Фитин биография. Павел фитин - биография, фотографии. Дом в котором вырос Павел Фитин
Эту книгу о генерал-лейтенанте внешней разведки Павле Михайловиче Фитине ждали долго. Все или почти все его подчиненные были рассекречены, стали известными, несколько человек даже успели получить звание Героев Советского Союза, присвоенные в середине 90-х, а Фитин так и оставался под грифом "Совсекретно".
Впрочем, и приход его в разведку выглядел необычно. Закончив Институт механизации и электрификации сельского хозяйства, он получил завидное по тем временам назначение редактором в Издательство сельхозлитературы. А уже в 1936 году стал заместителем главного редактора Сельхозгиза. И вдруг абсолютно неожиданное назначение. Судьба совершила крутой поворот в один день. Тогда, после чисток и расстрелов, в рядах НКВД осталась лишь горстка людей, пригодных к оперативной работе. Вот и был объявлен так называемый партийный, комсомольский набор в органы. Молодых парней брали в НКВД. Их согласия особенно не спрашивали, если уж получил "приглашение", то изволь явиться на службу. Вот она и началась для Павла Михайловича Фитина через день после объявления о его зачислении на работу.
Потом была школа, в которой учились абсолютные новички. Но и учебе было суждено продолжаться совсем недолго, всего лишь несколько месяцев. Правда, за это время Фитин сумел освоить основные премудрости разведдела, но скорее теоретически. Никто - ни он сам, ни преподаватели Центральной школы не могли и предположить, что уже 13 мая 1939 года выпускник возглавит Иностранный отдел.
Я рассказываю об этих вехах на пути будущего генерал-лейтенанта очень коротко, подробности - в книге писателя Александра Бондаренко "Фитин", вышедшей в молодогвардейской серии "Жизнь замечательных людей". Мой добрый товарищ, взявшийся за написание книги, Александр Юльевич Бондаренко был поначалу озадачен. Документов о деятельности Фитина, которая продолжалась практически всю войну, сохранилось как ни странно, очень немного. Но помогли работники Пресс-бюро Службы внешней разведки России, и упорство Бондаренко, потратившего столько времени на поиски в различных архивах, и сумевшего узнать немало подробностей о своем герое и на родине Фитина - в Свердловске, ныне Екатеринбурге.
А подробности эти необычные. Фитин и был человеком необычным. Он единственный из всех, кто на одном из первых партийных собраний не проголосовал за исключение из партии своего подчиненного, выдающегося разведчика Павла Судоплатова. Того обвинили в том, что он враг народа. А это 58-я статья и, как случалось со многими, не только исключение из рядов, но и тюрьма, а то и расстрел. Фитин же воздержался при голосовании, объяснив это тем, что он недостаточно хорошо знает Судоплатова. Смелый поступок! В то время он мог стоить новому начальнику отдела ИНО не только должности, но и свободы.
Однако обошлось. Может быть, даже нарком Берия, тасовавший чекистские кадры как карточную колоду, задумался, надо ли увольнять вот такого энергичного, смелого и принципиального. И Фитин остался.
Молодой начальник руководил внешней разведкой до самого конца войны. Все его достижения аккуратно описаны в книге. На мой взгляд, первая задача Фитина заключалась в том, чтобы завоевать доверие своих подчиненных. Ведь среди них оставались и опытнейшие чекисты, и те, кто пришли в органы вместе с ним. И те, и другие все же смотрели на него недоверчиво. Не был он своим в этой среде. И Бондаренко показывает, как шаг за шагом, операция за операцией пропадало, исчезало недоверие, уступая место глубочайшему уважению.
Да, вероятно, Фитин был исключительно удачлив. Без этого разведчику не обойтись. Недаром существует выражение: сильный, а не фартовый. Фарта хватало. Но это был именно тот самый фарт, завоеванный на ходу приобретаемыми профессиональными знаниями, умением общаться с людьми, находящимися как вверху, так и в самом низу служебной лестницы.
Фитин никого не предавал и никого не отдавал, даже тех, кто совершал ошибки. И это оценили. Он был верен, за это были верны и ему. Огромное уважение завоевал молодой начальник, получивший псевдоним "Старик", которым он подписывал все свои задания закордонной агентуре и нашим разведчикам.
Может быть, важным днем испытаний стал печальный день 17 июня 1941 года. Вместе со своим начальником Меркуловым он был приглашен на доклад к Сталину. И здесь именно Фитин, а не Меркулов доложил вождю: война на пороге. Сведения получены от вернейших источников из Германии - "Корсиканца" и "Старшины". Они подтверждались и множеством других донесений, оперативных сводок и сообщений, четко изложенных Фитиным. Сталин даже не предложил подчиненным сесть. Правда, и сам не присел, а расхаживал по кабинету, куря трубку. После окончания доклада внимательно посмотрел на Фитина и вынес вердикт. Он был плачевен не только для Фитина, но и для нашей армии, и, как оказалось уже через несколько дней, для всего народа. Сталин не поверил, хотя Фитин, опять-таки проявив смелость, подтвердил: источники надежные.
22 июня рано утром его разбудил звонок. Павел Михайлович почти всю ночь не спал, мучался, ждал. И не предчувствие, а точное знание не обмануло: дежурный сообщал, что напали немцы.
Чья это была ошибка? Только не Фитина. Да, и об этом Бондаренко в своей книге пишет очень корректно, немцы не раз меняли дату нападения на СССР. И поэтому разведка, следуя за событиями, тоже сообщала о том, что Гитлер начнет то 15 мая, то в первой декаде июня, а в последних шифровках из Берлина и Токио значилась совсем иная дата - 22 июня, в 4 часа.
Почему же Сталин не поверил разведке? Да потому что привык больше доверять себе. Не мог предположить, что его обманет какой-то там Гитлер. Ведь пакт с ним был заключен, а как раз накануне доклада Фитина ТАСС выступил с заявлением о том, что все слухи о возможной войне между СССР и Германией - провокация. Поверив себе, вождь вверг в беду огромный народ. И беду эту предстояло теперь расхлебывать многим, в том числе и Фитину.
В чем заслуги генерала? Он одним из первых поверил в то, во что никак не хотело верить тогдашнее руководство. Немцы, канадцы и, конечно, американцы, объединившиеся с англичанами, преступили к работе над чудо-оружием. Это теперь мы знаем, что оно называется атомной бомбой. Тогда и понятия такого не было, а уж то, что в нем применяется уран, даже специалисты из разведки никак не могли уразуметь. И поэтому некоторые сообщения, переданные, к примеру, "Кембриджской пятеркой" о том, что в Норвегии добываются какие-то странные ископаемые для чуда-оружия, были восприняты в Москве с определенным недоверием. Думали, что запугивают, стращают. Но Фитин понял, что дело серьезное. И тогда по его команде все резидентуры получили серьезнейшие задания от "Старика". Любые сведения об изготовлении неведомого оружия надо было срочно передавать в Центр, откуда и от кого бы они не поступали. Первыми откликнулись двое из "Кембриджской пятерки". Их сведения, переданные еще в сентябре, заставили поверить, что стратегия войны через 2-3 года, а не через 10-15, как думали у нас, в СССР, может быть, изменена. Разведка всю свою мощь сосредоточила на добыче атомных секретов. То, что советская атомная бомба была изготовлена в 1949, а не в 1955-1956, как рассчитывали американцы с англичанами, полностью заслуга сотрудников Фитина. И, естественно, советских ученых во главе с Курчатовым. "Борода"-Курчатов доверял разведчикам полностью. Не расставляя разведку и науку по местам, можно сказать, что их совместная деятельность спасла нашу страну от возможного поражения в грядущей Третьей мировой, которой и благодаря Фитину не последовало.
Лишь в последнее время рассекреченные данные позволили понять и ту роль, которую сыграла военная, внешняя разведки в победе на Курской дуге. Выяснилось, что битва под Прохоровкой была выиграна во многом благодаря усилиям таких неожиданных в данном случае источников, как англичане Кернкросс и Филби или советские разведчики - Демьянов, Ангелов и другие. А руководил всем атомным направлением, созданным с благословения Фитина, его прямой подчиненный, будущий Герой Советского Союза Квасников, у которого работали еще два будущих Героя - Феклисов и Барковский. Фитин сделал немало полезного, сумев объединить усилия всех советских резидентур, имевших хоть малейшее отношение к атомной проблематике. Он получил звание генерал-лейтенанта. Был награжден многими орденами. Встретил День Победы в полном фаворе у командования.
И вдруг в июне 1946 года был освобожден от должности начальника разведки. Его перевели в Министерство госбезопасности, отправили сначала в Германию, а затем в Свердловскую область. Потом еще одно необычное назначение. В сентябре 1951 года Фитин вступил в должность министра госбезопасности Казахской ССР.
А 29 ноября 1953 года оглушительный приказ - он уволен из органов "по служебному несоответствию" и даже без пенсии. Хотя и оставлен в звании генерал-лейтенанта. Что это было? Возможно, его сочли человеком из близкого окружения Берии. Если так, то ошибка случилась катастрофическая. Никогда любимцем Лаврентия Фитин не был. Допускал ли он ошибки в работе? Естественно, но не крамольные. Да, органы обновлялись, в них приходили новые люди, как тогда говорили, не замешанные в репрессиях. Но какие репрессии во внешней разведке, и тем более со стороны Фитина? Как бы то ни было, он с 1959 по 1971 год проработал директором фотокомбината. Конечно, не получил своей славы, которая ему заведомо причиталась, не удостоен звания Героя, которое честно заработал, не вошел в нашу историю еще раньше.
Теперь мы отдаем Фитину долги и почести. Недавно по "России-1" был показан документальный фильм о нем и его эпохе. И вот вышла прекрасная книга. Всем, кто интересуется не только разведкой, но и историей Великой Отечественной, советую прочитать ее. В ней собраны четкие, лаконичные рассказы и о Павле Михайловиче, и о его соратниках. Маленькая энциклопедия, которая к тому же и легко читается. Правда, такие как я, преодолевали страницу за страницей с карандашом в руках. Очень много нового, если раньше где-то и попадавшегося, то не систематизированного, порой неясно выписанного. Александр Бондаренко все свел воедино и сделал отличный подарок тем, кто интересуется всем, что произошло в нашей стране в один из самых тяжелых и в то же время ярких периодов ее существования.
Он родился в 1907 году в селе Ожогино Ялутовского уезда Тобольской губернии в семье крестьянина. В родном селе работал в сельскохозяйственной артели «Звезда», в двадцать лет стал председателем бюро юных пионеров, заместителем секретаря Шатровского райкома комсомола. В 1928 году поступил в Институт механизации и электрификации сельского хозяйства в Москве. В 1932-м, получив диплом, отправился не на село, а стал руководить редакцией индустриальной литературы в Государственном издательстве сельскохозяйственной литературы.
В октябре 1924 года Фитина призвали в армию. Он отслужил год и вернулся к работе в издательстве, где стал заместителем главного редактора.
В марте 1938 года Павла Фитина по партийному набору взяли в органы госбезопасности и отправили учиться в Центральную школу НКВД, созданную решением политбюро в 1930 году. Обычный срок обучения дисциплинам специального цикла был установлен в два года - даже для людей с высшим образованием. Но НКВД ощущал такой кадровый голод, что все сроки были сокращены. Фитин проучился всего пять месяцев.
В августе 1938 года его зачислили в штат Главного управления государственной безопасности НКВД. Бесконечные чистки привели к тому, что через два с лишним месяца, 1 ноября, не имевший никакого опыта Фитин сразу стал заместителем начальника разведки. 1 февраля 1939 года ему присвоили спецзвание майор госбезопасности. Через год он стал старшим майором.
В разведке он получил в наследство одни руины. Фитин докладывал своему начальству:
«К началу 1939 года почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.
Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи».
То же самое произошло в военной разведке.
На совещании начальствующего состава армии в апреле 1940 года командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков говорил, что офицеры отказываются ездить за границу с разведывательными заданиями:
Командиры боятся идти в такую разведку, ибо они говорят, что потом запишут, что они были за границей. Трусят командиры.
С ним согласился начальник 5-го (разведывательного) управления Генерального штаба Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров:
Командиры говорят так, что если в личном деле будет записано, что был за границей, то это останется на всю жизнь. Вызываешь иногда замечательных людей, хороших, и они говорят - что угодно делайте, только чтобы в личном деле не было записано, что был за границей.
Сталин сделал вид, что удивлен:
Есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга.
Проскуров развел руками:
Но на практике не так воспринимается.
Сталин, конечно, прекрасно понимал, чего боятся офицеры. Практически все, кто побывал на учебе в Германии, были арестованы как немецкие шпионы. Сталин предпочитал как бы подшучивать над репрессиями, не упуская случая показать, что он здесь ни при чем…
В разведку лихорадочно набирали новичков. В первую очередь им надо было дать языковое и страноведческое образование, объяснить азы оперативной работы.
Приказом наркома внутренних дел 3 октября 1938 года появилось учебное заведение для разведчиков - Школа особого назначения. Она разместилась в Балашихе.
В 1939 году в школе учился известный разведчик Герой Советского Союза полковник Александр Семенович Феклисов, который со временем возглавил 1-й (американский) отдел Первого главного управления КГБ.
«Школа размещалась в лесу в добротном деревянном двухэтажном доме, - вспоминал Феклисов, - ее территория была огорожена забором. На верхнем этаже располагались пять спальных комнат, душевая, зал для отдыха и игр, а на нижнем - два учебных класса и столовая. Спальные комнаты были большие, в них находились два стола для занятий, две роскошные кровати с хорошими теплыми одеялами и два шкафа для одежды. Перед кроватями - коврики».
Каждому курсанту выдали пальто, костюм, шляпу, ботинки. В школе училось всего десять человек, это были выпускники технических вузов, направленные в НКВД. Учились год - иностранный язык, страноведение, спецдисциплины и, конечно, история ВКП/б/. В одной группе готовили радистов для заграничных резидентур, другую группу учили добывать и самим изготавливать необходимые нелегальному разведчику документы - паспорта, метрические свидетельства, дипломы…
Школа будущих разведчиков не раз меняла название.
В 1943 году она стала называться Разведывательной школой Первого управления Наркомата госбезопасности.
В сентябре 1948 года приказом по Комитету информации при Совете министров ее переименовали в Высшую разведывательную школу. Кандидатуры слушателей школы утверждались в ЦК, «учиться на разведчика» отправляли работников партийного и советского аппарата.
В служебной переписке ее в конспиративных целях называли 101-й школой. Она находилась на двадцать пятом километре Горьковского шоссе, поэтому слушатели говорили: «двадцать пятый километр» или «лес». Под школу действительно отрезали большой массив леса, окруженный высоким забором. Там находились учебные аудитории, общежитие и спортивные сооружения.
Наибольший интерес вызывали специальные дисциплины, то есть изучение разведывательного искусства, и практические занятия - организация встречи с агентом, закладка тайников, уход от наружного наблюдения. Тем, кто хорошо знал иностранные языки, учиться было легко. Остальным приходилось налегать на язык.
Генерал Олег Данилович Калугин, принятый в 101-ю школу в 1956 году, вспоминал ее с большим удовольствием:
«Деревянные, аккуратно покрашенные двухэтажные дома, асфальтированные дорожки, ухоженные тропы, мерно качающиеся над головой верхушки елей и сосен, насыщенный запахом смолы прозрачный воздух - все это действует благотворно, вызывает чувство безмятежного покоя.
В помещениях чисто и уютно, комнаты на двоих с маленькими ковриками и настенными светильниками. Аудитории просторны и солнечны. Прекрасная библиотека с подшивками иностранных газет на разных языках.
В просторном зале с пальмами официантки в белых передниках подают нам меню с богатым выбором блюд…»
Один из вполне удачливых разведчиков, вспоминая годы учебы в разведшколе, говорил мне:
Самое сильное впечатление на меня произвела возможность читать служебные вестники ТАСС. Право читать на русском языке то, что другим не положено, сразу создавало впечатление принадлежности к особой касте. Специальные дисциплины были безумно интересными. Изучали методы контрразведки, потому что ты должен был знать, как против тебя будут работать там. Умение вести себя, навыки получения информации. Нас учили исходить из того, что любой человек, с которым ты общаешься - даже если он не оформлен как агент, является источником важных сведений. А если от него невозможно ничего узнать, то и не стоит терять на него время…
В ноябре 1968 года школу переименовали в Краснознаменный институт КГБ СССР с правами высшего учебного заведения. Желающих учиться в институте было хоть отбавляй.
Придя в КГБ, - рассказывал Андропов известному дипломату Валентину Михайловичу Фалину, - я установил порядок, что в учебные заведения комитета принимаются юноши и девушки только с девятнадцатилетнего возраста. Помогло. Ведь отбоя не было от звонков пап и мам. У всех чада - прирожденные чекисты, и после средней школы, семнадцати-восемнадцати лет от роду, их пристраивали к нам в систему…
Со временем Краснознаменный институт получил имя Ю.В. Андропова. В октябре 1994 года институт, как это было модно в те годы, переименовали в Академию внешней разведки…
В 1940 году в 5-м отделе ГУГБ НКВД под руководством старшего майора Павла Фитина работали шестьсот девяносто пять человек.
1-е отделение занималось Германией, Венгрией, Данией;
2-е - Польшей;
3-е - Францией, Бельгией, Швейцарией, Голландией;
4-е - Англией;
5-е - Италией;
6-е - Испанией;
7-е - Румынией, Болгарией, Югославией, Грецией;
8-е - Финляндией, Швецией, Норвегией, Шпицбергеном;
9-е - Латвией, Эстонией, Литвой;
10-е - США, Канадой, Южной Америкой, Мексикой;
11-е - Японией, Маньчжурией;
12-е - Китаем, Синьцзянем;
13-е - Монголией, Тувой;
14-е - Турцией, Ираном, Афганистаном;
15-е отделение отвечало за научно-техническую разведку;
16-е - снабжало разведчиков оперативной техникой, тогда еще достаточно примитивной;
17-е - занималось визами.
Разведка располагала сорока резидентурами за границей. Самые крупные находились в Соединенных Штатах - восемнадцать человек, в Финляндии - семнадцать, в Германии - тринадцать.
Павел Фитин как начальник разведки руководил всей операцией по убийству бывшего члена политбюро, председателя Реввоенсовета Республики и наркома по военным и морским делам Льва Давидовича Троцкого.
На выполнение этого личного задания Сталина были мобилизованы все возможности разведки.
В конце мая 1940 года было совершенно первое покушение на Троцкого. Два десятка человек в полицейской форме разоружили охрану его дома в Койоакане (неподалеку от Мехико), забросали дом взрывчаткой и обстреляли из пулеметов.
Троцкий чудом остался жив, но с того дня жил в атмосфере обреченности. Каждое утро он говорил жене:
Видишь, они не убили нас этой ночью, а ты еще чем-то недовольна.
Подготовкой убийства Троцкого занимался заместитель Фитина, будущий генерал Павел Анатольевич Судоплатов. На роль исполнителя нашли испанца Рамона Меркадера. Выпускник кулинарного училища, он работал в отеле «Ритц» в Барселоне, где его завербовали советские разведчики. Его мать Мария Каридад тоже была агентом НКВД.
Уже через пять дней после первого покушения будущий убийца проник в дом Троцкого. Он называл себя Жаком Морнаром, сыном бельгийского дипломата, а пользовался фальшивым канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона.
20 августа 1940 года Меркадер пришел к Троцкому, несмотря на жару, в плаще и шляпе и попросил прочитать его статью. Когда Троцкий взялся за чтение, Меркадер вынул ледоруб (еще у него с собой был молоток и пистолет) и, закрыв глаза, со всей силой обрушил его на голову Троцкого. Он надеялся убить Троцкого одним ударом и убежать. Но Троцкий вступил с ним в борьбу. И от растерянности Меркадер даже не сумел воспользоваться пистолетом. Услышав шум, вбежали охранники и схватили убийцу.
На следующий день Троцкий умер в больнице. Проститься с ним пришли триста тысяч человек. Шесть руководителей советской разведки получили за это ордена.
Меркадер на суде не признался, что работает на Советский Союз. Это понравилось в Москве. Советская разведка пыталась вызволить его из тюрьмы, но не удалось.
Убийца Троцкого отсидел свои двадцать лет от звонка до звонка. Он вышел на свободу только в 1960 году. Его привезли в Советский Союз. Закрытый указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза был подписан 31 мая 1960 года. 8 июня Золотую Звезду Меркадеру вручил в Кремле председатель Президиума Верховного Совета Леонид Ильич Брежнев.
В Москве убийце Троцкого выдали советский паспорт на имя Рамона Ивановича Лопеса. Устроили на работу в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Дали квартиру. Он жил не один - женился на женщине, которая носила ему передачи в тюрьму. В Москве он не прижился и в середине семидесятых уехал из Москвы на Кубу, где не было снега и тоскливых аппаратчиков, где говорили по-испански и где ему нашли работу в министерстве внутренних дел.
На Кубе Меркадер умер от саркомы в 1978 году. Один из самых знаменитых боевиков двадцатого столетия прожил всего пятьдесят девять лет, из них двадцать лет - треть жизни - он провел в тюрьме. Похоронили его в Москве, на Кунцевском кладбище, тайно. Большую часть своей жизни он выдавал себя за другого человека. И похоронили его тоже под чужим именем.
Чекисты уничтожили всю семью Троцкого. Правда, история смерти его второго сына, Льва Седова, остается загадкой. Лев Седов унаследовал от отца бойцовский характер. Он взял фамилию матери, ушел из Кремля и поселился в общежитии рабфака, чтобы никто не обвинил его в использовании громкого отцовского имени. Лев Седов последовал за родителями в эмиграцию и стал верным помощником отца. Он жил в Париже и пытался сплотить единомышленников, не подозревая, что окружен осведомителями советской разведки.
Рядом с ним постоянно находился агент советской разведки Марк Зборовский, (оперативный псевдоним Тюльпан), завербованный в 1933 году. Донесения Тюльпана докладывались лично Сталину.
В начале 1938 года Льва Седова оперировали по поводу аппендицита. Операция прошла благополучно, но через четыре дня его состояние ухудшилось, пришлось сделать повторную операцию. 16 февраля сын Троцкого умер в парижской клинике. Мало кто сомневался в том, что это дело советской разведки.
Но судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу о естественном характере его смерти. Зборовский, который потом порвал с НКВД и бежал в Соединенные Штаты, доказывал, что Москва просила его не убивать Седова, а заманить его в ловушку, чтобы сына Троцкого можно было доставить на территорию Советского Союза.
Уже арестованный Сергей Шпигельглас, бывший заместитель начальника разведки, на допросе рассказал, что, когда пришло сообщение о смерти Седова в Париже, он доложил наркому внутренних дел Ежову. Тот сказал:
Зайдите.
Шпигельглас принес ему телеграмму из Парижа. Ежов прочитал ее и довольно сказал:
Хорошая операция. Вот здорово мы его, а?
Ежов доложил в ЦК, что его люди покончили еще с одним врагом советской власти. И коллеги-чекисты с долей зависти спрашивали Шпигельгласа:
Как это вы разделались с Седовым?
Впрочем, надо иметь в виду, что Шпигельглас стал давать показания после того, как его стали избивать. Судя по протоколам допросов, это произошло 31 мая 1939 года. В это время полным ходом шло следствие по делу Николая Ивановича Ежова, арестованного 10 апреля. Ежова обвиняли во всех смертных грехах, включая гомосексуализм. Возможно, следователи с помощью Шпигельгласа хотели приписать Ежову еще и обман руководства партии…
3 февраля 1941 года НКВД поделили на два наркомата - внутренних дел и государственной безопасности. Разведка за границей получила статус первого управления наркомата госбезопасности.
Историки пришли к выводу, что советская разведка выполнила свой долг и заблаговременно доложила руководству страны о готовящейся агрессии со стороны Германии.
17 июня 1941 года Фитин отправил в Кремль спецсообщение из Берлина от Старшины и Корсиканца: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью завершены, удара можно ожидать в любое время».
Но Сталин и его окружение верили в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером. Поэтому в спецсообщениях разведки, которые подписывал Фитин, Сталин видел только то, что хотел видеть. Сообщения разведки о концентрации немецких войск на советских границах, о предполагаемой дате нападения на Советский Союз были напрасны.
Сталину не нравилось, когда разведчики доверяли своим информаторам. Он однажды пожурил начальника военной разведки Проскурова:
У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле этого слова. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить…
К началу войны Советский Союз располагал в Германии обширной разведывательной сетью, включавшей агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики, в гестапо и на оборонных предприятиях.
Наркомат госбезопасности имел нелегальную организацию в Берлине, которой руководили ставшие потом известными антифашисты Харро Шульце-Бойзен (обер-лейтенант люфтваффе, оперативный псевдоним Старшина) и Арвид Харнак (сотрудник имперского министерства экономики, Корсиканец). Обладая широчайшими связями, они поставляли в Москву полноценную информацию, которой Фитин мог гордиться. В эту группу входили больше ста человек, которые собирали сведения для советской разведки.
Военная разведка не отставала от политической и располагала нелегальными группами в Бельгии, Голландии и Франции.
Группе Харнака и Шульце-Бойзена в конце мая 1941 года доставили радиопередатчики и системы шифрования. Но когда началась война, передатчики не заработали.
Москва требовала самой свежей информации, и немедленно. Шифросвязь с закордонными резидентурами осуществляло 13-е отделение 5-го спецотдела НКВД. Существовали огромные сложности в организации связи с нелегалами. Радиостанции, которыми располагала агентура в Европе, были маломощными. Сигнал едва доходил до Бреста, но наступавшие немецкие войска заняли его в первые дни войны.
Радисты в советских резидентурах в Лондоне и Стокгольме напрасно часами просиживали у приемников. Тогда Фитин вынужден был обратиться за помощью к военной разведке, чьи нелегальные резидентуры в Европе продолжали действовать.
Военные разведчики наведались в Берлин. Оказалось, что передатчики не работают и наладить их невозможно. Нелегальные резидентуры взяли на себя передачу полученной информации. В первые месяцы войны они очень много работали. Радисты сидели в эфире часами, рации засекались, и разведчиков арестовывали одного за другим.
Гестапо выследило нелегальные резидентуры военной разведки и захватило радистов вместе с передатчиками. Гестаповцы начали ловкую радиоигру с Москвой, снабжая ее дезинформацией, и чекисты не скоро обнаружили, что их водят за нос.
Обращение Фитина к военной разведке за помощью оказалось роковым и для агентуры политической разведки. На допросах схваченные военные разведчики назвали и берлинские адреса. Трагедию завершила отправка двух связных в Германию.
Летом 1942 года ночью с самолета в районе Брянска, оккупированного немецкими войсками, были сброшены два радиста - Альберт Хесслер, бывший член компартии Германии, воевавший в Испании, и русский немец Роберт Барт, давно работавший на НКВД. За несколько дней они добрались до Германии. Хесслер нашел членов подпольной группы и попытался помочь им наладить передатчик, но безрезультатно. Ни он, ни приютившие его люди не подозревали, что их дом находится под наблюдением. Арест был вопросом времени.
Вскоре вся группа Харнака и Шульце-Бойзена тоже была арестована. Гестапо отдало под суд сто двадцать девять человек. Хесслер отказался работать на гестапо. Его расстреляли.
Роберту Барту поручили еще более ответственное задание - стать связным Вилли Лемана, сотрудника гестапо, который с 1929 года под оперативным псевдонимом Брайтенбах работал на советскую разведку.
В 1938 году, когда советская резидентура в Германии была уничтожена Сталиным, связь с Вилли Леманом прекратилась. Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941 года и прервалась с нападением Германии на Советский Союз.
Роберта Барта гестапо арестовало сразу. Он не только выдал Вилли Лемана, но и согласился передавать в Москву то, что нужно немцам. В 1945 году Барт оказался в руках американцев. Они передали его советским представителям. Барта расстреляли.
Советская агентурная сеть в Германии была потеряна. Но советская разведка продолжала давать ценную информацию: выведывали ее не у врага, а у союзников. В годы войны поток информации от советских агентов в Англии был настолько велик, что резидентура не успевала ее обрабатывать. Секретные документы приносили буквально чемоданами.
20 июля 1941 года НКВД и НКГБ объединили. Разведка под руководством Фитина стала первым управлением НКВД. Но ее численность серьезно сократилась. В годы войны непосредственно против нацистской Германии работало другое управление, четвертое. Им руководил Павел Судоплатов. А Фитину осталась дальная разведка. В августе 1941 года в его подчинении было двести сорок восемь человек, в мае 1942 года - сто тридцать пять, в мае 1943 года - сто девяносто семь.
В годы войны в составе разведки сформировали отдел по взаимодействию с английской и американскими разведками. В качестве представителя британского Управления специальных операций, которое вело разведывательно-диверсионную работу против немцев, в Москву приехал известный разведчик Джордж Хилл. В первые годы войны с помощью английской авиации на территорию оккупированной немцами Европы были переброшены двадцать советских агентов-парашютистов.
Американцы и англичане демонстративно не работали против СССР, союзника в борьбе против нацистской Германии. Советская разведка, напротив, использовала благожелательное отношение союзников для глубокого проникновения в обе страны, особенно в Соединенные Штаты.
Перед отъездом в Соединенные Штаты в конце 1941 года нового резидента разведки в Вашингтоне Василия Зарубина принимал Сталин, который, перечисляя стоящие перед ним задачи, подчеркнул, что важнее всего «добывать информацию о новейшей секретной технике, созданной в США, Англии и Канаде».
Василий Михайлович Зарубин - один из самых уважаемых советских разведчиков. Никто не любит вспоминать, что он принял участие в позорном уничтожении польских военных, взятых в плен осенью 1939 года, когда Гитлер и Сталин поделили Польшу. Майор госбезопасности Зарубин, участвовавший потом в похищении атомных секретов в Соединенных Штатах, был командирован в один из трех основных лагерей, Козельский, и руководил бригадой следователей. Они сортировали польских военнопленных, решая, кому жить, а кому умереть…
Увеличился состав советского посольства в Вашингтоне - не только за счет дипломатов, но и разведчиков. В Соединенных Штатах, где уже работали резидентуры военной и стратегической разведки, появилась отдельная резидентура Первого (разведывательного) управления Наркомата военно-морского флота. Ведомство морской разведки возглавлял контр-адмирал Михаил Александрович Воронцов, который до войны был военно-морским атташе при посольстве СССР в Германии. Да еще Молотов создал при посольстве в Вашингтоне Бюро технической информации - оно занималось промышленным шпионажем.
Штаты легальных резидентур в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско были сравнительно небольшие - десять с лишним человек (таким же аппаратом располагала военная разведка). Но им на подмогу были отправлены разведчики, которые действовали под крышей Советской закупочной комиссии и Амторга. Только в американской столице в военные годы оказалось почти пять тысяч советских граждан, командированных различными ведомствами (см. «Сталинское десятилетие холодной войны», М., 1999). Сколько среди них было кадровых разведчиков и сколько выполняло разовые поручения Наркомата госбезопасности и Разведуправления Генерального штаба - неизвестно по причине закрытости архивов.
В 1943 году в Соединенных Штатах сформировали отдельную резидентуру для сбора научно-технической информации под руководством Леонида Романовича Квасникова (в 1996 году, посмертно, он получил звание Героя России). Он был инженером-механиком, окончил аспирантуру и особенно серьезно относился к конспирации: требовал от подчиненных даже в защищенных помещениях резидентуры говорить только шепотом, а клички агентов писать на листках бумаги, которые сразу уничтожал.
14 февраля 1943 года Павел Фитин получил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а в июле 1945-го, при переводе сотрудников госбезопасности на общеармейские звания, стал генерал-лейтенантом.
5 ноября 1944 года государственные награды получили сразу восемьдесят семь сотрудников внешней разведки. Фитина наградили орденом Красного Знамени.
14 апреля 1943 года Сталин вновь разделил НКВД на два наркомата. Разведку включили в наркомат госбезопасности, ставший через три года министерством.
Павел Фитин мог докладывать об одном достижении за другим. Федеральное бюро расследований русскими не интересовалось. Американская контрразведка занималась только врагами - немцами и японцами, так что советские разведчики могли работать совершенно свободно. Помимо политической информации они добывали в огромных количествах чертежи и технологии, необходимые для производства нового оружия. Иногда они попадались. Но президент Франклин Рузвельт приказал Федеральному бюро расследований не трогать советских разведчиков или по крайней мере не доводить дело до скандала.
Два помощника советского военно-воздушного атташе 10 июня 1941 года были объявлены персонами нон-грата, но после нападения Германии на Советский Союз получили право остаться в Соединенных Штатах.
Резидент НКГБ в Нью-Йорке Гайк Бадалович Овакимян (он был хорошо образованным человеком, кандидатом химических наук и занимался научно-технической разведкой) в апреле 1941 года был взят сотрудниками ФБР с поличным. Его выпустили под залог и собирались судить. Но после нападения немцев на Советский Союз отношение американцев к русским изменилось, Овакимяну позволили в июле спокойно уехать.
Резидента НКГБ в Вашингтоне Василия Зарубина, который работал под крышей третьего секретаря посольства, сотрудники ФБР тоже взяли с поличным в 1944 году, но и он смог уехать без скандала.
После Зарубина резидентом стал Степан Захарович Апресян, старший брат которого, Дереник Апресян, тоже был чекистом. Апресян-старший сделал большую карьеру в экономическом отделе Главного управления государственной безопасности НКВД. В декабре 1936 года он получил звание майора госбезопасности, а в августе 1937 года был назначен наркомом внутренних дел Узбекистана и одновременно начальником Особого отдела Среднеазиатского военного округа.
21 ноября 1938 года Дереника Апресяна арестовали, 22 февраля 1939-го приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. Его младшего брата, работавшего в иностранном отделе, арестовали, но через год выпустили и даже отправили в Вашингтон.
«Расстрел брата, - вспоминал работавший в резидентуре Александр Феклисов, - месяцы, проведенные в тюрьме, видимо, не прошли для Степана бесследно. Он стал болезненно нерешительным, за несколько дней до встречи с агентом начинал нервничать, невнимательно слушал собеседника. В ходе проверки перед встречей беспокойно осматривался, быстро, почти бегом, передвигался по улице…»
В 1945 году Степана Апресяна вернули в Москву.
К концу войны и сразу после нее усилия разведаппарата в Соединенных Штатах были сосредоточены на атомных делах, и эта работа увенчалась грандиозным успехом. Советские ученые, занятые созданием ядерного взрывного устройства, получили доступ к результатам американских исследований, что позволило в кратчайшие сроки обзавестить собственной бомбой.
Один из бывших советских разведчиков рассказывал мне, что во время войны и в первые послевоенные годы они свободно заходили в американское военное министерство и, если хозяина кабинета не было на месте, открывали его письменный стол и преспокойно изучали любые бумаги. Советских офицеров везде встречали как союзников и друзей. А они с самого начала убедили себя в том, что Соединенные Штаты и Англия - откровенные и опасные враги, а вовсе не союзники в общей борьбе.
Перелом наступил после того, как 5 сентября 1945 года бежал шифровальщик посольства СССР в Канаде лейтенант Игорь Сергеевич Гузенко. Он был сотрудником военной разведки, долго готовился к побегу и передал канадской полиции много секретных материалов. Канадцы были потрясены тем, что СССР шпионил за своими союзниками.
Первым о масштабах деятельности советской разведки намеревался рассказать полковник Константин Волков, который в Турции работал под крышей вице-консула. Он предложил англичанам назвать имена советских агентов в Великобритании в обмен на политическое убежище. Английские разведчики в Турции не знали, как им поступить, и запросили Лондон. Сообщение из Стамбула попало в руки Кима Филби, который, понимая, что разоблачение грозит прежде всего ему самому, сразу же связался с советской резидентурой.
Резидент в Стамбуле полковник Михаил Матвеевич Батурин, отец Юрия Батурина, помощника Ельцина и космонавта, получил указание срочно эвакуировать Волкова в Советский Союз. Волков был казнен…
Гузенко рассказал о советском проникновении в американский атомный проект. Меры безопасности в атомных лабораториях были усилены. Но Федеральному бюро расследований понадобилось несколько лет, чтобы нащупать советскую разведывательную сеть. И у американских контрразведчиков до сих пор нет уверенности, что они выявили всех агентов.
Побег Гузенко и его разоблачения заставили руководство разведки заморозить контакты со многими агентами на территории Соединенных Штатов. Информация об атомных делах пошла в основном из Англии. Но советских руководителей побег Гузенко не смутил. Летом 1946 года на закрытом совещании новый секретарь ЦК, курировавший госбезопасность, Алексей Александрович Кузнецов возмущенно говорил:
Канадцы организовали суд над Гузенко. Мы обороняемся, что мы не крали никакие проекты, то есть мы обороняемся, а ведь есть указание о том, что мы, основываясь на итогах войны, когда мы стали очень сильной державой, должны проводить свою самостоятельную, активную внешнюю политику везде и всюду. И послам дано указание о том, чтобы они не занимались пресмыканием, а смелее вели себя…
Вторым ударом для советской разведки стала дешифровка американскими криптографами радиограмм, отправленных в 1944 - 1945 годах из центра в резидентуру в Нью-Йорке, работавшую под крышей генерального консульства. Причиной этого провала стала ошибка советских шифровальщиков, которые отошли от железного правила: пользоваться только одноразовыми шифр-блокнотами. Это правило было установлено после того, как в 1927 году британская полиция пришла с обыском в англо-советскую торговую компанию «Аркос» и захватила секретную переписку.
Расшированные после Второй мировой войны тексты радиограмм позволили американской контрразведке выявить несколько важных советских агентов. Процессы над ними, возникший скандал сузили вербовочные возможности советской разведки на территории Соединенных Штатов. Американцы уже не так охотно шли на контакты с советскими представителями. Кроме того, прекратили деятельность две легальные резидентуры - из-за того, что власти Соединенных Штатов закрыли советские генеральные консульства в Нью-Йорке и Сан-Франциско.
15 июня 1946 года Павел Фитин был освобожден от должности. Три месяца он находился в распоряжении отдела кадров Министерства госбезопасности. В сентябре 1946 года его отправили заместителем уполномоченного МГБ в оккупированной Германии. Но на этой должности его держали недолго.
1 апреля 1947 года Фитина утвердили заместителем начальника управления МГБ по Свердловской области, 27 сентября 1951-го - министром госбезопасности Казахстана.
