следившие за их увеличением.

Разногласия между церковной и светской властью, которых не было при двух великих государях - царе Михаиле и его отце - патриархе Филарете, разгорелись в правление их сына и внука - царя Алексея Михайловича.

К середине XVII в. выяснилось, что в русских богослужебных книгах, которые переписывались из столетия в столетие, накопилось много описок, искажений, изменений. Переписчики, используя тексты ветхих рукописей, не все могли прочитать в испорченных текстах, кое-что дописывали по памяти, домысливали, поправляли и тем самым нередко искажали слова, смысл переписанного .

То же происходило в церковных обрядах. Многие знающие литургию люди осуждали многогласие во время церковных служб. Последние шли долго и утомительно, согласно церковному уставу, и священники пошли по пути весьма своеобразному: читали сами свою молитву и не возбраняли, чтобы в это же время дьячок читал свою, а хор пел псалмы. Одновременное чтение и пение наполняли церковь шумом, разноголосицей. Прихожане не могли ничего разобрать, выражали недовольство.

Обычай креститься двумя перстами, шедший от отцов и дедов, согласно утверждению многих прихожан, тоже был ошибочным, греховным: нужно-де класть крест тремя перстами. Все сие не к лицу русской православной церкви, Москве - «третьему Риму», хранительнице высочайших духовных ценностей восточного православия.

Одни говорили, что нужно исправить богослужебные книги и обряды, примеряясь к старым, древнерусским образцам, решениям Стоглавого собора, утвердившего в середине прошлого столетия незыблемость обрядов русской церкви. Другие считали, что в самих старинных русских рукописях много описок и ошибок, посему образцами могут служить только греческие оригиналы, с которых давно, во времена Древней Руси, делались русские переводы.

На исходе четвертого десятилетия из Киева, по приглашению, прибыли в столицу ученые монахи Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Посмотрели русские книги, «ужасошася» и засели за благое дело - исправление книг, смущающих людей православных, вводящих их во искушение и грех.

Тогда же сложился в Москве кружок «ревнителей древнего благочестия». Они тоже кручинились по поводу неисправностей книг и обрядов, а также разгульной и пьяной жизни монашеской братии. Кружок ревнителей возглавил Стефан Вонифатьев - царский духовник, протопоп Благовещенского собора, что стоит в Кремле рядом с царскими чертогами. В кружок входили окольничий Федор Михайлович Ртищев - царский любимец, человек ласковый и тихий, умный и просвещенный; Никон - к тому времени архимандрит столичного Новоспасского монастыря; Иван Неронов - протопоп Казанского собора, земляк Никона; дьякон того же Благовещенского собора Федор. И провинциальные пастыри, протопопы - Аввакум из Юрьевца Поволжского, Даниил из Костромы, Лазарь из Романова, Логгин из Мурома и проч. .

Члены кружка добивались устранения прямых нарушений богослужебного чина, в частности «многогласия», усиления «учительного» элемента за счет введения проповедей, поучений и издания религиозной литературы для чтения, устранения разночтений и разногласия в церковных чинах, повышения нравственного уровня духовенства, в том числе и носителей церковной власти.

Среди членов кружка не было единства в оценке расхождений в богословской системе и церковно-обрядовой практике, существовавших между русской и греческой церквами. По этому вопросу возникли две точки зрения, и кружок разделился на две группы.

Одну группу составили провинциальные ревнители благочестия - протопопы Иван Неронов, Аввакум Петров, Даниил, Лазарь и Логгин, а также дьякон Благовещенского собора Федор Иванов. Их сторонником был первоначально и Никон. Они придерживались традиционного для русского духовенства взгляда, который утвердился в XVI в. Его сторонники считали, что отличие чина богослужения и обрядов греческой церкви от русских является показателем утраты греками истинной православной веры, что было, по их мнению, следствием завоевания Византии турками, подчинения греков «безбожным» завоевателям и сношений греческой церкви с «латинской» («еретической») римской церковью. Они считали также, что вследствие реформы Петра Могилы (киевский митрополит с 1632 по 1647 г.) истинную веру утратила и украинская церковь.

Вторую группу составили царь Алексей Михайлович, Стефан Вонифатьев, Ф. М. Ртищев и другие столичные члены кружка. Позже к ним присоединился Никон. Они отказались (в известной мере - по политическим мотивам) от традиционной оценки греческой церкви, как уклонившейся от истинной веры. Новую ее оценку они выразили в «Книге о вере», изданной в 1648 г. по инициативе Стефана Вонифатьева, в частности в положении о том, что и в «нынешнее время в неволе турецкой християне веру православную целу соблюдают, …да заградятся всякая уста глаголющих неправду …на смиренных греков». Эта группа ревнителей благочестия считала необходимым устранить расхождения в богословской системе и церковно-обрядовой практике между церквами на основе греческого образца. Это предложение получило поддержку узкого, но влиятельного круга духовных и светских лиц в России, в том числе патриарха Иосифа, и церковных иерархов Украины.

Наибольшее недовольство патриарха Иосифа вызвало самочинное введение ревнителями благочестия «единогласия» в ряде соборов и приходских храмов и их вмешательство (благодаря принадлежности к кружку царя Алексея) в назначения архиереев, архимандритов и протопопов. Чтобы положить конец этому вмешательству, патриарх Иосиф на церковном соборе 11 февраля 1649 г., созванном по распоряжению царя, использовал слабость позиции ревнителей благочестия в вопросе о «единогласии». Ревнители благочестия, настаивая на «единогласии», не предусматривали сокращения богослужебного текста, поэтому службы становились настолько продолжительными, что многие верующие не выстаивали их до конца. Таким образом, верующие лишались установленной для них «духовной пищи». Пропуск же службы или досрочный уход с нее считались большим грехом. Поэтому при рассмотрении 11 февраля 1649 г. по инициативе царя предложения ревнителей благочестия о введении в приходских церквах «единогласия» патриарх и архиереи отвергли предложение о введении «единогласия».

Царь Алексей Михайлович был недоволен решением церковного собора и поведением патриарха. Он не утвердил этого решения, но и не мог отменить его своей властью. В итоге царь потребовал передать вопрос о «единогласии» на рассмотрение константинопольского патриарха. Переписка заняла два года. В ответ на послание Иосифа, константинопольский патриарх, угождая по спорному вопросу царю, писал, что «единогласие» и в приходских церквах «не только подобает, но и непременно должно быть». В связи с этим в 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил решение предыдущего собора и постановил «пети во святых божиих церквах, …псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно». Патриарх и его сторонники выразили свое недовольство вмешательством светской власти в церковно-обрядовые дела. Это было осуждение намерений царя и близких к нему ревнителей благочестия самим осуществить церковную реформу .

Есть вопросы?

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: