Кто такой рязанов иван петрович. Николай Резанов: Истинная история «Юноны» и «Авось. «знал многих женщин, схоронил жену»

до назначения послом в Японию

Родился в обедневшей дворянской семье в Петербурге. После его рождения, отца назначили председателем гражданской палаты губернского суда в Иркутск е.

В детстве получил домашнее образование, очень хорошее. Знал пять иностранных языков.

В четырнадцать лет в 1778 году поступил на военную службу в артиллерию. Затем за статность, сноровистость и красоту перевели в лейб-гвардии Измайловский полк.

Существует мнение, что этому поспособствовала Екатерина II. В 1780 году во время её поездки по Крыму Николай лично отвечал за её безопасность. А ему было всего 16 лет.

Потом, что-то произошло и Николай оставил военную службу и надолго исчез из окружения императрицы.

Поступил в псковский гражданский суд.

Затем новый резкий скачок карьеры. Его вызвали в Петербург и дали место начальника канцелярии у графа Н. Г. Чернышова, а затем перевели на ту же должность к самому Державину. В 1791-1793 годах - правитель канцелярии Гавриила Романовича Державина, кабинет-секретаря Екатерины II. Таким образом через 11 лет снова вошёл в поле зрения Екатерины II.

Тогдашний фаворит Екатерины II Зубов считал Резанова опасным конкурентом. И современники считали, что именно ревности Зубова Николай обязан командировкой в Иркутск .

В 1794 году Резанов по поручению Зубова отправляется в Иркутск . Резанов участвует в инспекции деятельности компании сибирского купца Григория Ивановича Шелихова.

Зубов намекнул Резанову, что если он вернётся в Петербург, то на свободе долго не задержится.

24 января 1795 года Резанов женится на пятнадцатилетней дочери Шелихова - Анне Григорьевне. Она получает дворянский титул, а он хорошее приданое. Через полгода Шелихов умирает и Николай становится совладельцем его капитала.

Сразу после смерти Екатерины II и падения графа Зубова Резанов возвращается в Петербург.

Император Павел принял его хорошо и согласился с его просьбой о создании на основе промыслов покойного Шелихова Российско-американской компании. Представительство этой компании учреждалось в Петербурге, пайщиками стали и члены императорской семьи. Главой компании назначили Резанова и немного позднее его сделали обер-секретарём Правительствующего сената.

18 июля 1801 года в семье Резанова родился сын Петр, а 6 октября 1802 года - дочь Ольга. Через двенадцать дней после рождения дочери жена Резанова, Анна Григорьевна, умерла от родовой горячки. В отличие от спектакля «Юнона и Авось» Резанов свою жену очень любил и сильно переживал. Хотел с детьми уехать в какую-нибудь глушь, удалиться от людей.

Но, уже новый император Александр I не желая отпускать Резанова в отставку, назначает его в 1803 году первым российским посланником в Японию для налаживания торговли между странами. Это было достаточно проблематичное Крузенштерну поручение, так как Япония в течение последних 150 лет вела политику жёсткого изоляционизма.

Это посольство решено было совместить с первой русской кругосветной экспедицией на кораблях «Надежда» и «Нева» под командованием Крузенштерна (1803-1806). Указом императора Резанов наравне с Крузенштерном был назначен главой экспедиции.

За месяц до отправления в поход, 10 июля 1803 года, Резанов был награждён орденом Св. Анны I степени, и ему был присвоен титул камергера двора Его Величества.

посольство в Японию

Крузенштерн небыл официально уведомлен о широте полномочий Резанова. Вопрос сообщил ли ему Николай Петрович о свое начальстве сразу или же только в Бразилии остается до сих пор открытым. Недоразумения начались уже при погрузке. «Надежда» была всего длиной 35 метров и свита полагавшаяся послу сильно стеснила команду. Более того, Резанову и Крузенштерну пришлось жить в одной каюте (6 кв.м.). 26 июля 1803 года корабли в 10 часов утра отплыли из Кронштадта и в ноябре пересекли экватор, а рождество встретили у берегов Бразилии. Во время экспедиции Резанов и Крузенштерн так рассорились, что общались только с помощью записок. После очередного скандала, Резанов закрылся в каюте и больше её не покидал до самого прибытия в Петропавловск.

Здесь Резанов написал жалобу генерал-губернатору Камчатки на взбунтовавшийся экипаж и потребовал казни Крузенштерна. Крузенштерн согласился пойти под суд, нонезамедлительно, до окончания экспедиции, срывая тем самым миссию резанова. генерал-губернатору с большим трудом удалось их помирить. 8 августа 1804 года Крузенштерн и все офицеры пришли на квартиру Резанова в полной форме и извинились за свои проступки. Резанов согласился продолжить плавание в том же составе. Взяв у генерал-губернатора почётный караул (2 офицера, барабанщик, 5 солдат) для посла «Надежда» поплыла в Японию («Нева» - на Аляску).

26 сентября 1804 года «Надежда» прибыла в город Нагасаки. В гавань японцы запретили входить и Крузенштерн бросил якорь в заливе. Самому Резанову разрешили сойти на берег, предоставили роскошный дворец, но за его пределы выходить было нельзя и никого к нему не пускали. Велели ждать ответа от императора. Любую еду доставляли по первому требованию, денег не брали. Так продолжалось полгода. В марте прибыл сановник с ответом императора. В ответе было сказано, что посольство он принять не может и торговать с Россией не желает. Вернул назад все подарки и потребовал, чтобы корабль покинул Японию.

Резанов не сдержался и наговорил сановнику дерзостей и потребовал всё это перевести. Несмотря на это, Резанов вошёл в японские учебники истории как человек весьма достойный и почтенный.

Посол Резанов, уполномоченный заключить торговый союз с Японией, должен был также еще «приобрести остров Сахалин, не зависимый ни от китайцев, ни от японцев». Вел он себя крайне бестактно. /…/ Если верить Крузенштерну, то Резанову на аудиенции было отказано даже в стуле, не позволили ему иметь при себе шпагу и «в рассуждении нетерпимости» он был даже без обуви. И это - посол, русский вельможа! Кажется, трудно меньше проявить достоинства. Потерпевши полное фиаско, Резанов захотел мстить японцам. Он приказал морскому офицеру Хвостову попугать сахалинских японцев, и приказ этот был отдан не совсем в обычном порядке, как-то криво: в запечатанном конверте, с непременным условием вскрыть и прочитать лишь по прибытии на место.

Договор с Японией заключить не удалось, и экспедиция вернулась в Петропавловск.

Американский период

В Петропавловске Резанов узнал, что Крузенштерна наградили орденом Св. Анны II степени, а ему пожаловали только табакерку осыпанную бриллиантами и освободили от дальнейшего участия в первой кругосветной экспедиции, приказав провести инспекцию русских поселений на Аляске.

Прибыв в Ново-Архангельск на остров Ситха Резанов застал русскую колонию в ужасном состоянии. Поселенцы просто вымирали с голоду, так как продукты им доставлялись через всю Сибирь в Охотск, далее морем. На это уходили месяцы и они приходили испорченными.

Резанов купил у купца Джона Вульфа судно «Юнона» полное продуктов и отдал их поселенцам. Но до весны этих продуктов не хватило бы, поэтому Резанов приказал построить ещё одно судно «Авось». После постройки, отправил эти два судна на юг, в Калифорнию за продуктами и чтобы установить торговые отношения с испанцами (Калифорния в то время принадлежала испанцам).

В марте 1806 года «Юнона» и «Авось» пришвартовались в заливе Сан-Франциско. Испания была союзницей Наполеона и поэтому отношения с русскими не приветствовались. Но Резанов за шесть недель пребывания совершенно покорил губернатора Верхней Калифорнии Хосе Арильягу и коменданта крепости Хосе Дарио Аргуэльо. В это время он познакомился с пятнадцатилетней Донна Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо (Кончита) (19 февраля 1791 года - 23 декабря 1857 года) - дочерью коменданта Сан-Франциско, что стало основой сюжета поэмы «Авось» поэта А. А. Вознесенского. Через некоторое время он сделал ей предложение руки и сердца. Ему было 42 года.

Как следует, из его докладов он не выглядит человеком потерявшим голову от любви. Корабельный врач считал, что у него какие-то дипломатические виды.

Свидетели событий считали, что и со стороны Кончиты было больше расчёта, чем страсти. Резанов постоянно внушал ей мысль о шикарной жизни в России при императорском дворе. И вскоре она только и мечтала стать женой русского камергера. Родители возили её на исповедь, убеждали к отказу, но решимость её в конце концов всех успокоила. И решили оставить решение за римским престолом, но согласились помолвить молодых.

После этого, на «Юнону» стали привозить продукты в таком количестве, что некуда было уже грузить.

Смерть

Сразу после обручения, Резанов отправился назад. Он рассчитывал просить ходатайства императора перед папой римским о согласии на брак. По его расчётам на это должно было уйти два года. Кончита заверила его,что будет ждать.

11 июня 1806 года Резанов покинул Калифорнию, увозя для русской колонии на Аляске 2156 пудов пшеницы, 351 пуд ячменя, 560 пудов бобовых. Через месяц корабли прибыли в Ново-Архангельск.

Перед отъездом в Петербург, Резанов послал отряды своих людей в Калифорнию для отыскания подходящего места для организации Южных поселений в Америке. Такое поселение было организовано и просуществовало 13 лет.

Американский адмирал Ван Дерс утверждал:

Проживи Резанов на десять лет дольше, и то, что мы называем Калифорнией и Американской Британской Колумбией, было бы русской территорией...

В сентябре 1806 года он добрался до Охотска. Начиналась осенняя распутица и ехать дальше было нельзя. Но он отправился по «многотрудному пути верховою ездою». Перебираясь через реки, из-за тонкого льда, несколько раз падал в воду. Несколько ночей пришлось провести прямо на снегу. В итоге страшно простудился и пролежал в горячке и беспамятстве 12 дней. Как только очнулся, снова пустился в путь.

По дороге потерял сознание, упал с лошади и сильно ударился головой. Его довезли до Красноярска, где 1 марта 1807 года он и умер. 13 марта Резанов был похоронен на кладбище Воскресенского собора.

Ему было 42 года. Через 60 лет Россия продала Аляску.

Кончита не ждала Резанова (как в рок-опере) 35 лет. Она чуть больше года, ходила каждое утро на мыс, садилась на камни и смотрела на океан. Сейчас на этом месте опора моста «Золотые ворота». В 1808 году она узнала о смерти Резанова и о том, что она свободна.

Красноярск, начало июля, у памятника командору Резанову была развеяна земля с могилы его невесты Кончиты, которую привезли участники фестиваля стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Это еще один аккорд в этой истории любви, воспетой в рок-опере "Юнона" и "Авось".

"Если бы Кончита и Резанов поженились, история наших стран пошла бы по другому пути, а мой русский был бы намного лучше", — сказала президент и исполнительный директор историко-культурной Ассоциации по сохранению парка "Форт Росс" (крупного русского поселения в Северной Америке) Сара Свидлер — одна из инициаторов идеи. Она и вождь индейского племени Кашайя, издавна жившие в окрестностях русской колонии Форт-Росс, Лестер Рей Пинола Старший признались, что еще нигде не встречали такого теплого приема, как в Сибири.

Торжественная церемония завершилась запуском 250 надувных шаров, символизирующих 250-ю годовщину со дня рождения Николая Петровича Резанова. Одну из капсул с землей, собранной на могиле Кончиты, передали в дар Красноярскому краеведческому музею. Да и премьера рок-оперы на сцене Московского театра имени Ленинского комсомола тоже состоялась в июле.

Благодаря рок-опере "Юнона и Авось" композитора Алексея Рыбникова на слова Андрея Вознесенского на одной шестой части суши во второй половине ХХ столетия стала популярна история любви немолодого (по тогдашним понятиям) русского дворянина и юной испанской красавицы. Да, в 1806 году, когда к калифорнийским берегам пришвартовался корабль Резанова, этот будущий северо-американский штат принадлежал испанской короне.

История любви дочери коменданта крепости Сан-Франциско Кончиты и камергера Двора Его Императорского Величества Николая Резанова была воспета сначала иностранцами, в том числе и в стихах. Американский писатель Фрэнсис Брет Гарт (Francis Bret Harte ) посвятил Марии Консепсьон Аргуэльо (María Concepción Argüello ) небольшую балладу, названную Concepcion de Arguello .

Характерное для испанцев длинное имя превратилось в короткое Кончита (Conchita ). Обычно это ласковое имя производят от Консепсьон (Concepción - "зачатие", в смысле непорочное зачатие Девы Марии). Но нам кажется, что судьбой девушке было предназначено получить свое имя от concha - "ракушка", а шире — от моря и всех его даров. Недаром нумерологи утверждают, что число имени Кончита — девять. Отсюда получается, что планета имени с числом 9: Нептун. Стихия имени с числом 9: Вода, влажность. И звери все сплошь морские: глубоководные рыбы, кит, чайка, альбатрос, дельфин. Не на белом коне, по морю приплыли к деве ее "Алые паруса".

Будучи одним из руководителей первого русского кругосветного плавания (более известного в нашей стране как плавание Крузенштерна-Лисянского), Николай Резанов направлялся с дипломатической миссией в Японию и по пути оказался у берегов Калифорнии. За четыре года до встречи с 15-летней испанкой учредитель Российско-Американской компании и дипломат Резанов потерял горячо любимую жену. Возможно, поэтому его перу принадлежит довольно фривольная фраза о том, как он, "ежедневно куртизируя Гишпанскую красавицу, приметил предприимчивый характер ея". Об этой дневниковой записи от 17 июня 1806 года упоминал поэт Андрей Вознесенский.

Резанов свободно общался на нескольких иностранных языках, в том числе превосходно владел испанским. Завороженная рассказами своего кавалера, девушка, еще подросток, отдала свое сердце седеющему мужчине с умными глазами. Она готова была отдать Резанову свою руку и уехать с ним в таинственную Россию. Препятствием для брака служила не разница в возрасте, на что в наши дни обратила бы внимание скорее Фемида, а разница в конфессиональной принадлежности. Православный жених и невеста-католичка тайно обручились. В начале лета 1806 года Резанов навсегда уплыл от своей суженой.

Будучи в Сибири, граф Резанов упал с лошади и сильно расшибся, повредив голову. 1 марта 1807 года он скончался в Красноярске. Незадолго до своего ухода Резанов упомянул о Кончите в письме к М. М. Булдакову, который был его свояком (мужем сестры его покойной жены) и одним из директоров Российско-Американской компании: "P.S. Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Контепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее, и плачу о том, что нет ей места в сердце моем, здесь я, друг мой, как грешник на духу, каюсь, но ты, как пастырь мой, СОХРАНИ тайну".

Патриотизм заставил меня изнурить все силы мои; я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода, в то же время от обиды, и еще вдвое от сердечных ран моих.

Николай Петрович Резанов родился 26 марта 1764 года в Санкт-Петербурге, в семье судьи Петра Гавриловича Резанова. В 1778 году Николай Петрович поступает на военную службу, служит в лейб-гвардии Измайловском полку, отвечает за охрану Екатерины II во время ее поездки в Крым в 1780 году, но затем военную службу оставляет и в чине коллежского асессора 8 класса поступает на службу в псковский гражданский суд. Здесь он прослужил до февраля 1788 года.

Затем Резанов становится начальником канцелярии сначала у графа Николая Чернышова, а затем — у русского поэта Гавриила Державина. С 1797 по 1799 год Резанов был обер-секретарем Правительствующего Сената. В это время ему было поручено составить «Устав о цехах», который был Высочайше одобрен, и учредить раскладку поземельного сбора в Петербурге и Москве. За эту последнюю работу Резанов награжден был орденом св. Анны 2 степени и пенсионом в 2000 рублей в год. Его пожаловали в командоры ордена Мальтийского креста, который в России возглавлял сам император Павел Петрович.

В 1794 году он посетил Иркутск, где его отец был назначен служил председателем Совестного суда. В этом городе Резанов знакомится с «колумбом росским» – основателем первых русских поселений в Америке — Григорием Ивановичем Шелиховым. Стремясь упрочить свое положение, Шелихов сватает за Резанова свою дочь, Анну(1780-1802). Свадьба состоялась 24 января 1795 года, и с этого момента судьба Резанова тесно связана с Русской Америкой. После скорой смерти Шелихова Резанов, второй зять Шелихова — Михайло Матвеевич Булдаков и вдова Шелихова Наталья Алексеевна основывают Объединенную Американскую Компанию, которая стараниями Резанова в 1799 году преобразовывается в Под Его Императорского Величества Покровительством Российско-Американскую Компанию. Резанов становится корреспондентом (представителем) РАК в Санкт-Петербурге.

В 1801 году у Резановых рождается сын Петр (1801-1813?), в 1802 — дочь Ольга (1802-1828). Через двенадцать дней после рождения дочери Анна Григорьевна скончалась. О своей жене Резанов писал: «Восемь лет супружества нашего дали мне вкусить все счастие жизни сей как бы для того, чтобы потерею ее отравить наконец остаток дней моих». После кончины жены Резанов думал взять отставку и заняться воспитанием детей, но встретил препятствие. «Государь вошел милостиво в положение мое, сперва советовал мне рассеяться, наконец, предложил мне путешествие; потом, доведя меня постепенно к согласию, объявил мне волю, чтоб принял я на себя посольство в Японию. Долго отказывался я от сего трудного подвига; милостивые его при всякой встрече со мной разговоры, наконец, призыв меня к себе в кабинет и настоятельные убеждения его решили меня повиноваться. Я признался ему, что жизнь для меня, хотя тягостна, но нужна еще для детей моих: многие обещал мне милости, но я просил не унижать подвига моего награждениями… Он дал слово покровительствовать сирот моих, а я подтвердил ему, что каждый час готов ему жертвовать жизнью».

С самого начала деятельности РАК перед ней стояла задача наладить связь между русскими колониями и метрополией. Наиболее удобным и дешевым путем был путь вокруг мыса Горн, но им из русских еще никто не пользовался. Так совпало, что с проектом кругосветного путешествия в морское министерство обратился известный русский моряк Иван Федорович Крузенштерн. Организация экспедиции была поручена РАК, а Резанов был назначен ее руководителем. 10 июня 1803 года он был награжден орденом св. Анны I степени, пожалован в звание камергера Высочайшего двора и назначен посланником в Японию, которая все еще проводила политику «самоизоляции».

В Японии Резанова встретили недружелюбно, отказались вести какие-либо переговоры и вернули все подарки, которые послал российский император. К японской неудаче добавился конфликт между Крузенштерном и Резановым. Поэтому, когда кругосветные корабли прибыли в Охотск, Николай Петрович отказался от продолжения путешествия на «Надежде». Возвращаться в Санкт-Петербург Резанов предпочел сушей, через Сибирь, предварительно посетив с инспекторской проверкой Русскую Америку.

В первое десятилетие XIX века русские колонии испытывали затруднения со снабжением продовольствием. Продукты, поставляемые из России, часто приходили в колонии испорченными, а контакты с «бостонцами».- американскими купцами – еще не носили характер регулярных торговых отношений. Когда Резанов посетил колонии, они находились на грани голода. По указанию Резанова у американского купца Джона Д’Вольфа было куплено судно «Юнона» со всем грузом продовольствия. Его оказалось мало, и тогда Резанов решил, на свой страх и риск, организовать экспедицию в Калифорнию и купить продовольствие у испанцев. Командиром «Юноны» был назначен лейтенант Николай Хвостов.

Николай Хвостов в своем путевом дневнике так написал о Резанове: «Вот человек, которому нельзя не удивляться! Скажу справедливо, что я и Давыдов (Гавриил Давыдов, друг и помощник Хвостова.- Авт.) им разобижены: до сих пор мы сами себе удивлялись, как люди, пользующиеся столь лестными знакомствами в столице, имея добрую дорогу, решились скитаться по местам диким, бесплодным, пустым или лучше сказать страшным для самых предприимчивых людей. Признаюсь, я не говорил и не приписывал одному патриотизму, и в душе своей гордился: вот была единственная моя награда! Теперь мы должны лишиться и той, встретившись с человеком, который соревнует всем в трудах… Все наши доказательства, что судно течет и вовсе ненадежно, не в силах были остановить его предприимчивого духа. Мы сами хотели возвратиться на фрегате в Россию, но гордость, особливо, когда сравнили чины, почести, ум, состояние в ту же минуту сказали себе: идем, хотя бы то и стоило жизни, и ничего в свете не остановит нас».

25 февраля 1806 года корабль отправился из Ново-Архангельска и через месяц прибыл в крепость Сан-Франциско. Положение в российских колониях показывает такой любопытный факт — за все время кругосветного плавания «Надежда» и «Нева» (более трех лет) случаи заболевания цингой были единичны, а за месяц плавания «Юноны» почти весь экипаж был поражен этой болезнью.

Перед Резановым стояла очень трудная задача — мадридский двор не приветствовал внешние сношения своих колонистов в обход метрополии. Но сочувствие, с которым Резанов выслушивал жалобы гордых испанцев на бесчинства бостонцев, желание взаимной торговли и переизбыток хлеба в испанской колонии, а также немалый дипломатический талант Резанова, (который, правда, не помог ему в Японии), сыграли свою положительную роль. За шесть недель пребывания в Калифорнии Резанов наладил хорошие отношения с губернатором Верхней Калифорнии Хосе Арильяга, и стал частым гостем в доме коменданта крепости Сан-Франциско Хосе Дарио Аргуэльо. С дочерью коменданта Кончитой и Резановым связана одна из самых романтичных и трагичных историй того времени — история любви пятнадцатилетней католички к сорокадвухлетнему русскому царскому камергеру.

Донна Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо родилась 10 февраля 1791 года. По воспоминаниям современников, Кончита отличалась от других живостью и жизнерадостностью, своими воспламеняющими любовь глазами, белоснежной улыбкой, выразительными и приятными чертами, стройностью фигуры и природной добротой.

Доктор Георг Лангсдорф, участник первого русского кругосветного путешествия и экспедиции в Калифорнию, натуралист и личный врач Резанова, так описывает ее в своем дневнике: «Она выделяется величественной осанкой, черты лица прекрасны и выразительны, глаза обвораживают. Добавьте сюда изящную фигуру, чудесные природные кудри, чудные зубы и тысячи других прелестей. Таких красивых женщин можно сыскать лишь в Италии, Португалии или Испании, но и то очень редко».

Осознавая необходимость калифорнийских поставок в Русскую Америку, Резанов решает закрепить благожелательное отношение испанцев к нему браком с Кончитой. Вот как он описывает свои «частные приключения» в донесении от 17 июня 1806 года министру коммерции графу Николаю Румянцеву (сохранена орфография Резанова): «…Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение мое неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей не малой надежды не имея, решился я на серьезный тон переменить мои вежливости. Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною. Всегда шуткою отзывалась она об ней. «Прекрасная земля, теплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего». Я представил Российский посуровее и при том во всем изобильной, она готова была жить в нем, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. Предложение мое сразило воспитанных в фанатизме родителей ее. Разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегли к миссионерам, те не знали, на что решиться, возили бедную Консепсию в церковь, исповедовали ее, убеждали к отказу, но решимость ее, наконец, всех успокоила. Святые отцы оставили разрешение Римского престола и я, нежели не мог окончить женитьбой моей, то сделал на то кондиционный акт и принудил помолвить нас на то по соглашению с тем, чтоб до разрешения Папы было сие тайною. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял я уже портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и Губернатор крайне изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего и что сам он, так сказать, в гостях у меня очутился. …Миссии наперерыв привозить начали хлеб и в таком количестве, что просил уже я остановить возку, ибо за помещением балласта, артиллерии и товарного груза не могло судно мое принять более 4500 пуд, в числе которых получил я сала и масла 470, и соли и других вещей 100 пуд».

Историк Российско-американской компании Петр Тихменев в 1861 году так писал об отношениях Резанова и Кончиты: «Резанов, заметив в Консепсии независимость и честолюбие, старался внушить этой девице мысль об увлекательной жизни в столице России, роскоши императорского двора и прочем. Он довел ее до того, что желание сделаться женою русского камергера стало вскоре любимою ее мечтою. Первый намек со стороны Резанова о том, что от нее зависит осуществление ее видов, был достаточен для того, чтобы заставить ее действовать согласно его желания».

Пообещав Кончите вернуться через год, когда будет получено разрешение Папы и российского императора, Резанов покинул Калифорнию. «Юнона» привезла в Ново-Архангельск 2156 пудов пшеницы, 351 пуд ячменя, 560 пудов бобовых, и, разгрузившись, с Резановым на борту направилась в Охотск.

Николай Резанов cобрался с отчетом в Санкт-Петербург, но до столицы не доехал — умер в Красноярске в марте 1807 года.

Прямых потомков Резанова по мужской линии после смерти его детей не осталось. Существовали женская псковская линия от сестры Екатерины Петровны (1771-1812) по мужу Корсаковой, а также, видимо, линия от дочери Ольги по мужу Кокошкиной. Многие из родственников Резанова, включая Ольгу Николаевну и её мужа, были похоронены в Аннинском (ныне несуществующее село в Псковской губернии, основаное Резановым в 1800 году и названное им в честь жены). Здесь же обрела покой и мать Резанова Александра Гавриловна (около 1741 — не ранее 1807).

Младший брат Резанова Александр Петрович скончался в 1853 году в возрасте 83 лет и был похоронен при той же церкви Тихвинской Божией матери в селе Аннинском. О среднем брате Дмитрии Петровиче, который в начале 1790-х годов служил в Пскове, сведений пока не обнаружено.

Памятник и церковь, в пределе которой был похоронен Николай Резанов, были разрушены в 1954 году, во время строительства Концертного зала.

Через год, в 1808 году, в письме брату Кончиты, дону Луису Аргуэльо, главный правитель Русской Америки Александр Баранов сообщил о смерти Резанова и освободил Кончиту от данного ею обещания. Но Кончита свободой не воспользовалась. До 1829 года ее судьба связана с судьбой родителей. Вместе с ними она переезжает из Сан-Франциско в Санта-Барбару, оттуда в Лорето, из Лорето — в Гвадалахару и затем возвращение в Санта-Барбару.

Всю свою жизнь донна Консепсьон посвятила благотворительности и обучению индейцев. В Новой Калифорнии ее называли La Beata (Благословенная).

В начале 1840-х годов донна Консепсьон поступила в третий Орден Белого Духовенства. После основания в 1851 году конвента (монастыря) Св. Доминика она приняла монашеский сан под именем Мария Доминга. Вместе с монастырем она переехала в Беницию, где и встретила свою смерть 23 декабря 1857 года.

Ее тело было захоронено на кладбище монастыря, а в 1897 году перенесено на специальное кладбище Ордена Святого Доминика. «Консепсион оказалась не только внешне прекрасной, своевольной и страстной женщиной. Она оказалась сильной духом, способной вынести все с гордо поднятой головой и без жалоб и компромиссов прийти к своему горькому концу», — так напишет о первой красавице Калифорнии американский писатель Гектор Шевиньи в романе «The Lost Empire. The Life and Adventures of Nikolai Petrovich Rezanov».

В своем последнем письме от 24 -26 января 1807 года своему свояку, директору РАК Михайло Булдакову Резанов так отзывается о своей калифорнийской невесте: «Из моего калифорнийского донесения не сочти меня, мой друг, ветреницей. Любовь моя у вас, в Невском под куском мрамора, а здесь – следствие ентузиазма (орфография Резанова.- Авт.) и очередная жертва отечеству. Контенсия мила, добра сердцем, любит меня, и я люблю ее и плачу, что нет ей места в сердце моем». Подобное замечание сделал в своем дневнике доктор Лангсдорф: «Все-таки надо отдать справедливость оберкамергеру фон Резанову, что при всех своих недостатках он все же отличается большими административными способностями. И не все человеческое ему чуждо. Можно было бы подумать, что он уже сразу влюбился в эту молодую испанскую красавицу. Однако, в виду присущей этому холодному человеку осмотрительности, осторожнее будет допустить, что он просто возымел на нее какие-то дипломатические виды».

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о любви 42-летнего русского мореплавателя графа Резанова и калифорнийской 15-летней девочки Кончиты, - вот уже почти 30 лет (с тех пор, как рок-опера «Юнона и Авось» появилась на сцене московского театра «Ленком») уверены все россияне. А между тем в реальности все обстояло не совсем так...

Донесение инспектора Русской Аме­рики Николая Петровича Резанова министру коммерции графу Румянцеву, посланное из Сан-Франциско 17 июня 1806 года: «Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною. Всегда шуткою отзывалась она об ней: «Прекрасная земля, теплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего». Я представил российский климат посуровее и притом во всем изобильней, она готова была жить в нем, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие». В Петербурге донесению не особенно удивились: это заморское сватовство Николая Петровича вписывалось в логику всей его жизни…

«ЗНАЛ МНОГИХ ЖЕНЩИН, СХОРОНИЛ ЖЕНУ»

Никаким графом Николай Петрович Резанов не был.

Фото: ИТАР-ТАСС

Он родился в обедневшей дворянской семье в Петербурге 28 марта 1764 года. Вскоре его отца назначили председателем гражданской палаты губернского суда в Иркутске, и семья переехала в Восточную Сибирь.

Николай получил домашнее образование - видимо, очень недурное, потому что знал кроме прочего пять иностранных языков. В 14 лет он поступил на военную службу сначала в артиллерию. Потом за статность, сноровистость и красоту его перевели в лейб-гвардии Измайловский полк.

Без протежирования со стороны Екатерины II здесь, видимо, не обошлось - иначе трудно объяснить резкий взлет его карьеры. Во время поездки императрицы по Крыму в 1780 году Николай лично отвечал за ее безопасность, а было ему всего-то 16 лет (так что вряд ли дело объяснялось большой опытностью в деле обеспечения безопасности царствующих особ). Неотлучно, день и ночь, он находился тогда при матушке-царице, а потом что-то произошло. Видно, государыня почему-то осталась Николаем недовольна. Во всяком случае, военную службу он оставил и надолго исчез из окружения императрицы.

Молодой Резанов поступил на скучнейшую службу в псковский гражданский суд. А затем - новый резкий скачок карьеры. Его вызвали в столицу и дали место начальника канцелярии у графа Чернышова, а вскоре перевели на ту же должность к самому Гаврииле Романовичу Державину, секретарю императрицы для доклада по «сенатским мемориям».

Таким образом через 11 лет Резанов снова вошел в поле зрения Екатерины. И тогдашний ее фаворит Зубов считал Николая опасным конкурентом. Поговаривали, что именно ревности Зубова Николай Петрович был обязан командировкой в Иркутск, где он должен был решать вопрос с купцом Шелиховым, просившим императрицу предоставить ему монополию на пушной промысел у тихоокеанского побережья России. И что якобы Зубов намекнул Николаю Петровичу, что, если тот надумает в Петербург воротиться, на свободе долго не пробудет…

И вот Резанов в Иркутске. Григория Ивановича Шелихова, которого ему предстояло инспектировать неопределенное время, прозвали «русским Колумбом» за то, что он в 1783 году, построив на собственные средства три судна, сплавал в Америку и завел там российские поселения и пушной промысел.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Николай Петрович Резанов
180px
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	дипломат предприниматель
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:
Гражданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Биография Ранние годы Родился в Санкт-Петербурге в бедной семье коллежского советника Петра Гавриловича Резанова (1735-после 1794) и Александры, дочери генерал-майора Г. А. Окунева . После его рождения отца назначили председателем гражданской палаты губернского суда в Иркутске . В детстве получил очень хорошее домашнее образование. Знал пять иностранных языков. В четырнадцать лет в 1778 году поступил на военную службу в артиллерию. Затем за статность, сноровистость и красоту перевели в Измайловский лейб-гвардии полк . Существует мнение, что этому поспособствовала Екатерина II . В 1780 году во время её поездки по Крыму Николай лично отвечал за её безопасность, когда ему было всего 16 лет. Потом что-то произошло, в середине 1780-х Николай оставил военную службу и надолго исчез из окружения императрицы. Поступил асессором в Псковскую палату гражданского суда, где прослужил около пяти лет с жалованием 300 руб. в год, после чего был переведён в Санкт-Петербургскую Казённую палату . Затем - новый резкий скачок карьеры. Его вызвали в Петербург и дали место начальника канцелярии у вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа И. Г. Чернышёва , а затем - экзекутора Адмиралтейств-коллегии. В 1791-93 годах - правитель канцелярии Гавриила Романовича Державина , кабинет-секретаря Екатерины II . В 1794 году Резанов по поручению Платона Зубова отправляется в Иркутск . Резанов участвует в инспекции деятельности компании основателя первых русских поселений в Америке Григория Ивановича Шелихова . Резанов женился 24 января 1795 года на пятнадцатилетней дочери Шелихова - Анне Григорьевне. Она получает дворянский титул, а он - хорошее приданое. Через полгода Шелихов умирает и Николай становится совладельцем его капитала. Сразу после смерти Екатерины II и падения графа Зубова Резанов возвращается в Петербург. Во время экспедиции Резанов и Крузенштерн так рассорились, что общались только с помощью записок. После очередного скандала Резанов закрылся в каюте и больше её не покидал до самого прибытия в Петропавловск . Здесь Резанов написал жалобу правителю Камчатской области Павлу Ивановичу Кошелеву на взбунтовавшийся экипаж и потребовал казни Крузенштерна. Крузенштерн согласился пойти под суд, но незамедлительно, до окончания экспедиции, срывая тем самым миссию Резанова. Генерал-губернатору с большим трудом удалось их помирить. По версии записок Резанова, 8 августа 1804 года Крузенштерн и все офицеры пришли на квартиру Резанова в полной форме и извинились за свои проступки. Резанов согласился продолжить плавание в том же составе. Однако записки Резанова - единственный источник, который упоминает о покаянии Крузенштерна. Ни в дневниках и письмах других участников экспедиции, ни в письмах Кошелева, ни в записках служащих РАК, сопровождавших Резанова, об этом нет ни слова. Из письма же Крузенштерна Президенту Академии наук Н. Н. Новосильцеву следует, что, возможно, не Крузенштерн и все офицеры публично извинялись перед Резановым, а Резанов публично извинялся перед Крузенштерном. Из письма Крузенштерна Новосильцеву Его превосходительство господин Резанов, в присутствии областного коменданта и более 10-ти офицеров, называл меня бунтовщиком, разбойником, казнь определил мне на ешафоте, другим угрожал вечною ссылкою в Камчатку. Признаюсь, я боялся. Как бы Государь не был справедлив, но, будучи от него в 13000-х верстах, - всего от г. Резанова ожидать мог, ежели бы и областной командир взял сторону его. Но нет, сие не есть правило честного Кошелева, он не брал ни которую. Единым лишь своим присутствием, благоразумием, справедливостью - доставил мне свободное дыхание, и я уже был уверен, что не ввергнусь в самовластие г. Резанова. После вышеупомянутых ругательств, которые повторить даже больно, отдавал я ему шпагу. Г. Резанов не принял её. Я просил чтоб сковать меня в железы и как он говорит, «яко криминальнаго преступника» отослать для суда в С.-Петербург. Я письменно представлял ему, что уже такого рода люди, как назвал он меня, - государевым кораблем командовать не могут. Он ничего сего слышать не хотел, говорил, что едет в С.-Петербург для присылки из Сената судей, а я чтоб тлел на Камчатке; но когда и областной комендант представил ему, что мое требование справедливо, и что я (не) должен быть сменен тогда переменилась сцена. Он пожелал со мною мириться и идти в Японию. Сначала с презрением отвергнул я предложение его; но, сообразив обстоятельства, согласился… Экспедиция сия есть первое предприятие сего рода Россиян; должна-ли бы она рушиться от несогласия двух частных (лиц)?.. Пусть виноват кто бы такой из нас не был, но вина обратилась бы на лицо всей России. И так, имев сии побудительные причины, и имея свидетелем ко всему произошедшему его превосходительства Павла Ивановича (Кошелева), хотя против чувств моих, согласился помириться; но с тем, чтоб он при всех просил у меня прощения, чтоб в оправдание мое испросил у Государя прощение, что обнес меня невинно. - Я должен был требовать сего, ибо обида сия касалась не до одного меня, а пала на лицо всех офицеров и к безчестию флага, под которым имеем честь служить. Резанов был на все согласен, даже просил меня написать все, что только мне угодно: он все подпишет. Конечно, он знал сердце мое, он знал, что я не возьму того письменно, в чём он клялся в присутствии многих своей честью. На сих условиях я помирился… Резанов в Японии Взяв у генерал-губернатора почётный караул (2 офицера, барабанщик, 5 солдат) для посла, «Надежда» поплыла в Японию («Нева» - на Аляску) . Корабль прибыл в город Нагасаки 26 сентября 1804 года. Остров Дэдзима служил в то время единственным окном для взаимодействия японцев с западным миром (см. сакоку). Русским в гавань японцы запретили входить, и Крузенштерн бросил якорь в заливе. Самому Резанову разрешили сойти на берег, предоставили отличное жильё, но за его пределы выходить было нельзя, и никого к нему не пускали. Велели ждать ответа от императора. Любую еду доставляли по первому требованию, денег не брали. Так продолжалось полгода. В марте прибыл сановник с ответом императора. В ответе было сказано, что посольство он принять не может и торговать с Россией не желает. Вернул назад все подарки и потребовал, чтобы корабль покинул Японию. Резанов не сдержался, наговорил сановнику дерзостей и потребовал всё это перевести. Договор с Японией заключить не удалось, и экспедиция вернулась в Петропавловск. Вот как описывает этот эпизод Чехов в книге «Остров Сахалин» : Посол Резанов, уполномоченный заключить торговый союз с Японией, должен был также ещё «приобрести остров Сахалин, не зависимый ни от китайцев, ни от японцев». Вел он себя крайне бестактно. /…/ Если верить Крузенштерну, то Резанову на аудиенции было отказано даже в стуле, не позволили ему иметь при себе шпагу и «в рассуждении нетерпимости» он был даже без обуви. И это - посол, русский вельможа! Кажется, трудно меньше проявить достоинства. Потерпевши полное фиаско, Резанов захотел мстить японцам. Он приказал морскому офицеру Хвостову попугать сахалинских японцев, и приказ этот был отдан не совсем в обычном порядке, как-то криво: в запечатанном конверте, с непременным условием вскрыть и прочитать лишь по прибытии на место . Американский период В Петропавловске Резанов узнал, что Крузенштерна наградили орденом Св. Анны II степени, а ему пожаловали только табакерку , осыпанную бриллиантами и освободили от дальнейшего участия в первой кругосветной экспедиции, приказав провести инспекцию русских поселений на Аляске. Перед отъездом в Петербург Резанов оставил инструкцию Главному правителю русских колоний в Америке А. А. Баранову с идеей создания аграрного поселения в Северной Калифорнии для снабжения Аляски продовольствием. Такое поселение, Росс , было основано в 1812 году и просуществовало до 1841 года. В сентябре 1806 года Резанов добрался до Охотска . Начиналась осенняя распутица, и ехать дальше было нельзя. Но он отправился по «многотрудному пути верховою ездою». Перебираясь через реки, из-за тонкого льда несколько раз падал в воду. Несколько ночей пришлось провести прямо на снегу. В итоге страшно простудился и пролежал в горячке и беспамятстве 12 дней. Как только очнулся, снова пустился в путь. По дороге потерял сознание, упал с лошади и сильно ударился головой. Его довезли до Красноярска , где 1 марта 1807 года он и умер. Резанов был похоронен 13 марта на кладбище Воскресенского собора . Кончита осталась верна Резанову. Согласно легенде, она чуть больше года ходила каждое утро на мыс, садилась на камни и смотрела на океан. Сейчас на этом месте опора моста «Золотые ворота». В 1808 году она узнала о смерти Резанова из письма А. А. Баранова, посланного её отцу. Однако, выйти замуж она больше не пыталась. В конце жизни она ушла в монастырь, где умерла в 1857 году. Похоронена недалеко от Сан-Франциско, в Бениша (Benicia), на кладбище ордена доминиканцев. Память Памятник Резанову в Красноярске. Установлен в 2007 году Напишите отзыв о статье "Резанов, Николай Петрович" Примечания Литература Россия в Калифорнии. Русские документы о колонии Росс и российско-калифорнийских связях, 1803-1850. Сост. А.А.Истомин, Дж.Р.Гибсон, В.А.Тишков. Т.I. М., 2005. Owen Matthews «Glorious Misadventures: Nikolai Rezanov and the Dream of a Russian America». Bloomsbury, 2013. Ссылки 30px [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Николай Резанов]] в Викицитатнике Николай Резанов в Викитеке 30px [{{localurl:Commons:Category:Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. }}?uselang=ru Николай Резанов] на Викискладе из Русского биографического словаря Просмотр этого шаблона Имена Поселения Договоры Связанные темы Отрывок, характеризующий Резанов, Николай Петрович Я помню как в одно время (во времена правления Андропова), когда я уже была молодой женщиной, у нас мужчинам категорически запрещалось носить длинные волосы, что считалось «капиталистической провокацией» и (как бы дико сегодня это не звучало!) милиция получила право задерживать прямо на улице и насильно стричь носящих длинные волосы людей. Это случилось после того, как один молодой парень (его звали Каланта) сжёг себя живьём на центральной площади города Каунас, второго по величине города Литвы (именно там тогда уже работали мои родители). Это был его протест против зажима свободы личности, который перепугал тогда коммунистическое руководство, и оно приняло «усиленные меры» по борьбе с «терроризмом», среди которых были и «меры» глупейшие, которые только усилили недовольство живущих в то время в Литовской республике нормальных людей... Мой папа, как свободный художник, которым, поменяв несколько раз за это время свою профессию, он тогда являлся, приходил на партсобрания с длиннющими волосами (которые, надо отдать должное, у него были просто шикарные!), чем взбесил своё партийное начальство, и в третий раз был вышвырнут из партии, в которую, через какое-то время, опять же, не по своей воле, обратно «угодил»... Свидетелем этому была я сама, и когда я спросила папу, зачем он постоянно «нарывается на неприятности», он спокойно ответил: – Это – моя жизнь, и она принадлежит мне. И только я отвечаю за то, как я хочу её прожить. И никто на этой земле не имеет права насильно навязывать мне убеждения, которым я не верю и верить не хочу, так как считаю их ложью. Именно таким я запомнила своего отца. И именно эта его убеждённость в своём полном праве на собственную жизнь, тысячи раз помогала мне выжить в самых трудных для меня жизненных обстоятельствах. Он безумно, как-то даже маниакально, любил жизнь! И, тем не менее, никогда бы не согласился сделать подлость, даже если та же самая его жизнь от этого зависела бы. Вот так, с одной стороны борясь за свою «свободу», а с другой – сочиняя прекрасные стихи и мечтая о «подвигах» (до самой своей смерти мой папа был в душе неисправимым романтиком!), проходили в Литве дни молодого Василия Серёгина... который всё ещё понятия не имел, кем он был на самом деле, и, если не считать «кусачих» действий со стороны местных «органов власти», был почти полностью счастливым молодым человеком. «Дамы сердца» у него пока ещё не было, что, наверное, можно было объяснить полностью загруженными работой днями или отсутствием той «единственной и настоящей», которую папе пока что не удалось найти... Но вот, наконец-то, судьба видимо решила, что хватит ему «холостятничать» и повернула колесо его жизни в сторону «женского очарования», которое и оказалось тем «настоящим и единственным», которого папа так упорно ждал. Её звали Анна (или по-литовски – Она), и оказалась она сестрой папиного лучшего в то время друга, Ионаса (по-русски – Иван) Жукаускаса, к которому в тот «роковой» день папа был приглашён на пасхальный