После смерти Сталина Берия о нем вспомнил, 15 марта 1953 года Фитин получил назначение начальником управления единого МВД по Свердловской области. Подпись Берии под приказом о его назначении дорого обошлась Фитину. Его сочли бериевским человеком. После ареста Лаврентия Павловича карьера бывшего начальника разведки закончилась. 16 июля его освободили от должноети, 29 ноября 1953 года уволили из Министерства внутренних дел по служебному несоответствию.
Несколько лет Павел Михайлович работал в Министерстве госконтроля, затем в Комиссии советского контроля при Совете министров. В 1959 - 1963 годах генерал Фитин был директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Он оставил воспоминания, которые разрешалось читать только сотрудникам Первого Главного управления. Он умер в 1971 году.
| |
, Курганская область)
Москва , РСФСР , СССР
Школа особого назначения
 |
 |
 |
Па́вел Миха́йлович Фи́тин (15 (28 ) декабря , с. Ожогино, ныне Курганская область - 24 декабря , Москва) - руководитель внешней разведки (ИНО ГУГБ НКВД -НКГБ) ( -). Министр государственной безопасности Казахской ССР ( -). Генерал-лейтенант (1945).
Биография
Довоенный период
Павел Михайлович Фитин родился 15 (28 ) декабря в с. Ожогино Шатровской волости Ялуторовского уезда Тобольской губернии (ныне Шатровский район Курганской области) в крестьянской семье. После окончания школы в 1920 году работал в сельхозартели «Звезда». В 1922 году в Ялуторовске принят в Комсомол . В 1922-1926 годах учился в школе второй ступени в Ялуторовске . С марта 1927 года - член ВКП(б), c 1952 года - КПСС . С мая 1927 по июнь 1928 - председатель Бюро юных пионеров, заместитель ответственного секретаря Шатровского райкома ВЛКСМ (Тюменский округ).
Во главе разведки в годы войны
Фитин был одним из первых, кто докладывал Сталину дату нападения Германии на СССР .
Выдающиеся организационные способности Павел Михайлович Фитин проявил в годы Великой Отечественной войны . В короткий срок он восстановил большую часть резидентур за рубежом, курировал школы особого назначения, где проходили подготовку руководители партизанских отрядов, создал информационно-аналитическое управление, где анализировались данные, поступающие от агентов за рубежом.
Возглавляя внешнюю разведку, он приложил огромные усилия, чтобы обеспечить руководство страны информацией о замыслах немецкого командования, сведениями о возможности открытия «второго фронта ».
Разведкой был получен план германского наступления на Курской дуге , получались сведения о сепаратных переговорах американцев с нацистами в Швейцарии, велись «радиоигры», оказывалась помощь партизанскому движению .
Неоценимый вклад внесла руководимая Фитиным служба в создание в СССР ядерного оружия .
Послевоенный период
Считается, что плохо относившийся к Фитину ещё с довоенных времен Лаврентий Берия добился в июне 1946 года его освобождения от занимаемой должности, перевода в распоряжение управления кадров МГБ СССР и направления в советскую оккупационную зону в Германии заместителем уполномоченного МГБ в Германии (сентябрь 1946 - 1 апреля 1947 г.) . По другой версии, инициатором отставки Фитина был Н. С. Хрущёв .
После отставки работал Главным контролером Министерства госконтроля СССР (апрель 1954 - апрель 1958 г.), старшим контролером Комиссии советского контроля СМ СССР (апрель 1958 - август 1959 г.).
В последние годы жизни П. М. Фитин работал директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами (с августа 1959 г., последнее упоминание в июле 1963 г.).
Павел Михайлович Фитин умер 24 декабря 1971 года в Москве . Похоронен в Москве на Введенском кладбище .
Память
14 августа 2014 года установлена мемориальная доска в Ялуторовске на здании бывшей школы, в которой учился Павел Фитин. Сейчас в этом здании находится Ялуторовская православная гимназия.
Некоторые исследователи считают, что при П. М. Фитине советская разведка достигла самых выдающихся результатов .
Мемориальная доска П.М. Фитина открыта в Екатеринбурге на здании Свердловского управления ФСБ 21 июня 2016 года
Звания
Награды
СССР
- Два ордена Красного Знамени (26 апреля 1940, …)
- Орден Красной Звезды (20 сентября 1943)
- 8 медалей
- Нагрудный знак «Заслуженный работник НКВД» № 000623 (4 февраля 1942)
Иностранные награды
Напишите отзыв о статье "Фитин, Павел Михайлович"
Примечания
Литература
- // Петров Н. В., Скоркин К. В. / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. - М .: Звенья, 1999. - 502 с. - 3000 экз. - ISBN 5-7870-0032-3 .
- Бондаренко А. Ю. . - М .: Молодая гвардия, 2015. - 400 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-235-03816-5 .
- Антонов В. С. Служба внешней разведки. История, люди, факты. М., 2013, с. 69-70
Ссылки
См. также
- Список начальников советской и российской внешней разведки
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фитин, Павел Михайлович
– А почему вы знаете?– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так, – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так.
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Pavel Fitin
Карьера: Разведчик
Рождение: Россия, 28.12.1907
В 1934-1935 годах служил в Красной Армии. После демобилизации вновь работал до 1938 года в том же издательстве заместителем главного редактора. В марте 1938 года был направлен по партнабору на учебу в высшую школу НКВД. После окончания специальных ускоренных курсов в Школе особого назначения, готовившей кадры для внешней разведки, в ноябре того же года направляется стажером в 5-й отдел ГУГБ НКВД СССР (внешняя разведка).
Павел Михайлович Фитин родился в 1907 году в с.Ожогино Курганской области. В 1920 году вслед за тем окончания начальной школы работал в сельхозкоммуне в родном селе, тут же вступил в комсомол. После окончания средней школы в 1928 году поступил на инженерный факультет сельскохозяйственной академии им. Тимирязева, тот, что окончил в 1932 году.
В 1932-1934 годах являлся заведующим редакции издательства "Сельхозгиз".
В 1934-1935 годах служил в Красной Армии. После демобилизации ещё работал до 1938 года в том же издательстве заместителем главного редактора. В марте 1938 года был направлен по партнабору на учебу в высшую школу НКВД. После окончания специальных ускоренных курсов в Школе особого назначения, готовившей кадры для внешней разведки, в ноябре того же года направляется стажером в 5-й отдел ГУГБ НКВД СССР (внешняя разведка).
В связи с острой нехваткой разведывательных кадров, когда в отделениях 5-го отдела ГУГБ НКВД порой не было ни одного сотрудника, в конце того же года П.М.Фитин назначается заместителем начальника этого отдела, а в 1939 году возглавляет внешнюю разведку органов госбезопасности. В должности начальника внешней разведки работал до 1946 года.
