Осужденным дадут возможность сидеть рядом с домом. Памяти татьяны Татьяна глушкова когда не стало родины моей

По окончании Литературного института имени Максима Горького, представляя на суд дипломную работу - цикл стихов «София Киевская», писала: «Родилась я в Киеве. И теперь я возвращаюсь в этот город как к человеку некогда к любимому, во веки незабываемому. И когда из-под крыла самолёта, выезжаю на шоссе и касаюсь гулкого настила моста над Днепром, я вижу зеленые купы деревьев, покрывающих гору, а над водой, над горой, над тёмной зеленью кружит цветом молодого золота купол Софии. Её пощадила даже война. Её знают здесь все. И не замечают. Но если бы её вдруг не стало, город бы опустел. Сюда приводят школьников-малышей, начинающих изучать родную историю. Сюда водили и нас третьеклассников 1949 года, в штапельных форменных платьицах, в стоптанных сандалиях, с бледными бантами в волосах. Нас подводили к мраморной гробнице Ярослава, и я трогала пальцем холодную тяжелую крышку, иссеченную рыбами и письменами, и мне очень хотелось посмотреть - правда ли, что там лежат хромоногие кости незапамятного князя. «Мирный. Мудрый», - говорила учительница… А на стены я не смотрела. Светясь неяркими кронами, уходили они в тридцатиметровую в вышину, и только потом я поняла, что камни - это память о людях, что прикасались к камню руками, прикладывали к ним свой разум, воплощали в нем любовь, горесть, бунт. И тогда слово «предки» я стала понимать как - «отцы». Столетия сдвинулись, и даже самые дальние перестали быть пропастью за спиной».

Однако руководитель семинара Илья Сельвинский в защите диплома своей недавней ученице отказал, и только через полгода была у неё защита, причем «на отлично». Её поддержал замечательный русский поэт Сергей Наровчатов, отметивший, что стихи «разнообразны по содержанию, но они связаны между собой тем чувством, которое мы сухо называем русской темой. Татьяна Глушкова и впрямь по-хорошему национальна в своём творчестве, без немого чванства и ненужной полемичности».

В 1971 году в издательстве «Советский писатель» вышла первая поэтическая книга Татьяны Глушковой «Белая улица». По выходе книги молодой поэтессы Павел Антокольский, в частности, писал о цикле «Киевская София» в рецензии «Свой путь», опубликованной в «Литературной России»: «Если наша современница с такой смелостью рисует князя ХI века, автора «Русской правды», значит, она, вероятно, обладает даром перенестись в прошлое, хорошо знакома с его реалиями. И действительно, она доподлинно знает, что горница князя «еловым пахла лесом и лесом шелестели письмена». Она видит, что «в верховьях букв сидят большие птицы». Но главное - в первой же строфе: «… А слава - и легка и быстротечна, а битвы - только смерть и только пыль». Так проясняется позиция поэта в его взгляде на историю: защита её движущих и строительных сил».

СОФИЯ КИЕВСКАЯ

пока рассвет взбирается по круче,

пока по кругу, медленному кругу

плывёт на юг холодная звезда -

я белой пылью согреваю руку.

Я буду камень слушать в эту ночь,

хранящий жар татарской терпкой крови,

не тронутый, не сдвинутый никем,

на тёмном, как молитва, языке

он мне стихи зарытые откроет.

I. ПЕТРОВСКИЙ ВХОД

Вторит арка

арке Триумфальной,

голубою синевой полна.

День Полтавский, дальний-дальний, -

молодые времена.

И, глазами молодыми

ослепительно блестя,

скачет, скачет -

в славе, в дыме,

царь счастливый

в перекличке ночной.

Смех свой на дно кувшина положил княжеский сын,

отдаваясь игре.

Шебет на дно кувшина принесла летняя птица,

под кровлей возясь.

на гулкий порог.

Ш. ФРЕСКА

Вот светлая, высокая свеча -

негаснущая королева Анна.

Уж девять сотен лет мертва

регина Анна,

Ярославна.

Вся в плавном, величавом жесте,

в рассветных, трепетных лучах,

как зачарованная женщина,

на позолоте, в куполах,

она идет в старинном танце,

и шаг неслышен, взор глубок

под тающим, скользящим глянцем,

и в пальцах снежный холодок.

