Поморы - это русский народ в миниатюре. От русского народа поморы взяли всё самое лучшее (стойкость, напористость, гостеприимство, умение веселиться, глобальный оптимизм и многое другое), но не тронули изъяны, привитые иностранным влиянием. Вот, что пишет А.Н. Жилинский в книге «Крайний Север Европейской России»: «Характер помора энергичный, смелый, поморы общительны, гостеприимны. Среди поморов не мало настоящих богачей; у последних находиться в долгу большинство рядовых поморов. По всей смышлености и отважности, поморы не имеют себе равных среди русских. Море- это жизнь помора. С раннего возраста поморы привыкают к морю. С 10-12 лет идут они уже на тяжелые мурманские промыслы вместе со старшими. Нередко наблюдаются случаи, когда команды морских парусных судов, приходящих из Поморья в Архангельск, состоят из поморок. Поморки участвуют иногда наравне с мужчинами в морской промысле рыбы».

Поморов отличает не только характер, но и особые культурные традиции. Особенно ярко разнообразно эти традиции проявились в устном народном творчестве. Богат поморский край на песни, рассказы о природе, о море и животных. Интересна и повседневная речь северного человека. Как пишет в статье «Соломбалец – это одессит в валенках» в газете «Правда Севера» доцент кафедры русского языка Поморского Государственного Университета Татьяна Сидорова, «для высказываний северян, в том числе, конечно, и жителей Архангельска, присущи оценочные «мотивы». Тонко чувствуя слово, северянин открывает его новые и новые возможности. Поэтому речь наших земляков зачастую блистает словообразованиями». Одно из отличий поморов состоит также в подходе к искусству. Север справедливо считается сокровищницей русского деревянного зодчества. Живительную силу придавала деревянной архитектуре народность. Северные люди не стремились удивить красотой своих творений гостей, будь то московских или европейских. Они лишь хотели украсить свой быт, благодаря чему красота эта – удивительно народная.

В чём же причины такого явственного отличия традиций чисто русских и поморов? Одной из причин, несомненно, является некая особая ментальность поморского характера. Но дело кроется и в большой пропасти между поморами и остальной Россией. Как и в советские времена, огромный акцент делается на то, что на Севере фактически не было крепостного права. Не было барщины, основой экономики было ремесло. Следовательно, значительно быстрее развивался капитализм. Тот факт, что долгое время Поморье было под властью Великого Новгорода, способствовал укреплению и сохранению на долгое время общинных порядков. Прототипом вече была мирская сходка, где выбирались старосты, сотские, решались вопросы, определялась круговая порука. Но с другой стороны, ссылка на Север приравнивалась к ссылке в Сибирь. Хотя бывало, и шли сюда специально, например, в Соловецкий монастырь. Но некоторые не выдерживали. Оставались только те, чья душа сродни поморской. Об этой душе, об этом характере мы призваны помнить и рассказывать следующим поколениям.

Культура Поморья своеобразна и значительно отличается от культуры народов
средней полосы России. Во многом это продиктовано родственностью с
культурами народов северных стран.

В Поморье были выработаны наиболее целесообразные и художественно
значительные формы – шатровые храмы, достигавшие большой высоты.
Восьмискатная пирамида – «шатер», поставленная на восьмиугольную «клеть»,
оказалась устойчивой и при осадке здания и против сильных ветров. Эти
храмы не принадлежали к византийской традиции. Высшая церковная иерархия
смотрела на них с неодобрением. «А верхи были бы не шатровые», -
наказывали «благословенные грамоты» на постройку церквей. Но народ
продолжал строить по-своему. Шатровые постройки «деревяна верх» не только
держались веками в Поморье, но и создали новую традицию, стали излюбленной
формой национальной архитектуры, перешли на каменные строения и гордо
вознеслись над самой Москвой. Церковные скульптуры северных резчиков по
дереву дошли до нас в небольшом числе, т.к. церковь не одобряла
скульптурные изображения в храмах, за исключением разве «распятий».

Йозы (или ёзы) – характерная для поморской культуры ограда из наклонных
жердей, не применявшаяся нигде в России, кроме Поморья. Любопытно, что
такие же ограды распространены и в Скандинавии, что говорит об общих
истоках наших северных культур. Йозами поморы огораживали пастбища, для
защиты скота от лесного зверя.

В отличие от великороссов поморы не огораживалисвои дома оградами или
высокими заборами, так как воровства в Поморье никогда не было. Уходя из
дому, помор ставил к дверям «завору» - палку, батожок, или метлу, и этого
было достаточно, чтобы никто из соседей не заходил в избу, пока «хозява не
воротяцце». Цепных собак для защиты дома поморы никогда не держали.

Голбец – поморское деревянное надгробие, в виде «домика» с окошком и
столбом с крышей и встроенной в него иконкой «выговского литья». Обряд
похорон у поморов существенно отличался от великорусского. Так, по
достижении тридцатилетнего возраста каждый помор делал себе гроб, который
хранил обычно на повети или чердаке до самой смерти. Кроме того,
полагалось сшить себе саван (каждый шил его собственными руками). После
смерти и «отпевания» гроб с покойником выносили из дома через поветьили
«нижни вороцца» в хлеву (выносить через входную дверь было плохой
приметой). На кладбище гроб несли на жердях. По пути на кладбище
обязательно нужно было перенести гроб через ручей или речку. На столе, где
в избе лежал покойник клали камень, который лежалсорок дней после похорон,
после чего камень закапывали на улице перед домом. Посещая кладбище,
родственники приносили к окошку в гробнице еду, окуривали могилы дымом
(грели покойников), били глиняную посуду, оборачивали столбы голбцов
полотенцами – все это отголоски дохристианских жертвоприношений у поморов.

В отличие от великорусской традиции поморы не ставили на могилы крестов.
Большой резной крест «всех усопших» с религиозными надписями ставили
посреди кладбища или у его входа. Одна из таких надписей на
несохранившемся до наших дней большом кресте в селе Кулой (Пинежский
район) гласила: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдешь в
нее, и откроется, не то что кажется, но то что есть».

Кроме того, поморы ставили большие обетные кресты по всему Поморью. Кресты
также выполняли у поморов функции навигационных знаков «гуриев».

Шаркунок – деревянная погремушка, набранная из множества сцепленных особым
образом деревянных деталей. Считалось, что шаркунок отгоняет болезни и
защищает от сглаза. Чаще всего использовался как детская погремушка.
Поморские обычаи
Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи,
обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Хорошо известна поморская традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море.
К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на
море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей -
стоял крест "на добычу" - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо
обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне "сидели"
семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить
случайного человека - благо, это было не только проявлением
гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.
При совершении купли-продажи из рук в руки передавали «пополнок» –
какую-нибудь вещь («яйцо», «нож рыбьего зуба», шапку), символически
скрепляющую сделку.
Специальные обряды были посвящены уходу охотников на опасный зверобойный
промысел. В церкви заказывали молебен "за здравие", пекли и давали с собой
специальную пищу "ужну" и "тещник". Наличие особого названия и связь его с
родовыми традициями ("тещник" пекла теща) скорее всего, свидетельствует о
придаваемом этой пище ритуальном смысле.
Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за
баюканье младенца обещают "белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на
игрушечку". Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя.
Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге.
Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского
берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги.
Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в
марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего
ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только
в первой половине дня...
Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег - из ружей палить. В
нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки
тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться,
берегли до времени, когда подрастут.
Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в
основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то
события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни.
Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по
сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто
мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к
надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы
перекладины креста указывали направление севера и юга.
Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю - ив
благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест.
В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, – “заветные”,
“обветные”, “обетованные”). Их ставили по обету после возвращения с моря
или после болезни около домов, на берегу моря, около тонских избушек. Один
из крестов сохранился в Нижней Золотице около дома А.М.Каплуновой. После
возвращения с моря по обету ходили на Соловки.
Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу,
представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок
длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни
и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни
солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод
покатится обратно на север - санями, прилет птиц - птицей, русалий -
деревом, день выгона скота - конем. Дни, посвященные Матери-Земле,
содержали древний, пришедший к нам из античности, символ Земли - крест в
круге. Среди знаков старых календарей оказывается немало знаков связанных
с личной жизнью хозяина. Ряд знаков не расшифрован.

Быт и нравы поморов нашли отражение в различных паремиях, например:
Кто в море не бывал, тот Богу досыта не маливался.
Пост – на вожжи у моря сиди.
Конь да мужик – вековой позорник [позориться – мучаться, испытывать
большие трудности, связанные с отлучкой из дома], баба да корова – векова
домова.

У поморов и саамов распространен обычай называть реки, озера, тони и
островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них.
Неуклюжую, похожую на распластанную жабу, рыбу рявчу, испускающую страшный
рев, когда ее поддевают на уду, сушили и клали под постель, когда
кто-нибудь занеможет от «колотья».
Поморы-староверы совсем не употребляли спиртного.
Вековой обычаи поморов - не обижать сирот, отцов которых погубило море. Из
всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай
ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот
веник сжигается.

Примета: если после венца молодые едут на свадебное застолье под меховым
(«шубным») одеялом – жизнь их будет безбедной.
В Поморье шейный вышитый платок – первый подарок невесты жениху, - его так
и называют – «женихов платок».
Отмечается обычай мазать сватов глиной в случае получения отказа.
Если жемчуг, который носит женщина начнет тускнеть говорят, что ее ждет
болезнь. Сам жемчуг заболевает – гаснет. Были в Поморье люди способные
лечить жемчуг.
Всегда было уважительное отношение к хлебу. Раньше в Поморье не встретишь
ребятишек с куском хлеба. Выскочил кто-то из застолья, дожевывая кусок,-
отец или дед: «Куды это кусовничать пошел, сядь на место», да еще
провинившемуся скажет: «Посидишь часок». И сидит, возразить не смеет. Хлеб
нарезали только стоя «Ране хлебушко сижа не резали»
Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к
этому знак – постучит ложкой по краю миски или столешницы. Заканчивали
трапеза так же.
Уху по мискам разливал повар – дежурный рыбак. Рыба подавалась отдельно на
деревянном подносе. Уху начинали хлебать и рыбу «таскать» по знаку
бригадира, он стучал ложкой по краю столешницы.

Поморский календарь существует в различных приметах. Считали, что на
календарные праздники происходят “походы сёмги”. «Так были походы-то. Вот
на Ивановский поход. Потом на Петровский, потом в Ильинский, потом на
Маковей поход 14 июля, потом на Преображение 19 августа. А потом к
Третьему Спасу будет поход, потом на Богородицу, Сдвиженский, на Ивана
Богослова, потом Покров Пресвятой Богородицы, Михайловский поход,
последний поход – Митреевский на 9 ноября. Ведь море-то не закрыто,
мужики-то ловят».
Отмечено существование поморской магии. Во время первого замёта на треску
и селёдку бросали в море серебряные деньги. Во время шторма в море лили
масло. После ледохода мыли лицо водой из моря. Мыть должен был другой
человек. Его называли купальна крёсна / купаленка. По воспоминаниям
золотичан, у многих купальной крёстной была Марфа Крюкова.
Уходя в море, брали с собой на хороший лов кулебяку [кулебяка – пирог с
рыбой]. В день проводов на стол клали буханку хлеба и солонку, которые
оставляли до следующего дня. Рыбакам на тоню, чтобы не погибли, жёны
давали с собой морской песок. В понедельник нельзя было выходить в море.
Существовал запрет на участие в проводах беременных женщин. Если помор
погибал, то его имя давали новорожденному “для продления рода”. Лучше
всего было начать лов тайно. Для хорошего улова брали с собой клык
морского льва.
Среди персонажей низшей мифологии выделяются образы лешего и водяного.
Леший / лешачиха / лесная ведьма, по представлениям золотичан, не имеет
бровей, лица лешего не видно. Он может принимать облик родственника.
Оберег от лешего – рябиновая ветка.
Новолетие - Поморский Новый Год
Именно праздничное мероприятие всегда отличало настоящую ярмарку от
обычных городских базаров и рынков. Яркие зрелища, неповторимые
экзотические традиции как магнит привлекают посетителей. А там где много
народу – там и успех ярмарочной торговли, там и прибыль у продавца. Есть и
сакральный смысл ярмарочного праздника – в нем хранится историческая
память народа.
Для Маргаритинской ярмарки в Архангельске, а правильнее – Маргаритинской
ЯРМОНКИ (таково ее официальное название) историческим и культурным
стержнем традиционно был и остается осенний праздник поморского Новолетия
14 сентября - «Поморский Новый год». Ежегодно знаменитая ярмонка в
Архангельске начиналась именно с этого дня.

Поморский новый год
Сентябрь был самым праздничным месяцем для поморов: это было время
прекращения полевых работ для черносошного Поморья, время возвращения с
моря рыбаков-промышленников и начало осенней поморской торговли. Когда
царь-реформатор Петр I перенес наступление нового года с 14 сентября (1
сент. по ст.ст) на 1 января, поморы, не признававшие большинства царских
реформ, отказались вести летоисчисление по новому календарю. Истинные
поморы придерживаются этой традиции до сих пор и отмечают свой Новый год в
сентябре. В России из всех народов только поморы сохранили традицию
встречать Новолетие праздником и Маргаритинской ярмонкой. Поэтому и
называется праздник Поморский Новый год. Поморы в 2006 году отмечают по
своему календарю наступление уже 7515 нового лета. Таким образом если в
России традиционно отмечают Новый год дважды (в январе - новый и старый),
то про поморскую столицу можно сказать так: «здесь Новый год - три раза в
год!»
Кстати, Русская православная церковь также до сих пор не признала
петровской календарной реформы, и во всех богослужебных книгах
«последование нового лета остается прежним».

Сердце ярмонки
Любопытно, что еще в 90-х годах XX века власти Архангельска пытались
возродить Маргаритинскую торговлю, но – безуспешно. Они не знали, что
«главная ярмонка» Поморья не может возродиться без издревле связанного с
ней праздника Новолетия. В итоге вплоть до конца XX века Архангельск
оставался «городом без ярмарки».
Но желание коренных архангелогородцев вернуть отнятые у них торговые
традиции было велико, поэтому шесть лет назад горожане по подсказке
поморских старейшин восстановили Новолетие – свой традиционный осенний
праздник урожая, торговли и благотворительности, «сердце поморской
ярмонки». Образно говоря, прежде чем удалось оживить Маргаритинскую
ярмонку «реаниматорам» пришлось запустить ее «сердце» – иначе ничего не
получалось.
Вот почему «главная ярмонка Архангельской области» отмечает в 2006 году
пятилетие со дня своего возрождения, а издревле связанный с ней Поморский
Новый год – уже шестилетие.

Примета для бизнеса
Во время поморского Нового года в 2006 году в Архангельске поморы вновь по
древнему обычаю пройдут огненным шествием поморских вОжей (лоцманов) из
ворот Гостиного Двора и зажгут на волнах Северной Двины особый костер на
плоту – уникальный поморский Маргаритинский маяк (такого обычая больше нет
ни у одного из народов в мире). Плавучий маяк - это символический образ
торгового сердца Маргаритинской ярмонки, Морского торгового порта
Архангельска и символ “поморского счастья”. Если Маяк вспыхивает сразу и
горит горячо и ярко – будет у архангельских предпринимателей успех в
наступающем году. Если же долго не загорается или тухнет – архангельский
бизнес, да и всех архангелогородцев ждут крупные проблемы.
Зажигают Маяк старейшие архангельские лоцманы-вОжи. Затем по традиции
звучит салют из городской пушки, и начнается поморский фейерверк –
старинная архангельская традиция, которой уже несколько веков. Стоит
подчеркнуть, что зажжение огня на Новолетие и фейерверки – это не вымысел
современных сценаристов и режиссеров, не “праздничный новодел” каким
страдают сегодня многие города России, а древняя традиция столицы Поморья.
Например, фейерверк на Новолетие, устраиваемый во время Маргаритинской
ярмонки – это исконно архангельский обычай, ведь первые в России
новогодние салюты и фейерверки были запущены именно в Архангельске три
столетия назад.

Архангельск – родина салютов!
Если вас спросят, какой город в России является родиной отечественных
новогодних салютов, можете смело отвечать - Архангельск. Да-да, не Москва
и не Санкт-Петербург, а именно торговый морской город на Северной Двине
положил начало российской традиции отмечать Новый год салютами,
фейерверками и другими «огненными потехами». Мало кто знает, что именно
здесь в Архангельске в 1693 году Петр I впервые салютовал в честь
наступившего Нового года!
«Позвольте, - возможно возразит кто-то из читателей, - Есть ведь
исторические факты. Например, известно, что Петр I посещал Архангельск
трижды, но не зимой, а во время летней навигации! О каком новогоднем
салюте вы говорите?»
Однако давайте вспомним и другой исторический факт: в 1693 году Новый год
в России (Новолетие) отмечался не зимой, а осенью, 14 сентября. И именно в
это время молодой Петр I впервые в своей жизни побывал в столице Поморья.
“В Архангельске Петр справил Новый год, начинавшийся тогда 14 (1 по ст.ст)
сентября, - пишет об этом событии академик Александр Морозов. – Было
торжественное богослужение, салют из пушек и мелкого оружия, с яхты и
иноземных кораблей”.

Ракитки и гранадки
Любопытно, что во время Маргаритинской ярмарки, которая традиционно
начиналась в Архангельске с сентябрьского Новолетия, Петр I по заморскому
обычаю устроил на мысе Пурнаволок первый в России новогодний фейерверк –
«ракитки и гранадки спущал на Аглицком мосту».
Упомянутый «Аглицкий мост» – это один из трех морских причалов (были еще
Галанской и Руськой мосты), располагавшихся прямо у архангельских Гостиных
дворов. Английский причал был самым северным из трех, и находился примерно
в том месте, где сегодня расположен вход в гостиницу «Пур-наволок» в
Архангельске. Он представлял собой широкий деревянный помост на
лиственничных сваях, выдававшийся от берега на несколько десятков метров в
сторону Северной Двины. Стоит заметить, что этот причал был построен
англичанами еще до основания Архангельска в середине 16 века.

Фейерверк над Двиной
Нетрудно представить себе феерическую картину – на высоком Английском
причале в свете слюдяных фонарей и факельных огней виднеется фигура
молодого Петра, который пытается зажечь подаренную ему гамбургскими
купцами «ракитку» – новомодную в Европе ракету для производства
фейерверков. Наконец, ему это удается и под радостные возгласы
столпившихся на берегу и плавающих в лодках горожан первая в России
новогодняя ракета взвивается в темное сентябрьское небо. Раздается
оглушительный грохот и над белыми башнями архангельского Гостиного двора,
над корабельными пристанями и мачтами иностранных кораблей с треском и
дымом рассыпается искрами первый в России новогодний фейерверк. Ни один
город в России прежде еще не отмечал Новолетие так, как Архангельск в 1963
году…
Возможно, что именно в Архангельске, поразившем молодого царя своим
“заграничным духом”, Петр впервые задумал устроить новый год на
европейский манер по всей России. Не случайно через шесть лет он издает
соответствующий указ о переходе страны на европейское летоисчисление и
приказывает устраивать салюты и фейерверки повсеместно
Поморские поговорки
«В каждой избушке свои погремушки, в каждой избе свой погремок, в каждой
деревне свой обиход, а везде все наше – поморско».
«В карбасу щелеватом в море не пойдешь, а в избе продувной ветром не
заживешь».
«По двору да повети хозяйство-то судят» (поветь – сеновал, постройка для
хранения различных вещей промыслового, сельскохозяйственного и бытового
назначения)
«Трешшочку не поешь, на работе не потянешь»
«Глупее пинагора рыбы нет, а нарядиться умеет»
«И радость, и горе помору – все от моря»
Баренцево море надоть Поморским звать, поморы его обживали.
Море закалку дает и телу, и сердцу.
Холодны ветречки помору не утеха.
От взводня с разумом уйдешь, а ума нет – на дно ляжешь.
Страх на море соображать учит, боязнь разумение отымает.
Помор наукой отцовской, дружками да своим трудом силен.
Море пахать – рукам спокою не видать.
Приходит смертный час и на море, а навечно лежать в землю тянет.
Музыкальные традиции
В Беломорье металлические колокола распространились быстро и широко и
получили значение музыкального инструмента не меньшее,чем инструмента
сигнального. Здесь отсутствовали народные музыкальные инструменты:
бряцающие, щипковые, и смычковые, распространенные в Новгороде, Пскове,
Москве, на Днепре, на Волге и верхнем Подвинье. Поморы знали
толькосвистки, свистули да пастушьи рожки.
Одежда и обувь
Национальная поморская одежда во многом схожа, либо полностью идентична
одежде народов коми (зырян) и ненцев (самоядь). Функциональные и
эстетические особенности одежды северных соседей продиктованы
климатическими предпосылками и схожестью культураборигенных фино-угорских
народов Севера. Основными материалами для ее изготовления являлись шкуры
пушногои морского зверя, домашнего скота и шерсть домашних животных. Сами
условия жизни и труда поморов предъявляли к одежде и обуви требования об
их повышенной прочности, «непродуваемости» и «непромокаемости». Лучше
всего о себе расскажут сами вещи. Вот основные из них:

Бахилы -мужская рабочая и промысловая обувь из кожи. Это мягкие кожаные
сапоги с длинными (до колена или бедра) голенищами. Шились на прямую
колодку, т.е. без различения правого и левого сапога. Мягкая кожаная
подошва сшивалась с сапогом дратвой, после чего сапог выворачивался. Если
бахилы достигали бедра, голенище закреплялось на ноге с помощью ремешков,
а край бахила привязывался к поясу;

Малица – верхняя мужская и женская одежда из меха оленя или шкур молодых
тюленей. Изготавливалась мехом внутрь;

Совик – верхняя одежда из оленьего меха с круглым капюшоном, скроенная
мехом наружу. В морозы совик одевался поверх малицы.

Чулки – поголенки с двойной пяткой и подошвой;

Бузурунка – рубаха, плотно связанная из толстой шерсти, удлиненная,
закрывающая поясницу, ворот «под горлышко», рукав длинный «на запястьице»,
то есть на манжете. Одноцветная или с узором из коричневой шерсти;

Безрукавка – из шкуры нерпы, мехом наружу, подкладка тканевая. Застежка
спереди, от горла донизу, пуговицы деревянные или костяные, те и другие
своедельные, петли шнуровые. Не промокает – «Дождь по ей слезами катится»;

«Оболочка» на голову – шапка, обычно меховая, но бывает и кожаная с мехом,
и суконная на меху с меховой оторочкой вокруг лица до бороды;

Скуфейка – зимняя шапка из сукна, стеганая. Обычно носят ребята;

Струсни – кожаная обувь, напоминающая современные тапочки. Шились из
цельного куска кожи без отдельной подошвы. К ноге подвязывались ремешком.
Летняя обувь на тканевой подкладке и без нее;

Шапка – оплеуха – двусторонняя меховая пыжиковая шапка с длинными ушами.

Публикации раздела Традиции

«Батюшко Океан, Студеное море». Традиции поморов в сказках и былинах

П оморы издавна заселяли побережье Белого моря. Они были искусными судостроителями и мореходами и, по легенде, первыми достигли полярного архипелага Шпицберген. С морем связана вся их жизнь: промыслы, традиции и фольклор.

Читаем северные былины и сказки, чтобы разобраться, как жили поморы и что они говорили о справедливости, рыбной ловле и о своих женах.

«Помору все от моря»

Василий Переплетчиков. Поморы въезжают в Архангельский порт. 2-я половина XIX века

Шлюпка с людьми Виллема Баренца проходит вдоль русского корабля. Гравюра 1598 года

Митрофан Берингов. Рыбак-помор с морским окунем. Год неизвестен. Фотография: goskatalog.ru

Жизнь поморов строилась вокруг морских промыслов. Во время плаваний они ловили рыбу и тюленей, добывали жемчуг. В старинных пословицах говорится: «Наше поле - море», «И радость, и горе - помору все от моря», «У моря живем, морем кормимся, море - наша кормилица». Морские сюжеты появлялись и в обрядовом фольклоре - например, традиционных сказках и былинах . Их рассказывали во время тяжелой монотонной работы или зимними вечерами за починкой рыболовных сетей.

«Север сыграл выдающуюся роль в русской культуре. Он спас нам от забвения русские былины, русские старинные обычаи, русскую деревянную архитектуру, русскую музыкальную культуру, русские трудовые традиции».

Дмитрий Лихачев, филолог и академик

Многие сказки про морские походы начинались с описания места действия - побережья: «Давно это было. На берегу Белого моря жили три брата» . Поморы считали плавание испытанием, из которого достойные возвращаются домой победителями, а спасовавшие перед стихией - погибают. Но про них говорили не «утонул», а «море взяло». Осуждать подобные «решения» было не принято: море олицетворяло собой справедливость.

«Он грозно простер окровавленные руки к морю и закричал с воплем крепким:
- Батюшко Океан, Студеное море! Сам и ныне рассуди меня с братом!
Будто гром, сгремел Океан в ответ Гореславу. Гнев учинил в море. Седой непомерный вал взвился над лодьей, подхватил Лихослава и унес его в бездну».

Отрывок из поморского сказания «Гнев» (Борис Шергин. «Поморские были и сказания»)

По поверью, хозяин моря - «Никола - бог морской» - тоже любил сказки. Поморы часто брали в поход опытного сказочника. От него зависела удача рыбаков: если получится убаюкать хозяина, рыба останется без присмотра и попадет в сети. Поэтому сказочник говорил нараспев, мягко и монотонно.

«За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На промысле никакой работы задеть не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора - знай пой да говори… Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, торопиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит - ночи прихватим… Дале один по одному засыпать начнут. Я спрошу: «Спите, крещеные?» - «Не спим, живем! Дале говори».

От рыбы до жемчуга - поморские промыслы

Николай Рерих. Поморяне. Утро. 1906

Валентин Серов. Поморы. 1894

Климент Редько. Поморы шкерят треску. 1925

Жители Белого моря называли себя «трескоедками»: рыба была основой их рациона, а рыболовство - главным промыслом. В сказках приключения часто начинались с поездки на тоню - так называлось место сезонной ловли.

«Выехали на тоню, заметали этот невод, и, когда стали подтягивать его к берегу, оказалось, что невод полон рыбы. Целый день провозились братья, высачивали рыбу из мотни, а к вечеру, уставшие, говорят: Ну и чудо, такого еще не бывало. На день невод развязали, на второй развязали, а рыбы никогда столько не было!»

Отрывок из поморской сказки «Никифорово чудо»

В феврале на тони выезжали покрутчики - наемные работники. На каждое судно «крутились» четверо, главным был кормщик. Он должен был знать рыбные места, уметь разделывать и солить рыбу. Кормщик получал высокую зарплату и весомую часть добычи.

На побережье Белого моря издавна добывали гренландского тюленя и моржа. Для зверобойного промысла поморы объединялись в артель по 5–7 человек или в более крупную группу, которой управлял атаман. В поморской сказке «звериные ловы» были испытанием - и физических, и нравственных качеств.

«В месяце феврале промышленники в море уходят на звериные ловы. Срядился Кирик с покрутом. Он говорит брату:
- Олешенька, у нас клятва положена друг друга слушати: сряжайся на промысел!
Олеша поперек слова не молвил, живо справился. Якоря выкатали, паруса открыли... Праматерь морская попутная поветерь была до Кирика милостива. День да ночь - и Звериный остров в глазах. Круг острова лед. На льдинах тюленьи полёжки. Соступились мужи-двиняне со зверем, учали бить».

Отрывок из поморского сказания «Любовь сильнее смерти» (Борис Шергин. «Двинская земля»)

Поморы постоянно совершенствовались в судостроении . Они были умелыми мореходами: ходили рыбачить в Норвегию и Восточную Сибирь. Поморы строили кочи - легкие парусные суда для плавания по северным морям. Особая форма делала их маневренными, и кочи почти никогда не погибали во льдах. Мастерство судостроителей было частым мотивом северных сказок, песен и былин.

…А и все на пиру пьяны-веселы,
А и все на пиру стали хвастати.
Промысловщики-поморы добрым мастерством:
Что во матушке во тихой во Двинской губе,
Во богатой во широкой Низовской земле
Низовщане-ти, устьяне промысловые
Мастерят-снастят суда - лодьи торговые.

Борис Шергин, отрывок из книги «Двинская земля»

Промышленной добычей соли поморцы занялись примерно в XII веке. «Поморка» с побережья Белого моря считалась самой чистой и качественной. В царской грамоте 1546 года говорилось: «Которую де соль возят с Двины двиняне, в той соли кардехи [щебня] и подмесу никакого не живет» . Соль высшего качества получали из подземных «рассольных пластов», найти которые было непросто. Если герою поморской сказки встречался соляной источник, это, как правило, означало удачу и скорое богатство.

«Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, и видят: гора бела, как крупитчата. Подошли - соляна гора. Зашли в гавань и стали соль бочками катить. Накатили полный люк».

Отрывок из поморской сказки «Соль»

Жемчужный промысел начинался в поморских деревнях c началом лета. Мужчины ныряли за раковинами в море, а женщины и дети собирали их в корзины из пересыхающих рек. Поморы плели из жемчуга бусы и серьги-«бабочки», драгоценным шитьем украшали пояса и головные уборы. У них была пословица: «Женка в наряде - мужик ейной добытчик».

«- Ну Иван, купеческий сын, что тебе надобно в награду - злата или серебра?
- Не надо мне ни злата, ни серебра, - говорит Иван. - Дай мне один мешок жемчужного песку».

Отрывок из поморской сказки «Жемчужный песок»

Поморские «большухи»

Александр Борисов. Весенняя полярная ночь. 1897

Митрофан Берингов. Поморы. Иллюстрация. 1928

Архангельская губерния. Поморская деревушка. Почтовая карточка. 1912. Фотография: goskatalog.ru

В семейной жизни поморов ценилось взаимное уважение. Супруги обладали практически равными правами. Когда муж надолго уходил в поход - на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в норвежские плавания, - жена становилась главой семьи. Поморы называли такую хозяйку «большухой».

Часто жены и сами ходили в море. Некоторые женщины становились кормщиками на рыбных промыслах и управляли мужскими бригадами.

От крутого бережка
Лодочка отъехала,
Вы кажите дорогому,
Что на лов уехала.

Поморская частушка

Женщина была главным героем многих поморских сказаний. Верная подруга помогала мужу, проходила все испытания наравне с ним, а иногда даже превосходила его в выносливости, силе или мужестве.

Не князь, не посол, не воин -
Женочка с Рязани, сиротинка,
Перешла леса и пустыни,
Толкучие горы перелезла,
Бесстрашно в Орду явилась...
Бери себе и брата, и мужа,
Бери с собой и милого сына.
Воротися на Русь да хвастай,
Что в Орду не напрасно сходила.
Гей, рязанские мужи и жены,
Что стоите, тоскою покрыты?
Что глядите на Авдотьину радость?
Я вас всех на Русь отпущаю.
Гей, женка Авдотья Рязанка!
Всю Рязань веди из полону,
И будь ты походу воевода.

Отрывок из поморского сказания «Об Авдотье Рязаночке»

Женщины на побережье Белого моря были более самостоятельными, чем в других районах дореволюционной России. Одна из поморских легенд рассказывала о женщине, которая в одиночку плавала к своему мужу «в гости». На крупной мореходной лодке - карбасе - поморка обогнула побережье Белого моря, вышла в Баренцево и добралась до мужа.

Смотрите сказку про поморов киностудии «Союзмультфильм» (1987)

Краткая история Поморья.

В северо-восточной части Республики Карелия расположен Беломорский район. Граница района на востоке проходит по Белому морю. Расположенные в устьях многочисленных рек, впадающих в Белое море, населенные пункты — город Беломорск, села Сумский Посад, Шуерецкое, Нюхча и другие — имеют многовековую историю. Еще до славян на Русский Север переселились из Приуралья и Волго-Окского междуречья финно-угорские народы (для новгородцев собирательное название этих народов — чудь заволоцкая); емь — на берега рек Вага, Емца и примыкающей к ним части Северной Двины; пинь — на берега Пинеги; весь (вепсы) — на южное побережье Онежского озера; мень («чудь белоглазая») — в низовья Северной Двины, на берега реки Мезень и восточные берега Белого моря; югра — в дельту Северной Двины; саамы — на берега озер Карелии и северо-западное побережье Белого моря. Часть теснимых новгородцами- ушкуйниками народов чуди заволоцкой переселилась соответственно: емь — в Финляндию, пинь — на приток Мезени — Вашку, мень — на реку Ижма (ижемцы и теперь отличаются от коми-зырян). Ассимиляция славян и вышеперечисленных народов произошла в Х-ХVI веках.

Более 5000 лет назад первыми после схода ледника Поморье заселили саамы (лопари, по-шведски — финны). Вероятно, это их предки оставили наскальные рисунки животных и быта людей каменного века на восточном берегу Онежского озера, на берегах реки Выг, на западном берегу Белого моря и Кий- острове. На островах Белого моря сохранились их ритуальные каменные лабиринты. Первые славяне — жители Новгорода и северо-восточных княжеств появились на беломорских берегах еще в IX веке. С XIV в. письменные источники фиксируют на западном побережье Белого моря постоянные русские поселения, а сам край получает название «Поморье». Постепенно в Поморье шло формирование особой группы русскоязычного населения. Русские, заселившие прибрежные территории, в отличие от жителей центральной России, практически не занимались земледелием. «Помор», «поморец» — так, начиная с XVI века, стали называть людей, живущих на западном побережье Белого моря и ведущих морское промысловое хозяйство. Позднее они стали жить и у Баренцева моря. Сейчас обитают в прибрежных районах современных Архангельской и Мурманской областей. Продвигаясь вперед и обживая незнакомые земли, они ставили укрепленные погосты — городки с гарнизонами. Погост обычно становился административным центром окружающих деревень, возле него строили приходские церкви и создавали кладбища. Под защитой укрепленных поселений поморы строят ладейный флот.

С XIV века растущее Московское княжество начало вести энергичную и умную борьбу за присоединение поморских земель, особенно после неудачной попытки захватить Двинскую землю силой в 1397 году. Центром борьбы стало Белозерское княжество, попавшее в зависимость от Москвы еще при Иване Калите. В Белозерье начали строиться монастыри — в 1397 году Кириллов, в 1398 году — Ферапонтов, затем Воскресенский-Череповецкий и многие другие. Монастыри, являясь верными проводниками политики московских князей и царей, были одновременно центрами просвещения, искусства и ремесел. Новгородцы создают монастыри Архангела Михаила (ныне Архангельск) в XII веке, затем Николо-Корельский в устье Двины (Северодвинск), Антониево-Сийский на Северной Двине возле каменной крепости Орлецы, Спасо-Прилуцкий (XIV век) в Вологде и другие. После захвата Великого Новгорода Иваном III Поморье стало государевой собственностью и было принуждено платить Московскому государству оброк деньгами и мехами. В конце XV века войска Ивана III завершили завоевание Русского Севера.

Культурные традиции и обычаи поморов

Контакты с Западом были для поморов с глубокой древности обычным делом. Вольно или невольно связи с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции и даже в какой-то мере обосновывали их существование. Издавна большую роль в духовной жизни играла близость Русского Севера к Скандинавским странам. Одним из самых ярких примеров взаимодействия поморов и Запада является соседство и сотрудничество двух народов - поморов и «норвегов» - на море. Совершенно уникальное особое отношение русских с Норвегией, казалось бы, основывалось на одних только различиях, так как «норвеги» не понимали необустроенности северорусского быта, иррациональности в поведении поморов во время бури на море (они старались, чтобы их выбросило на берег), поморы не торопились окружить свой северный разум европейским комфортом и поражали норвежцев своим отношением к земле и к вере. Поморы были странниками, а норвежцы - рациональными пользователями в море, однако не зря их стали называть «русскими Скандинавии»: «русофильство норвежцев, доходящее до их “русоподобия”, абсолютно созвучно встречному “норвегофильству” (норманнизму) русской души. … Своеобразие северорусской морской культуры и заключалось в том, что в ней родовой образ матери сырой земли был перенесен на исходно чужую область пространства моря…»

Поморы издавна отличались особым религиозным чувством, совершенно отличным от крестьянского, - в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом. Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне - рассудок, на другой - вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику…».

«Море — наше поле», — говаривали поморы. На лов рыбы и за морским зверем местные жители на самодельных судах ходили на Мурман, Новую землю, достигали берегов Норвегии, останавливались на островах в Белом, Баренцевом и Карском морях. Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке. Известные как покорители морей, удачливые промысловики, искусные судостроители, жители западного побережья Белого моря были и «торговыми людьми». На рынках Новгорода, Москвы, в портовых городах Норвегии и Швеции можно было встретить товары из Поморья: рыбу, соль, вываренную из морской воды, ценные моржовые клыки, слюду. Долгое время поселения на побережье являлись владениями Соловецкого монастыря, оказывавшего большое влияние на развитие края. Жизнь, связанная с морем, морскими промысловыми сезонами, наложила отпечаток на культуру поморов. Их жилые и хозяйственные постройки, одежда, хозяйственный календарь, обычаи, обряды и даже речь — все имеет свои особенности. Сложился здесь и своеобразный психологический тип человека — помора, привыкшего к суровым климатическим условиям, к изменчивому, таящему опасности морю. Смелость, предприимчивость, открытость поморов отмечали многие путешественники и исследователи. «Терский берег» — это традиционное название южного побережья Кольского полуострова. Постоянные промысловые рыболовецкие поселения русских поморов появились здесь в 14в. За столетия они создали своеобразную систему хозяйствования и взаимодействия с суровой природой Белого моря. Поморы — самобытная этническая группа. Многое в их традициях перекликается с обычаями соседних финно-угорских народов Севера — саамов и карелов.

Промысел поморов

Особенность промысла (морская охота и собирательство) позволила поморами использовать практически без изменений ландшафт, доставшийся в наследство от древних угро-финских народов. Одним из видов для многих поморских сел в начале века был тресковый, или иначе «мурманский», промысел. На него ходили поморы из многих прибрежных сел и деревень. Весной огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман. Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке. Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, кем они являлись: «хозяевами» (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками». Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. Рядовые мурманщики все необходимое им получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за 1/12 часть стоимости добытой продукции. Отправлялись в путь в начале марта. Лов трески производился артелями. Четыре человека работали на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) трудился на берегу: варил пишу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка со множеством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка, чаще всего мойва. Ярус вынимался на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыба разделывалась; извлекалась печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывались. Пока стояли холода, вся рыба шла на сушку — развешивалась на жердях, раскладывалась на камнях, а при потеплении — складывалась в скеи и посыпалась солью. Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь «беломорка». Она активно использовалась поморами в собственном хозяйстве (в том числе и на корм скоту!), а также продавалась архангельским промышленникам. Отношение к воде у поморов было совершенно особым. И не случайно — вся жизнь села зависела от лова семги и добычи жемчуга. Известно, что и семга и раковина жемчужница могут жить только в идеально чистой воде. Поэтому в интересах поморов было сохранять свою реку. Да и сейчас вода в ней удивительно прозрачна. В Варзуге рыбный промысел базировался на заходящей в реку семге, в Кашкаранцах — на сельди и треске. В Кузомени сосуществовали оба промысла. Из Кузомени и Кашкаранцев в некоторые годы ходили на торос — охотиться на морского зверя на льдах в окрестностях «горла» Белого моря.

Обычаи, связанные с промыслом и водой

Существовала своя очень сложная система лова, связанная с жизненными циклами семги, заходящей в Варзугу, морской рыбы и морского зверя. Обычай провожания реки во время ледохода, слова при переходе через ручей, благодарственные кресты за жемчуг, поклонение родникам и многие другие обычаи свидетельствуют об этом «культе воды». Воде поклонялись, вода кормила и лечила… Так, к примеру, уже традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море. К местам лова также относились особо. На каждой тоне — избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей — стоял крест «на добычу» — чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека — благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка. Тоня — место святое, приходить надо туда с чистой душой. Гости говорили в сенях: «Господи, благослови!» Им отвечали: «Аминь!» И только тогда следовало входить. Специальные обряды посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен «за здравие», пекли и давали с собой специальную пищу «ужну» и «тещник». Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями («тещник» пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле. Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают «белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку». Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя. Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге. Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги. Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня…

Дорога на родник ухоженная, через лесные речки перекинуты мостики, то есть за состоянием источника следят. Считается неприличным ходить туда большими толпами, и группа должна состоять не более чем из двух-трех человек. Сам родник представляет собой небольшое озерцо с подводными ключами. Перед ним небольшой деревянный настил, чтобы удобно было зачерпывать воду. Рядом стоит крест исцелившихся (человек обещал поставить крест в случае выздоровления) и подставка с висящими на ней ковшами. Интересно, что источник выполняет также гадательную функцию. По тому, как сильно бьют родники, пришедший узнавал о своем здоровье и здоровье своих близких. Ключи были во всех деревнях. Раньше у только с родника пили. Из колодца стирать брали. Старики не пьют и сейчас из колодцев. Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег — из ружей палить. В нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

Ладьи поморов

Как уже говорилось вся культура поморов связана с морем. Поморы строили судна. Ладьи - морские и речные суда Древней Руси - упоминаются в летописях наряду с кораблями. Славянские ладьи достигали в длину двадцати, а в ширину трех метров. Управляли ладьей при помощи одного весла, расположенного по борту в корме. Изредка использовали парус. «Набойные» ладьи отличались малым весом и осадкой, допускающей прохождение через пороги. Для протаскивания через волоки ладьи снабжались катками и колесами. На сохранившейся с начала IX века фреске запечатлена русская ладья, движущаяся на колесах при развернутом парусе. «Воистину и посуху и по морю». Северные ладьи несколько отличались от восточных. Изначально поморы строили два вида ладей: «заморскую» - торговую, на которой совершались дальние плавания на Балтику и в Северное море, и «обыкновенную» - для плавания в Белом море. Оба типа судов были плоскодонные, но отличались размерами и обводами корпуса, а также парусным вооружением. «Обыкновенные» ладьи строились, как и восточные, из цельного ствола дерева и наращивались бортами, но от восточных отличались тем, что имели сплошную палубу, не допускающую воду внутрь судна. Малая осадка позволяла близко подходить к неисследованным берегам. При плавании во льдах они не нуждались в специальных гаванях, чтобы укрыться от шторма или перезимовать. При тяжелых обстоятельствах поморы вытаскивали ладьи на лед или на берег. «Заморские» ладьи в XIII — XV веках достигали в длину двадцати пяти и в ширину восьми метров.

Панка – деревянная кукла поморов

Панка одна из редких деревянных кукол русских поморов. Вырезанная из цельного куска дерева, статичная мрачноватая и выразительная фигурка, напоминающая языческих идолов, своим происхождением связана с дохристианскими верованиями древних славян. В северных русских деревнях панка сохранилась до начала XX века уже как детская игровая кукла.

Жилище поморов

Рассмотрим, какие были дома поморов на примере усадьбы обыкновенного крестьянина: дом-двор Третьякова из деревни Гарь, XIX век. В таких домах жилая часть очень маленькая. Как правило, одна большая комната, в которой находится печка, а оттуда проход на «кухню». В одной комнате и ели, и спали, и гостей принимали. Спали обычно на скамейке, которая находится практически по всему периметру комнаты. Реже — на печке, когда не топили. Дело в том, что дым при топке большой глинобитной печи поднимался под высокий сводчатый потолок, опускался на полки-воронцы, идущие по периметру всей избы, а затем вытягивался через резной дымарь на крыше. Это называется топить по — черному, поэтому и изба называется черная или курная. Дома были с очень узкими окнами. Это делалось для того, чтобы не было холодно. В такие узкие окна вставляли куски прозрачного льда. Он подтаивал и образовывал прочное соединение с бревнами. Передняя, жилая часть дома на высоком подклете соединена сенями с массивным двухэтажным двором. На первом этаже находился хлев для скота, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, пряли пряжу, шили одежду, мололи зерно. Напротив дома находится амбар, построенный, как и дом, без гвоздей. Во входной двери прорезано отверстие специально для кошки: чтобы беспрепятственно могла зайти — мышей ловить. Жизненный уклад, традиции этого морского народа, своеобразны и весьма любопытны. В традициях поморов было использовать для своих хозяйственных нужд подручные природные материалы, прежде всего дерево. Поморский мир едва ли не полностью был лишен металлических изделий. Скажем, знаменитая Успенская церковь XVII века в Варзуге сработана мастером Клементом без единого гвоздя, без единой железной скобы.

Топонимы Поморья

В Поморье встречается очень много топонимов, обязанных своему образованию именно поморам. Рассмотрим некоторые из них. На мысе Будрач в Кандалакшской губе и сейчас растет плющевидное растение, именуемое у поморов будра. Хибинские тундры в XVII веке назывались Будринскими, вероятно по этому растению. Один из мысов в Внте-губе озера Большая Имандра назван Риснярк, по- русски — Вичаный наволок (от русского слова вица). В бассейне того же озера находится река Рисйок, название ее переводится на русский язык как Вичаная. На южном берегу Мотовского залива есть небольшая губка Вичаны. Но о чем говорит это название? Вероятно, в этой губке должны быть какие-то заросли, которые поморы бы назвали Вичаны. В старые времена доски в корпусах поморских судов соединяли не гвоздями, а сшивали вицами — обработанными корнями можжевельника (для «шитья» крупных лодей применяли вицы из стволов молодых елочек высотой до двух метров, но такие лодьи шили на крупных верфях, подобных Соловецкой). Теперь ясно происхождение названий Вичаный наволок, губка Вичаны, а также и Вичаное озерко, и Вичаный ручей. Можжевельник поморы называли вереском. Девять топонимов запечатлели этот кустарник. Названия, содержащие в своей основе слово верес, указывают, что около рек и озер, на наволоках и островах, в губах растет хороший материал для постройки судов: у Колвицкого озера находятся Верес-губа, Верес-тундра, Верес-наволок; Вересовая губа — заливчик на реке Туломе; на берегу озера Гремяхи между реками Туломой и Колой стоит гора Вересуайв — Вересовая вершина. Заметили поморы, что особенно хорошая малина созревает на склонах одной из варак вблизи Колвицкой губы в Кандалакшском заливе — и назвали эту вараку Малиновая горка. Богатое морошкой болото стало Морошечным. И топонимика Кольского полуострова имеет числовые названия. Если плыть на лодке от села Кандалакши в сторону Проливов, то как раз на полпути встретятся две луды — Большая и Малая Половинницы. Топоним Половинницы (изредка эти луды называют так), подобно дорожному знаку, оповещал поморов, что пройдено полпути. И это было особенно важно, когда основным движителем карбаса и лодки было весло, а при попутном ветре — парус. Значение топонима хорошо поймет тот, кому хоть раз приходилось идти на веслах против ветра километров двадцать.

Половинная гора, стоящая на левом берегу реки Вороньей, Половинный ручей — приток Чаваньги, Половинное озеро из системы реки Варзуги, вероятно, получили названия аналогично лудам Половинницам: располагались они на половине определенного пути первоназывателей. Числительное один встречается в составе топонимов довольно редко (да и то не в чистом виде). В качестве примера можно привести название тони Одинчаха около Кандалакши. Рассказывают, что на этой тоне только первый замет был с хорошим уловом, а при повторных заметах невод приходил пустым. Таким образом, топоним предупреждал: мечи невод один раз, а если хочешь еще раз поймать рыбу — подожди. А может быть, причина появления топонима кроется и не в этом. На дне губки Одинчиха находится несколько крупных камней, которые поморы называли одинцами. Возможно, по этим камням и дано название губке. И топоним является, как бы предостережением: невод мог зацепиться за камни — одинцы. Река Чуда, впадающая в озеро Умбозеро, вытекает из каскада озер, носящих названия — Первое, Второе и Третье Чуда, или Чудозеро. В Иокангском заливе два острова носят названия — Первый Осушной и Второй Осушной (словом осушной поморы обозначали острова, соединяющиеся с материком при отливах).

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Петр I в одном из путешествий по Белому морю (1684 г.) по пути в Соловецкий монастырь попал в сильную бурю. Корабль так трепало, что уже все находившиеся на нем считали себя погибшими. Только умение и сноровка помора- лоцмана спасли корабль. Петр, в благодарность, одарил лоцмана и собственноручно срубил крест и поставил его. В это же время Петр I срубил крест и в Соловках по случаю удачного прибытия. Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю — ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест. Кресты по обетам устанавливали или в том месте, около которого произошло событие, или в другом, но с таким расчетом, чтобы его видели все. Так появились кресты на вершинах гор, на лудах и островах, подчас безымянных. А с появлением креста гора, остров, губка становились Крестовыми. Так получила название одна из высоких гор напротив Кандалакши. Действительно, эта Крестовая гора видна хорошо со всех сторон: с моря, с окружающих гор, из Кандалакши. Крестовые названия можно встретить как по побережью полуострова, так и внутри его. Например, саамское название перешейка в Экостровской Имандре Рысткуцкет в переводе на русский язык означает Крестовый перешеек. Встречается несколько видов топонимов с основой крест. Есть и Крестовые острова, и Крестовая тундра, и Крестовая губа, и несколько Крестовых мысов, и Крестовский ручей, и Крестовская гора. Интересно название мыса, лежащего между Нокуевским заливом и губой Савиха недалеко от мыса Взглавье. Называется он Ивановы Кресты. Крестов на этом мысу нет и в помине. Ф.П.Литке, описывая Лапландский берег в 1822-1823 годах, уже не застал их. Однако топоним свидетельствует о том, что кресты здесь были, и Литке подтверждает, что «раньше здесь стояло множество крестов».

В писцовых книгах Алай Михалков подробнейшим образом описывал все угодья, тони, покосы, реки, речки и ручьи. В описи Печенгской губы он сообщает, что «на реке на Княжой… бобры бьют». В перечне тонь Печенгского погоста упоминается Княж-озеро. В озере Экостровская Имандра одна из губ называется Княжой губой, а по ней — Княжий (Княжой) наволок. Пролив, соединяющий озеро Бабинская Имандра с озером Экостровская Имандра, опять носит название Княжая салма. В озеро Бабинская Имандра впадает ручей Конгасыуй — по-русски Княжий ручей. В какой-то степени происхождение всех перечисленных названий зависит от слова князь. То ли в этих местах были промысловые угодья, принадлежащие какому-то князю, то ли он посещал эти места. И вовсе не обязательно этот человек должен быть князем, важно, что он был из «господ», обладал богатством и имел дружину. О происхождении названия Княжая губа в Кандалакшском заливе сохранилось старинное сказание, записанное в 1565 году голландским купцом Салингеном.

Согласно сказанию, шведы, пришедшие в Белое море, были вынуждены скрываться от русских на острове Кузове в Кемской губе в становище, которое названо в связи с этим Немецким, а остров — Немецким Кузовом. Доведенные до отчаяния шведы попытались в пасмурную погоду при сильном дожде уйти восвояси через Кандалакшскую губу, но их настигли русские князья и в небольшой губке между Ковдой и Кандалакшей уничтожили. В честь победы русских князей над шведами залив был назван Княжой губой. Значительная группа топонимов происходит из поморского наречия русского языка. В предыдущих главах мы довольно часто встречались с ними. В этой главе нам хотелось бы рассмотреть отдельные поморские слова, обозначающие некоторые географические понятия и части рельефа. Зашейками, поморы обозначали обычно часть озера у истока реки или водное пространство у устья. И если уточнить, то каждый исток реки или ручья, а в некоторых случаях и устье, — тоже зашеек.

Река Колвица берет начало из губы, называемой Зашеек, то есть Исток. Поселку Зашейку, что стоит вблизи истока- зашейка Нивы, передала свое имя Зашеечная губа озера Экостровская Имандра, на берегу которой и стоит поселок, а уж губа получила название по зашейку реки Нивы. Станция Тайбола, находящаяся в 78 километрах к югу от Мурманска, а также порог Тайбола на реке Вороньей выше впадения в нее реки Умбы в своих названиях содержат старинное поморское слово тайбола, означаюшее перешеек между озерами, по которому можно было или проехать на оленьей упряжке, или перетянуть волоком лодку, карбас, шняку. Слово это заимствовано поморами из финского и карельского языков, где тайпале, тайвал переводится как дорога, путь. Например, порог Тайбола на реке Вороньей можно было обойти на лодке или карбасе только по суше, волоком. Об этом и сообщает нам топоним Тайбола. Много Тайбол разбросано по побережью полуострова: губа Малая Питькуля, лежащая вблизи Кандалакши, соединена с губой Большая Питькуля перешейком — Тайболой. Северная и Летняя (Южная) губыострова Ряшкова в Кандалакшской губе тоже соединены между собой Тайболой. Последнее название еще не успело дорасти до микротопонима, хотя перешеек нередко старики называли — Тайбола на Ряшкове. В микротопонимах довольно широко используется поморский термин суземок, означающий густой хвойный лес. Поморским термином луда обозначают обычно небольшие островки, обычно безлесные или с редкой растительностью, в сочетании с определенным словом (Крестовая луда, Киберенские луды, Седловатая луда и т. д.) или просто Луда, Лудка (островок Лудка при входе в Западную Нокуевскую губу, островок Лудка в устье Варзуги). Отдельно стоящие в воде камни, вблизи берега, поморы называют отпрядышами, а несколько удаленные от берега — баклышами. Но баклышами нередко обозначают и небольшие гранитные островки. Термин отпрядыш живет только в микротопонимике, термин баклыш вошел в топонимику: островок Баклыш на входе в губу Порью, три островка Баклыш у входа в губу Рынду. Баклыши, на которые любили садиться бакланы, называют бакланами, или бакланцами. И это слово встречается в топонимике: остров Баклан, или Бакланец, около устья Вороньей, входящий в группу островков Вороньи Лудки. Небольшие озерки поморы называли ламбинами. Этот термин по ходу книги уже встречался нам неоднократно в сочетании с другими словами. Однако он употребляется и самостоятельно. Например, через озеро, называемое Ламбиной, проходит река Каложная из системы реки Пиренги. Мелкий галечник поморы называют арстник, но это название распространяется лишь на галечник размером не более грецкого ореха. Термин этот редок в топонимике. Примером может служить название небольшой губки Арешня, или Арешня-лухт, в губе Вочеламбина озера Экостровская Имандра. А гальку крупнее арешника. зовут чевруй, или чеврай. Мыс Чевруй, разделяющий губы Сайда и Оленья в Кольском заливе, и мыс Чеврай, вдающийся в море у восточного конца Кильдинского пролива, сообщают своими названиями о наличии здесь крупной гальки. Для обозначения юга поморы широко использовали слово летний. Север же обозначали словом зимний. Применение слова летний в качестве южный не следует путать с другим его значением — летнее становище. Например, озеро Летнее, соединенное ручьем с Нотозером, явно получило свое название как озеро летних становищ. Также и в губе Летней, лежащей к западу от устья Харловки, вероятно, первоназыватели бывали только в летнее время. А вот Летние губы на островах Телячьем и Ряшкове и Летний (Карельский) берег в Кандалакшской губе названы по своему положению. Как мы не раз упоминали, появились названия объектов по-разному. Одни были переведены с другого языка, то есть калькированы, другие — наоборот, использовались без перевода в другом языке (например, озеро Яврь, река Йок. Если перевести эти названия, то получится — озеро Озеро, река Река). Кроме того, немало названий типа Ручей, Озеро и т. п. присвоено объектам, весьма далеким от таких названии. Несколько озер и рек названы Пахтой. Поморы так именовали отвесную скалу. В данном случае озера и реки расположены у хорошего ориентира — пахты или, как сказали бы поморы, под пахтой. И слово это еще не топоним, так же как и название одной из рек, протекающей вокруг пахты, а другой — вытекающей из озера Пахта. У поморов и саамов распространен обычаи называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них. Например, между Малым и Большим Березовыми островами в Кандалакшской губе лежит небольшая корга, названная Борисовой в связи с тем, что здесь умер в лодке старый помор Борис Артамонович Полежаев, поехав ловить селедку.

Поморы сейчас

Один из музеев поморской культуре находится в поселке Умба. Он существует уже 10 лет и располагается в деревянном доме, похожем на русскую усадьбу XIX века. Многие раритеты дарят музею местные жители. Чего здесь только нет: рыбацкие снасти и предметы быта, праздничные костюмы, и знаменитый терский жемчуг, отличавшийся высоким качеством и богатством цвета. Не случайно жемчуг, добитый в Кузомене и Варзуге, поморы поставляли в царские палаты и на патриарший двор. В коллекции музея — поморские лыжи, которые, в отличие от современных, не нужно было смазывать, катили при любой погоде или терский жемчуг и словарь наиболее употребительных саамских слов, составленный в прошлом веке помором Заборщиковым.

В этом году в утвержденном специально для переписи населения алфавитном справочнике появилась новая национальность — помор. И если прежде помором можно было себя только ощущать, то теперь это гордое звание можно носить совершенно официально. Индивидуальный код национальности — 208. Под номером один значатся русские. Всего же в перечне более 800 национальностей. Причем в замешательстве не только рядовые жители Архангельской области, но и сегодняшние коллеги самого знаменитого помора России Михайло Ломоносова. Павел Журавлев- начальник управления науки ПГУ «Большинство наших ученых считают, что помор — это не этнос, а субэтнос.

Хотя, с точки зрения самосознания, поморы не называли себя ни русскими, ни норвежцами, а поморами». С одной стороны, национальность, какой бы она не была, сегодня не указывается и не учитывается нигде, кроме документов переписи. Но, с другой стороны, принадлежность к малым народам — это дополнительные рыбные квоты и право на специальные платежи за использование природных ресурсов.

А в заключение хочу привести мнение историка, доктор исторических наук, профессор, автор пятитомного труда «Русский Север» В. Н. Булатов:
— Русский Север с ХУ1 века носил название «Поморье». В его территорию входили земли, лежащие в бассейнах рек Северная Двина, Сухона, Онега, Мезень, Печора, но также Кама и Вятка. Поморские волости были в свое время независимы. Но, начиная с возвышения Москвы и создания централизованного российского государства, «добром и злом, силой и ласкою, — по выражению историка С. Ф. Платонова, — собирала Москва Северную Русь».

Не лишено оснований предположение директора Института географии Российской Академии наук академика В. М. Котлякова: «И если бы республиканские и иные традиции не были бы жестоко подавлены в ХУ1 — ХУ11 веках Москвой, кто знает, может быть, вместе с русскими, украинцами и белорусами мы имели бы четвертую по счету восточнославянскую нацию — северороссов…»

Действительно, налицо были почти все признаки нации: общность территории с выходом к морю (Поморье); общность экономической жизни поморских уездов, волостей и городов; особые черты характера, психологического и духовного облика поморов; своеобразие северной культуры. Складывался северорусский язык, от которого нам остались в наследство местные говоры, диалекты и наречия, ставшие предметом тщательного изучения филологов, диалектологов и этнологов. Вполне возможно, титул российских царей звучал бы так: «Великий государь, царь и Великий князь всея Великие и Малыя и Белыя и Северныя России самодержец и прочее, прочее, прочее». Но этого не случилось. Поморы — субэтнос.
————————
Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера (религиозно- мифологическое пространство северорусской культуры). Архангельск, 1993. С.
155, 161.
Пришвин М. За волшебным колобком. Петрозаводск, 1987. С. 334-335.

La douleur passe, la beauté reste (с) Pierre-Auguste Renoir

Поморы - субэтнос русского народа, потомки древних русских поселенцев, селившихся начиная с XII века на юго-западном и юго-восточном побережье Белого моря. Этноним произошёл от названия юго-западного побережья Белого моря - Поморский берег. В период с XII века по XV век Поморье было колонией Великого Новгорода, откуда и происходило большинство поселенцев. Поморы частично ассимилировали автохтонное финно-угорское население.

Голбец - поморское деревянное надгробие, в виде «домика» с окошком и столбом с крышей и встроенной в него иконкой «выговского литья». Обряд похорон у поморов существенно отличался от великорусского. Так, по достижении тридцатилетнего возраста каждый помор делал себе гроб, который хранил обычно на повети или чердаке до самой смерти. Кроме того, полагалось сшить себе саван (каждый шил его собственными руками). После смерти и «отпевания» гроб с покойником выносили из дома через поветь или «нижни вороцца» в хлеву (выносить через входную дверь было плохой приметой). На кладбище гроб несли на жердях. По пути на кладбище обязательно нужно было перенести гроб через ручей или речку. На столе, где в избе лежал покойник клали камень, который лежал сорок дней после похорон, после чего камень закапывали на улице перед домом. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.
- Как долго веник стоит?

Вот когда уносят тело, повезут хоронить. Другие люди приходят, ну которые обед варят, всё убирают, столы ставят и веник в печку. И печку растопляют, разжигают веником. Веником всё выметут. Лёд вынесут и этим веником это место выметут и потом сжигают. Вот за столом место есть, где стоит на тарелке стопка и чёрный хлеб в том месте. В углу камень, где лежал покойник. И это до сорокового дня или до девятого дня стоит.
(д. Нижняя Золотица. Я.Пахолов, 1983 г.р.)

Посещая кладбище, родственники приносили к окошку в гробнице еду, окуривали могилы дымом (грели покойников), били глиняную посуду, оборачивали столбы голбцов полотенцами - все это отголоски дохристианских жертвоприношений у поморов.
В отличие от великорусской традиции поморы не ставили на могилы крестов. Большой резной крест «всех усопших» с религиозными надписями ставили посреди кладбища или у его входа (напоминает традицию в Бретани) . Одна из таких надписей на несохранившемся до наших дней большом кресте в селе Кулой (Пинежский район) гласила: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдешь в нее, и откроется, не то что кажется, но то что есть».

Кроме того, поморы ставили большие обетные кресты по всему Поморью. Кресты также выполняли у поморов функции навигационных знаков «гуриев».
К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест «на добычу» - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.
Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо оттого, был ли это крест по обету или просто мореходный
знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.
Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю - ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест.
В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, - «заветные», «обветные», «обетованные»). Их ставили по обету после возвращения с моря или после болезни около домов, на берегу моря, около тонских избушек (см. цветную вкладку). Один из крестов сохранился в Нижней Золотице около дома А.М. Каплуновой. После возвращения с моря по обету ходили на Соловки.
Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу, представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод покатится обратно на север - санями, прилет птиц - птицей, русалий - деревом, день выгона скота - конем. Дни, посвященные Матери-Земле, содержали древний, пришедший к нам из античности, символ Земли - крест в круге.

Основные функции похоронного обряда на Севере очень долго оставались устойчивыми. В отличие от родильных и свадебных погребальные обряды более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти. Особенность этих обрядов в том, что они ориентированы на обеспечения "благополучия" в загробном мире для умерших и на обеспечения благополучия для живущих на Земле.
Обряды похоронные были направлены на подготовку человека к переходу в мир иной, совершению похорон, согласно принятой обрядности, и завершались поминальным циклом обрядности. Как и любой "переходный" обряд они содержали блок запретов и предписаний, направленных на предохранение человека от безвременной смерти, начинавшийся до начала подготовки к смерти. Заранее к смерти готовились только люди пожилого возраста. Женщины покупали церковные свечи и похоронные молитвы в церквях, шили погребальную одежду, мужчины изготовляли специальную обувь без каблуков. Плотники заранее готовили для домашних гроб и намогильный знак. Слишком долгую жизнь старика не приветствовали. Считалось, что люди старше 90 лет, продолжают жить на этом свете за счет жизней более молодых родственников и соседей.
У смертного одра умирающего положено было собираться родственникам, чтобы выслушать последнюю волю старика. Обычной была практика просить передать приветы на тот свет ранее умершим родственникам и знакомым. Для облегчения смерти человека могли положить на пол вдоль половиц, ногами к двери, приподнять половицу или потолочину в избе, чтобы открыть выход душе из дома. Поморы стреляли холостым зарядом из ружья в матицу дома.
Установив факт смерти, занавешивали окна в избе с обеих сторон от божницы, чтобы люди знали, что в доме покойник. Сразу посылали кого-нибудь за родственниками, причитальщицей и теми, кто по завету умершего омоет мертвое тело. За омовение и обряжение мертвого тела полагалось угощение чаем и приглашение на поминки 9-го и 40-го дней. Первую ночь усопшего держали на лавке в избе, затем тело перекладывали в гроб. Каждому входящему причитальщица причитывала, слезно рассказывая об усопшем и вызванным этим событием горе в семье. Каждый входящий после этого кланялся усопшему, просил у него прощения. Считалось, что пока тело не погребено. Душа его находиться рядом, все видит и слышит.
При выносе тела душу пытались спугнуть с ее места грохотом кочерги или перевернутой скамейки. Дом по выносу окуривали дымом ладана. Пол заливали водой, "чтобы покойник в дом не возвращался". Гроб уважаемого человека несли на руках до самой могилы. Перед опусканием в могилу гроба с тела умершего снимали икону, клали в гроб огарки от свечей, теплые и другие вещи (табак, бутылку водки), если на то была прижизненная просьба усопшего. После закапывания гроба на могиле устанавливали обычно временный намогильный знак, а к знаку прибывали "слезный" платок, которым в последний раз обмахивали лицо покойника (иногда, этот платок принято было вкладывать в гроб перед погребением).
Основными поминальными днями были 3-й, 9-й и 40-й дни. Богатые люди отмечали 20-й день и пол года со дня смерти. Отмечалась обычно и годовщина, тогда в последний раз на стол ставился столовый прибор с угощением для умершего. Соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным делом для судьбы души в загробном мире, а следовательно было моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением и убеждением, что душа покойного может наказать родственников, принести несчастье хозяйству, если что-то будет сделано не так.