Несмотря на юность П.М.Фитина, которому к моменту назначения на руководящий пост исполнилось всего тридцать единственный год, отбор начальника разведки органов государственной безопасности оказался правильным. Его рослый интеллект и выдающиеся организационные способности в особенности ослепительно проявились в годы Великой Отечественной войны.
В предвоенный отрезок времени, получая от источников резидентур за рубежом информацию о том, что Германия готовится к нападению на СССР, П.М.Фитин только с января по 21 июня направил Сталину свыше ста разведывательных донесений. Из них следовало, что махаловка стоит на пороге нашего дома, и необходимо предпринимать срочные меры по укреплению обороноспособности страны. Берия, стремившийся попасть "хозяину", искал предлога для того, чтобы прибрать строптивого начальника разведки, и только разразившаяся битва спасла П.М.Фитина от неминуемого расстрела.
Возглавляя внешнюю разведку в годы войны, комиссар госбезопасности 3-го ранга Фитин сделал все зависящее от него для того, чтобы снабдить политическое руководство страны достоверной политической информацией о стратегических замыслах германского командования, сведениями о перспективах открытия "второго фронта" в Европе, документальными материалами о планах союзников СССР по антигитлеровской коалиции в послевоенный отрезок времени.
В частности, в 1943 году от агента лондонской резидентуры "Бланта" был получен перехваченный британской разведкой проект германского наступления на Курской дуге, что позволило советскому командованию предпринять необходимые контрмеры и разгромить врага.
Возглавляемая П.М.Фитиным внешняя разведка чутко отслеживала и постоянно информировала Кремль о сепаратных переговорах А.Даллеса с гитлеровцами в Швейцарии.
Важный вклад принадлежит П.М.Фитину в овладение Советским Союзом секретами ядерного оружия. По заданию Центра ещё в сентябре 1941 года агент лондонской резидентуры Д.Маклейн сообщил о ведущихся в Великобритании и США работах по созданию атомной бомбы. В июле 1943 года решением ГКО на возглавляемую П.М.Фитиным разведке органов госбезопасности была возложена проблема по получению на регулярной основе всей информации по атомной проблеме. В результате к концу 1945 года от резидентур в Англии, США и других странах была получена необходимая документальная инфа, позволившая нашей стране в кратчайший срок сформировать собственное ядерное оружие и тем самым положить финал монополии США в этой области.
После войны Берия рассчитался со строптивым начальником разведки, тот, что оказался прав в отношении сроков нападения Германии на СССР. В конце июня 1946 года по его распоряжению генерал-лейтенант Фитин был освобожден от занимаемой должности, на которой блестяще зарекомендовал себя в годы войны. До конца того же года он находился в распоряжении Управления кадров МГБ СССР.
В декабре 1946 года П.М.Фитина направляют заместителем уполномоченного МГБ в Германию, где он находился до 1947 года.
В 1947 году его ещё раз понижают в должности: П.М.Фитин назначается на пост заместителя начальника управления госбезопасности по Свердловской области. Затем Берия перебрасывает его в Алма-Ату.
Однако Берия не решился на прямую физическую расправу с П.М. Фитиным, явственно помня, что Сталину известен его вклад в информационное обеспечение победы над врагом. В 1951 году Берия распорядился дать расчет его из органов госбезопасности "по неполному служебному соответствию" без военной пенсии, так как опальный генерал-лейтенант не имел соответствующей выслуги лет.
Лишь следом ареста и суда над Берией и его подручными в 1953 году П.М.Фитину удалось приткнуться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы, где он работал до конца жизни. П.М.Фитин умер 24 декабря 1971 года. За большие заслуги в деле обеспечения государственной безопасности нашей страны генерал-лейтенант Фитин награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, орденом Красного Знамени Тувы, многими медалями.
Тобольской губернии (ныне Шатровский район Курганской области) в крестьянской семье. После окончания школы в 1920 году работал в сельхозартели «Звезда». В 1922 году в Ялуторовске принят в Комсомол . В 1922-1926 годах учился в школе второй ступени в Ялуторовске . С марта 1927 года - член ВКП(б), c 1952 года - КПСС . С мая 1927 по июнь 1928 - председатель Бюро юных пионеров, заместитель ответственного секретаря Шатровского райкома ВЛКСМ (Тюменский округ).В 1932 году окончил инженерный факультет Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева . С июля по октябрь 1932 года работал инженером лаборатории сельскохозяйственных машин Московского института механизации и электрификации сельского хозяйства. С октября 1932 по октябрь 1934 года - в издательстве «Сельхозгиз» заведующим редакции индустриальной литературы. С октября 1934 по ноябрь 1935 года проходил службу в Красной Армии , рядовой в/ч 1266 МВО. В ноябре 1935 года вернулся в издательство, с ноября 1936 года стал заместителем главного редактора.
Выдающиеся организационные способности Павел Михайлович Фитин проявил в годы Великой Отечественной войны . В короткий срок он восстановил большую часть резидентур за рубежом, курировал школы особого назначения, где проходили подготовку руководители партизанских отрядов, создал информационно-аналитическое управление, где анализировались данные, поступающие от агентов за рубежом.
Возглавляя внешнюю разведку, он приложил огромные усилия, чтобы обеспечить руководство страны информацией о замыслах немецкого командования, сведениями о возможности открытия «второго фронта ».
Разведкой был получен план германского наступления на Курской дуге , получались сведения о сепаратных переговорах американцев с нацистами в Швейцарии, велись «радиоигры», оказывалась помощь партизанскому движению .
Неоценимый вклад внесла руководимая Павлом Фитиным служба в создание в СССР ядерного оружия . Исследователи считают, что под руководством Фитина советская разведка достигла самых выдающихся результатов .
Послевоенный период
Считается, что плохо относившийся к Фитину ещё с довоенных времен Лаврентий Берия добился в июне 1946 года его освобождения от занимаемой должности , перевода в распоряжение управления кадров МГБ СССР и направления в советскую оккупационную зону Германии (СВАГ) заместителем уполномоченного МГБ в Германии (сентябрь 1946 - 1 апреля 1947 г.) . По другой версии, инициатором отставки Фитина был Н. С. Хрущёв .
1 апреля 1947 года Фитина назначили на должность заместителя начальника Управления госбезопасности по Свердловской области , 27 сентября 1951 года перевели министром госбезопасности Казахской ССР . С 16 марта по 16 июля 1953 года - начальник УМВД по Свердловской области.
29 ноября 1953 года, после ареста Лаврентия Берии, Павла Фитина уволили из органов безопасности с формулировкой «по служебному несоответствию», без