И кто-то из глядевших строго,

затерянный в туманной мгле,

и кто-то из искавших Бога

в полуденной, чужой земле,

губами дрогнувши сухими,

застывшими от немоты,

дал ей торжественное имя,

скупое имя в три черты.

И вздох - Ора,

и крик твой - Ора,

и свет твой - Ора.

И древний город,

крутогорый,

весь в чёрных вишнях,

весь в белом цвете,

и дик и светел.

А у неё глаза -

от карих слёз.

А у неё уста -

от тихих слов.

А у неё чело -

от белых крыльев,

от скорбных крыльев,

просторных крыльев.

А у неё глаза…

А у неё уста…

А у неё - тоска.

А там, в степи,

до дна испил

всю молодость

недолгую

помолвленный

с недолею.

Из белой пыли -

белый конь.

В волне ковыльной

высок огонь.

Косынкой синей

облей порог.

Другому сыну

дай крест дорог.

И вздох твой - Ора,

и свет твой - Ора,

и слово - Ора.

И горсть земли,

пучок травы,

глоток воды.

Зеленый лист,

и ветра свист,

и птичий гам,

и княжий храм,

и отчий дом,

и синь кругом.

Оранта, Оранта! -

Чтоб вышел оратай

на радость,

на волю, Оранта!

V . ПОСЛЫ

София удивительно спокойна.

Ну, разве вызывают удивленье

лукавые, задумчивые люди,

что въехали в Ворота Золотые,

в которых открывается Восток?

И вот теперь - поворотить налево,

приблизиться неторопливым шагом, -

изобразив большое равнодушье

на своенравно поднятом лице, -

к застывшему вдали сооруженью…

Как будто никогда богослуженья

здесь не велись, и не было печали -

заботы о спасении души!

Здесь власть земная изъявляет волю,

земное благо вдохновляет речи,

земное цели осторожный разум

по колеям стремительным влекут.

VI . ЯРОСЛАВ

О предок мой, поэт, библиофил!

Из всех деяний только книги вечны,

а слава - и легка и быстротечна,

а битвы - только смерть и только пыль.

Был час ночной и одинок, и весел,

из лучших слов слагалась тишина,

и горница еловым пахла лесом,

и лесом шелестели письмена.

Твой княжий лик сейчас совсем не княжий,

и в именах - простые имена.

Тебя опять оплачет и обяжет

на долгий труд чужая старина.

Заморские, заветные страницы!

На волшебстве замешан этот бред.

В верховьях букв сидят большие птицы,

В сплетеньях букв - разгадка и ответ.

V П. ДОЧЕРИ

На Запад - медленно, тревожно

(где нет ни света, ни зимы),

как будто в путь по бездорожью,

к кордону Киевской земли

плывут три молодости князя….

рукою властной

слепые жемчуга дарил.

Бессонно, солоно, напрасно

высоких трав увядший запах

они вдыхали до зари.

С такими белыми плечами,

с застывшими в глазах ночами,

под злую, свадебную песню

(как их покой сейчас невесел!)

плывут из храма три невесты

неведомых,

неверных,

венчанных Богом королей…

На Запад… Медленно - на Запад…

И только взгляд косит - назад!

V Ш. ОБРЫВ

Как черен Днепр в ночной погоде!

Как верен морю!

Ты не верь

в тревожный всплеск.

Здесь страха нет.

На влажном дне

и липой напоённой ночи

припрятан светлый трепет дня

и солнечный раскосый почерк,

и рыба добрая

в пустынной глубине

сквозь сон поёт про синий колокольчик.

IX . ХУДОЖНИК

Он был и рус, и бос, и прост.

Он мог бы год и год,

касаясь купола руками,

висеть, как птица.

он положил последний камень.

Мерцаньем красок отуманен,

забыв пространство,

с небесами

ведя стоцветный разговор,

сорвался вниз…

Его судьба

рассыпана по камню.

X . СЫН

Как помирить враждой разъятый мир,

привычное людское разобщенье,

чтоб главы величавой Византии

признали гордое величье храма,

что в Киеве стоит, отцом построен?

Решенья нет... О, неужели

глаза затем лишь, чтоб повелевать,

рука затем, чтоб сечь упругий воздух?

Так долг велит… А лучше строить храмы.

И много лучше - краской бирюзовой

водить по влажной, по сырой стене…

А сестры?.. Проще, но и горше сестрам.

Их красота повелевает царством,

им красота не для любви дана…

И вот опять встает противоречье

реки и берегов, ствола и леса,

природы и причуд… И трудно, трудно

постигнуть это юноше, что смотрит

тревожным глазом с сверенной стены,

большим тревожным глазом, с недоверьем.

XI . СКОМОРОХИ

Забавники, печальники, для смеха

вы созданы и созваны в мой дом.

Твой час, веселье, твой черед, потеха,

вкатись цветным разгульным колесом!

В ночи никто замены не заметит,

рассвет далёк, а сон ещё глубок,

скупого бога бог веселья сменит,

бог щедрый, неразумный бог.

А ты, умелец, наблюдай движенье,

задумчивости не гони с лица,

запечатлей в смешенье и круженье

колпак шута, бубенчик мудреца…

в хмельном вранье, в припрятанной беде.

Лихой плясун, везучий самозванец,

не весело, не весело тебе!

А ты начни свой розыгрыш с начала,

пока слепец струны не оборвёт…

Всё по уса текло - в рот не попало,

в веселый, пересохший рот.

X П. ПРИТЧА О ПЯТИ ХЛЕБАХ

Глагол искусства горд и неразменен.

Какая рознь в значеньях сходных слов!

Да будет славно, будет всевременно

даренье преумноженных хлебов.

Но вот явился богомаз степенный,

густые кисти в белы руки брал,

и добрый лик, и робкий лик настенный

подобострастной краской замарал.

И вышел вон, и поглотила пустошь

его, его детей, его отцов,

но было с ним надменное искусство -

кощунство умножения хлебов.

Оно себя хранило от обиды,

Не опускало круглой головы,

и становился тяжко ядовитым

ясно-зеленый лепесток травы.

Но снова руки - бережно и чутко

смывают тошный, масляный покров

и до сих пор разгадывают чудо,

святое чудо щедрости хлебов.

Публикация подготовлена Валентиной Мальми.

Татьяна ГЛУШКОВА

Зимние птицы

Стихотворения.

Предисловие Анны КОЗЫРЕВОЙ.

От редакции: Татьяна Михайловна Глушкова родилась 22 декабря 1939 года в Киеве, окончила в 1965 году Литературный институт им. А.М. Горького, выпустила несколько поэтических книг, много печаталась в периодике. Умерла 22 апреля 2001 года. Сегодняшняя публикация посвящена юбилею Татьяны Михайловны.

Анна КОЗЫРЕВА

Татьяна, русская душою...

Начальные стихотворения цикла «Музыка на святки», посвященные гениальному русскому композитору Георгию Свиридову, были написаны Татьяной Глушковой еще при его жизни. 9 января 1998 г., через несколько дней после его кончины, она напишет: «Те великие жертвы, какие приносит Россия, претворятся ль в купель очищения, напитают ли новую, не рожденную еще силу?.. Русский реквием по Свиридову да сверкнет крупицами света, да взлелеет зерно, из которого солнечным звуком прорастет мощный гимн воскрешенной России! И в его колокольное «Славься!..» вплетено будет и величание Георгию Свиридову».
И весь цикл «Музыка на Святки» станет не просто скорым откликом на смерть Свиридова, а своеобразным поминальным венком-подношением. Причем, в стихах, каждая строчка которых буквально озвучена гениальной музыкой, нет отчаянья. Есть тихая грусть и печаль об ушедшем, есть и скорбь о его кончине, - но отчаянья нет, ибо для православного человека нет самой смерти - жизнь вечна, и эту вечность подарил нам Сам Господь Иисус Христос. «Ведь, право, нет уже причины / томиться в дольних берегах... / И ты, душа, из отчей глины / летишь, летишь, покинув прах».

В исторической реальности январь связал три русских имени - Александра Пушкина, Георгия Свиридова и Татьяны Глушковой. Уже в стихотворении «Вечера русской музыки», где «кружат Свиридова метели», появляется образ поэта: «И сами звезды колядуют, / и вьются ленты голосов, / и музы в лоб тебя целуют, / начётчик букв, подёнщик слов».
Пушкинская «Метель» и музыка Свиридова для нас уже давно нечто единое и неразрывное, и столь же неотделима пушкинская «Татьяна - русская душою» от самой Глушковой. Рожденная в декабре, она осознанно была названа родителями Татьяной в честь пушкинской героини, что, впрочем, не противоречило и святцам. Январский Татьянин день - это и ее день. И главное не только в совпадении имен, а в том, что «русская душою». Ее сопричастность русской истории, проблемам современности были столь ощутимы для нее и реальны, что в словах, прозвучавших в стихотворении «Час Беловежья»: «Когда не стало Родины моей, / в ворота ада я тогда стучала: / возьми меня!.. А только бы восстала / страна моя из немощи своей», - отразились боль и скорбь не только ее одной, а большинства людей, в одночасье потерявших свое Отечество. Было у нее и свое слово «клеветникам России» - хлесткое, безпощадное, непримиримое.
В молодости Татьяна Глушкова несколько лет работала в Михайловском. Там родилось много прекрасных стихов о местах, связанных с великим русским поэтом. «Дом поэта чист и ясен, / много света, певчих перьев, / книга каждая гордиться / пышной титульной страницей... И такие косогоры / за окном, такие дали.../ Снег румяный серебрится / и пылит вишневым цветом...» Пушкин был с нею всю жизнь. Ею написано много достаточно глубоких и самобытных литературоведческих работ, посвященных творчеству любимого поэта. В одной из последних публикаций на страницах «Московского Пушкиниста» (научное издание Пушкинской комиссии ИМЛИ) Татьяна Михайловна приводит слова русского философа Константина Леонтьева: «Гармония - или прекрасное и высокое в самой жизни - не есть плод вечно-мирной солидарности, а есть лишь образ или отражение сложного и поэтического процесса жизни, в которой есть место всему: и антагонизму, и солидарности». Именно в такой гармонии и прошла вся ее жизнь.

--
Зимние птицы

I
Молчим. Скорбим. Осиротели.
А может быть, она - мертва,
та Смерть под музыку метели
в канун Святого Рождества?

Ведь даже встрёпанные птицы
покинули её плеча,
чтоб впиться в нотные
страницы,
крича, гортанно клокоча,

Но вдруг светлея, розовея,
чтоб, сбросив черное перо,
вплетать в напевы снеговея,
напевов райских серебро...

И воском ласковый сочельник,
как медом солнечным, пропах.
И шепчет лапник, шепчет
ельник:
«Что было - прах, легло во прах;

Но то, что дух, - неодолимо:
себя свежей, себя вольней,
летит - молить неутомимо
о милой Родине своей!»

Девятый день

Еще и ель моя свежа:
горит в угоду новогодью.
Но плачет Музыки Душа,
душа, покинутая плотью.

Еще и пушкинская тень
остра, быстра в колонном зале.
Но гаснут свечи на рояле,
и полон мглы девятый день.

Еще стрекозы просверкнут
в златых власах крылатой арфы,
и струны вербный мёд прольют,
как миро из ладоней Марфы.

А флейта, внятная и там,
где сгрудились юго-славяне,
еще свирелит по лесам,
пастушит в солнечном тумане.

Еще гудёт Зеленый Шум
широкой праздничной кантаты,-
а мы полны тревожных дум
и тайной робостью объяты.

Как будто призрачную сень
незряче зрим, дремотно чуем...
То вьюги белая сирень
чело нам студит поцелуем.

То вражьи сети - иль покров
молитвенно простерт
над нами?..
А вьюга горсти жемчугов
швыряет в мертвенное пламя.

«Всё мрак и вихрь», - говорим,
да нет родней ее купели,
в ней - блеск седин,
цветенья дым,
железа лязг и дробь капели;

А вот приляжет у креста,
взобьется облачком в изножьи,-
лебяжьим помыслом чиста,
утешлива, как слово Божье.

И, хвойной веткою шурша,
она до горнего чертога
превознесет тебя, душа:
к Отцу - от отчего порога!..

Под Сретенье – сороковины

I
Ныне отпущаеши...

День Сретенья, ты день разлуки!
Прощальный звон... Приветный звон...
Как жадно старческие руки
простёр усталый Симеон!

Как нежно примет он
Младенца,
как трепетно введёт во храм!..
Белеют снегом полотенца
вокруг иконы по углам.

Ведь, право, нет уже причины
томиться в дольних берегах...
И ты, душа, из отчей глины
летишь, летишь, покинув прах.

Оплакав прах, что был
прекрасной -
земной Отчизною твоей,
где голый куст рябины красной -
зрит огорчённый воробей.

Где гимны русскому раздолью
смычки метельные поют;
где всклень полна счастливой
болью
душа, свободная от пут.

Где голубое Лукоморье
затмило взору явь и близь;
где волей солнышка
на взгорье
озимых всходы поднялись.

Где разом вербы посмуглели
и снится Вход в Ерусалим...
Где робко на Страстной неделе,
Минуй мя, чаша...» повторим.

А Сретенье зовём - Громница.
И се - громничная свеча
средь звезд морозных
золотится,
как летний полдень, горяча.

И се - кутья поминовенья
из красных, каменных пшениц.
Еловой ветки мановенье...
Чуть слышный возглас половиц...

И, как надгробие печали,
как, может быть, сама печаль,
чернеют ноты на рояле,
как чёрный лёд, блестит рояль.

День Сретенья!..
Осиротенья вчерашний день...
Но как светла
долина слёз, обитель пенья,
где сорок дней метель мела;

Где скорбно в белоствольном зале
склонился долу мерзлый куст;
где всей землей мы прошептали
по Музыке сорокоуст.

Публикацию подготовила Валентина Мальми

Минюст РФ по поручению президента Владимира Путина подготовил поправки к Уголовно-исполнительному кодексу (УИК), расширяющие возможность осужденных к лишению свободы отбывать наказание ближе к дому. Запретить отправку заключенных за тысячи километров от места проживания и семей предложила в начале года омбудсмен РФ Татьяна Москалькова, а ранее потребовал Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Впрочем, правозащитники критикуют документ Минюста, считая, что «уровень реальной гуманизации уголовно-исполнительного законодательства будет крайне низким».

Порядок направления и перевода осужденных к месту отбывания наказания Минюст усовершенствовал в целях сохранения их «социально полезных связей» и «гуманизации законодательства» по поручению президента Владимира Путина от 2 апреля 2018 года. В нем говорилось «о проработке предложений» омбудсмена РФ Татьяны Москальковой, которая просила правительство внести изменения в УИК, запрещающие отправку осужденных в удаленные от их места жительства регионы (см. “Ъ” от 8 февраля). По данным ФСИН, наказание в «чужих» регионах отбывают около 20% осужденных (в 2018 году не менее 100 тыс. человек). Свидания с ними родственников затруднены необходимостью ехать через всю страну с учетом низких доходов, стоимости проезда и труднодоступности колоний.

По общему правилу осужденные отбывают наказание в колониях, расположенных на территории субъекта РФ, где они проживали или были осуждены, и могут быть отправлены в другой регион лишь «в исключительных случаях». При этом заключенные могут быть направлены в другой регион при отсутствии в субъекте соответствующих колоний или невозможности размещения в них. При этом колонии для отбывания наказания осужденных пожизненно, а также за терроризм, похищение людей, особо опасных рецидивистов ФСИН определяет по своему усмотрению.

Поправками к УИК предлагается «при наличии возможности» направлять осужденного в субъект РФ, где живет его близкий родственник, а «при невозможности» - в «ближайший субъект РФ, где имеются условия для размещения». Смягчаются и условия перевода: занять освободившееся место в колонии, куда заключенный не смог изначально попасть, не позволяет требование УИК об отбытии всего срока наказания в одном исправительном учреждении либо СИЗО (перевод допускается лишь при исключительных обстоятельствах). Минюст же предлагает предоставить осужденному такую возможность, но лишь «один раз в период отбывания наказания».

В пояснительной записке говорится, что в 2017 году осужденные подали 4900 обращений о переводе в другие исправительные учреждений (в 2016 году - 5262, в 2015-м - 6178), из них удовлетворено лишь 388 обращений (в 2016 году - 360, в 2015-м - 378). В среднем одна перевозка осужденного поездом, говорят в ведомстве, составляет 900 руб., самолетом - 37 тыс. руб. Но поскольку ФСИН будет сама оптимизировать маршруты, реализация поправок к УИК дополнительных расходов бюджета не потребует, считают в Минюсте. Эксперты отмечали, что, например, в Великобритании и Канаде, если заключенные находятся вдалеке от дома и у их семей отсутствуют средства для посещения, государство выделяет субсидии для оплаты билетов и проживания.

Напомним, отказы осужденным в праве отбывать наказание в своем регионе привели к потоку жалоб в Конституционный суд (КС) и Европейский суд по правам человека. Но КС неоднократно признавал такие жалобы неприемлемыми, а ЕСПЧ выносил решения о нарушении Россией прав заявителей на уважение семейной жизни и запрета на бесчеловечное обращение. Исправить УИК Минюст решился после неудачной попытки обжаловать вынесенное в марте 2017 года системное решение ЕСПЧ по делу «Полякова и другие против России». Родственникам четырех заключенных была присуждена компенсация около €30 тыс., при этом ЕСПЧ указал, что суды РФ не признают необходимость поддержания семейных связей и не проверяют пропорциональность отказов ФСИН в переводе.

Расстояние между тюрьмами и домами семей заключенных в РФ составляет от 2 тыс. до 8 тыс. км, что препятствует свиданиям или вовсе их исключает (см. “Ъ” от 9 марта 2017 года), а российское законодательство не соответствует международным стандартам в этой сфере, считают в Страсбурге. ЕСПЧ также указывал на необходимость предварительных консультаций с осужденными на предмет определения места отбывания наказания и оценки того, насколько нахождение заключенного в конкретной колонии соответствует требованиям Конвенции по защите прав человека. Законопроект Минюста не решает проблему исполнения постановлений ЕСПЧ, отмечает юрист правозащитного центра «Мемориал» Татьяна Глушкова.

До 2 октября проект проходит общественное обсуждение, и «Мемориал» готовит экспертное заключение с критикой и предложениями по улучшению документа. По словам госпожи Глушковой, поправки не изменяют ст. 81 УИК о направлении осужденных за определенные преступления в любую колонию и предусматривают лишь возможность, а не обязательность перевода заключенных ближе к семье. Кроме того, законопроект не обязывает ФСИН и суды при разрешении вопроса о переводе заключенного или обжаловании отказа в нем учитывать личную ситуацию заявителя (состав и материальное положение семьи, транспортную доступность колонии и т. д.). В «Мемориале» считают, что «уровень реальной гуманизации уголовно-исполнительного законодательства в случае принятия законопроекта Минюста будет крайне низким».

Анна Пушкарская, Санкт-Петербург

ТОТ СТИХ, ЧТО СЕРДЦЕ БЕРЕДИТ

Дмитрий Шеваров
"Российская газета" - Неделя №5754 (81)
12.04.2012, 00:00

Эти стихи навсегда вписаны не только в русскую поэзию, но и в историю Отечества.

Когда не стало Родины моей,
я ничего об этом не слыхала:
так, Богом береженая, хворала! -
чтоб не было мне горше
и больней...

Когда не стало Родины моей,
я там была, где ни крупицы
света:
заслонена, отторгнута,
отпета -
иль сожжена до пепельных углей.

Когда не стало Родины моей,
я шла тропою к Неземной
Отчизне.
Но даже там, как на горючей
тризне,
не пел волоколамский соловей...

Когда не стало Родины моей,
в ворота ада я тогда стучала:
возьми меня!.. А только бы
восстала

Страна моя из немощи своей.
Когда не стало Родины моей,
воспряла смерть во всем
подлунном мире,

Рукой костлявой на железной
лире
бряцая песнь раздора и цепей.
Когда не стало Родины моей,

Тот, кто явился к нам
из Назарета,
осиротел не менее поэта
последних сроков Родины моей.

Татьяна Глушкова

Двадцать лет назад, ранней весной 1992 года, были написаны два стихотворения в память о Советском Союзе: "Час Беловежья" Татьяны Глушковой и "Плач о потерянной Родине" Бориса Чичибабина. Два реквиема, вобравших в себя немую боль миллионов людей. Два свидетельства. Если дети или внуки спросят нас: где мы были тогда, о чем думали, что переживали, а мы не найдем своих слов, то в помощь нам - слова поэтов.

Не счесть простым совпадением то, что авторы этих стихотворений родились в Украине. Борис Чичибабин (подробнее о нем мы расскажем в следующем выпуске) появился на свет в Кременчуге, большую часть жизни прожил в Харькове. Татьяна Глушкова родилась перед самой войной в Киеве, в семье ученых-физиков.

Ей было два года, когда беженский поток уносил ее от наступающих немцев, но уйти далеко не удалось, попали в окружение и оказались под немцами в глухом селе. "Коптилка, младенчество, голод..."

Только к 9 мая 1945 года семья вернулась в Киев. Парада Победы в Москве Таня не видела, но это событие стало ее точкой отсчета, мерой всех вещей, критерием истины. Передавая мне в апреле 1998 года свою последнюю книжку, она красным подчеркнула в оглавлении два стихотворения: "Парад Победы" и "Прощальный парад". И книгу воспоминаний она назвала "После Победы".

Девочка росла замкнутой и резкой. Бабушка переживала, звала ее "дикаркой" (так и потом, во взрослой жизни, о ней говорили, когда она бросала в лицо ту правду, которую другие не решались сказать).

В тринадцать лет Таня осиротела. Читая "Евгения Онегина", узнавала себя в пушкинской Татьяне. "Дика, печальна, молчалива..." Вскоре судьба привела ее в Михайловское и несколько лет она работала в Пушкинском заповеднике. Ее дипломной работой в Литинституте стал цикл "София Киевская", посвященный первым христианским страницам русской истории. Тему сочли опасной "сусальщиной" и диплом ей выдали на полгода позже, чем другим выпускникам.

Так всю жизнь она шла против течения, и даже нахлынувшие новые времена ничего не могли с ней поделать. Она, неуступчивое дитя войны, не хотела знать никакой другой страны, кроме той, где она ребенком провожала смуглых от пыли и гари ополченцев и срывала одуванчики Победы.

Татьяна Глушкова была единственной из больших поэтов, кто посвятил событиям 1991-93 годов не скупую строку, не затаенный вздох, а целую книгу отчаянных и горьких стихов. Она проводила СССР, как родного человека провожают русские женщины - не тая слез. Одно из стихотворений так и называлось: "Сквозь слезы".

Поздней осенью 1993-го строки из ее стихов неизвестная рука начертала на стенах Красной Пресни, вблизи Белого дома. Ее стихи переписывали и перепечатывали как народные. "Я не стала доказывать, - сказала Татьяна Михайловна незадолго до своего ухода, - что автор известен. Важно, чтобы стихи жили в сердцах людей, а уж кто сочинил эти строки гнева и скорби - не так существенно..."

В сыром тумане нависает,
при первом солнышке горит...
Не знаем сами, как спасает
тот стих, что сердце бередит.
Он добр, язвителен ли, строг ли,
но в нем навек впечатан лик:
незримый нам наш тайный облик
хранит поэзии язык.

И литературный критик .

Биография

Родилась 21 декабря 1939 года в Киеве в семье физиков-рентгенологов . Сразу после начала Великой Отечественной войны родители были спешно эвакуированы вместе с институтом, в котором работали, в глубь страны. Таня вместе с бабушкой оказались на оккупированной территории . В мае 1945 года семья вернулась в Киев, но в 13 лет Таня осиротела - получившие высокие дозы облучения родители умерли. О своих родителях она написала: «Все в моей семье были беспартийные, их идеологию я определила бы как страстный культ труда во имя Отечества, культ всякого нестяжания».

Окончив в Киеве среднюю школу, в 1960 году она поступила в (семинар Ильи Сельвинского), который окончила в 1965 году. Дипломная работа - цикл стихов «София Киевская» - вызвала резкие нарекания руководителя семинара в условиях хрущовских гонений на церковь. Диплом удалось защитить спустя некоторое время благодаря поддержке Сергея Наровчатова - Глушкова работала экскурсоводом в Пушкинском музее-заповеднике Михайловское и в это время каким-то образом Наровчатов прочитал её «забракованную» дипломную работу и написал положительный отзыв, поспорив со своим бывшим учителем, Сельвинским: «Татьяна Глушкова и впрямь по-хорошему национальна в своём творчестве, без немого чванства и ненужной полемичности»; спустя полтора года после неудавшейся защиты Глушкова получила даже «диплом с отличием».

Первые стихи были напечатаны в «Литературной газете» (10 июля 1962) и «Дне поэзии» (1963). Первый сборник её стихов, «Белая улица», вышел в 1971 году и был доброжелательно встречен критикой. Затем последовали сборники «Выход к морю» и «Разлуки нет» (1981), «Снежная гроза» (1987), «Стихотворения» (1992), «Всю смерть поправ» (1997). Стихи отличались, по выражению Ирины Роднянской : «неявностью конечного смысла и содержательной уплотненностью». С начала 80-х годов в тематике стихов появилась грусть и трагедия любви; в это же время она активно включилась в общественный процесс, став на защиту народных ценностей и народной культуры, в издательстве «Современник» появился остро-полемическая книга статей «Традиция - совесть поэзии» (М., 1987). Глушкова вела полемические споры с Ст. Рассадиным , Л. Аннинским и другими о русской культуре, о литературных традициях.