завтрак. У своего друга в гостях папа бывал несколько раз, но, по странному капризу судьбы, с его сестрой пока что не пересекался. И уж наверняка никак не ожидал, что в это весеннее пасхальное утро там его будет ждать такой ошеломляющий сюрприз... Дверь ему открыла кареглазая черноволосая девушка, которая за один этот коротенький миг сумела покорить папино романтическое сердце на всю его оставшуюся жизнь... Звёздочка Снег и холод там, где я родился, Синь озёр, в краю, где ты росла... Я мальчишкой в звёздочку влюбился, Светлую, как ранняя роса. Может быть в дни горя-непогоды, Рассказав ей девичьи мечты, Как свою подружку-одногодку Полюбила звёздочку и ты?.. Дождь ли лил, мела ли в поле вьюга, Вечерами поздними с тобой, Ничего не зная друг о друге, Любовались мы своей звездой. Лучше всех была она на небе, Ярче всех, светлее и ясней... Что бы я не делал, где бы не был, Никогда не забывал о ней. Всюду огонёк её лучистый Согревал надеждой мою кровь. Молодой, нетронутой и чистой Нёс тебе я всю свою любовь... О тебе звезда мне песни пела, Днём и ночью в даль меня звала... А весенним вечером, в апреле, К твоему окошку привела. Я тебя тихонько взял за плечи, И сказал, улыбку не тая: «Значит я не зря ждал этой встречи, Звёздочка любимая моя»... Маму полностью покорили папины стихи... А он писал их ей очень много и приносил каждый день к ней на работу вместе с огромными, его же рукой рисованными плакатами (папа великолепно рисовал), которые он разворачивал прямо на её рабочем столе, и на которых, среди всевозможных нарисованных цветов, было большими буквами написано: «Аннушка, моя звёздочка, я тебя люблю!». Естественно, какая женщина могла долго такое выдержать и не сдаться?.. Они больше не расставались... Используя каждую свободную минуту, чтобы провести её вместе, как будто кто-то мог это у них отнять. Вместе ходили в кино, на танцы (что оба очень любили), гуляли в очаровательном Алитусском городском парке, пока в один прекрасный день решили, что хватит свиданий и что пора уже взглянуть на жизнь чуточку серьёзнее. Вскоре они поженились. Но об этом знал только папин друг (мамин младший брат) Ионас, так как ни со стороны маминой, ни со стороны папиной родни этот союз большого восторга не вызывал... Мамины родители прочили ей в женихи богатого соседа-учителя, который им очень нравился и, по их понятию, маме прекрасно «подходил», а в папиной семье в то время было не до женитьбы, так как дедушку в то время упрятали в тюрьму, как «пособника благородных» (чем, наверняка, пытались «сломать» упрямо сопротивлявшегося папу), а бабушка от нервного потрясения попала в больницу и была очень больна. Папа остался с маленьким братишкой на руках и должен был теперь вести всё хозяйство в одиночку, что было весьма непросто, так как Серёгины в то время жили в большом двухэтажном доме (в котором позже жила и я), с огромнейшим старым садом вокруг. И, естественно, такое хозяйство требовало хорошего ухода... Так прошли три долгих месяца, а мои папа и мама, уже женатые, всё ещё ходили на свидания, пока мама случайно не зашла однажды к папе домой и не нашла там весьма трогательную картинку... Папа стоял на кухне перед плитой и с несчастным видом «пополнял» безнадёжно растущее количество кастрюль с манной кашей, которую в тот момент варил своему маленькому братишке. Но «зловредной» каши почему-то становилось всё больше и больше, и бедный папа никак не мог понять, что же такое происходит... Мама, изо всех сил пытаясь скрыть улыбку, чтобы не обидеть незадачливого «повара», засучив рукава тут же стала приводить в порядок весь этот «застоявшийся домашний кавардак», начиная с полностью оккупированными, «кашей набитыми» кастрюлями, возмущённо шипящей плиты... Конечно же, после такого «аварийного происшествия», мама не могла далее спокойно наблюдать такую «сердцещипательную» мужскую беспомощность, и решила немедленно перебраться в эту, пока ещё ей совершенно чужую и незнакомую, территорию... И хотя ей в то время тоже было не очень легко – она работала на почтамте (чтобы самой себя содержать), а по вечерам ходила на подготовительные занятия для сдачи экзаменов в медицинскую школу. Она, не задумываясь, отдала все свои оставшиеся силы своему, измотанному до предела, молодому мужу и его семье. Дом сразу ожил. В кухне одуряюще запахло вкусными литовскими «цепеллинами», которых маленький папин братишка обожал и, точно так же, как и долго сидевший на сухомятке, папа, объедался ими буквально до «неразумного» предела. Всё стало более или менее нормально, за исключением отсутствия бабушки с дедушкой, о которых мой бедный папа очень сильно волновался, и всё это время искренне по ним скучал. Но у него теперь уже была молодая красивая жена, которая, как могла, пыталась всячески скрасить его временную потерю, и глядя на улыбающееся папино лицо, было понятно, что удавалось ей это совсем неплохо. Папин братишка очень скоро привык к своей новой тёте и ходил за ней хвостом, надеясь получить что-то вкусненькое или хотя бы красивую «вечернюю сказку», которые мама читала ему перед сном в великом множестве. Так спокойно в каждодневных заботах проходили дни, а за ними недели. Бабушка, к тому времени, уже вернулась из госпиталя и, к своему великому удивлению, нашла дома новоиспечённую невестку... И так как что-то менять было уже поздно, то они просто старались узнать друг друга получше, избегая нежелательных конфликтов (которые неизбежно появляются при любом новом, слишком близком знакомстве). Точнее, они просто друг к другу «притирались», стараясь честно обходить любые возможные «подводные рифы»... Мне всегда было искренне жаль, что мама с бабушкой никогда друг друга так и не полюбили... Они обе были (вернее, мама всё ещё есть) прекрасными людьми, и я очень их обоих любила. Но если бабушка, всю проведённую вместе жизнь как-то старалась к маме приспособиться, то мама – наоборот, под конец бабушкиной жизни, иногда слишком открыто показывала ей своё раздражение, что меня глубоко ранило, так как я была сильно к ним обоим привязана и очень не любила попадать, как говорится, «между двух огней» или насильно принимать чью-нибудь сторону. Я никогда так и не смогла понять, что вызывало между этими двумя чудесными женщинами эту постоянную «тихую» войну, но видимо для того были какие-то очень веские причины или, возможно, мои бедные мама и бабушка просто были по-настоящему «несовместимы», как это бывает довольно часто с живущими вместе чужими людьми. Так или иначе, было очень жаль, потому что, в общем, это была очень дружная и верная семья, в которой все стояли друг за друга горой, и каждую неприятность или беду переживали вместе. Но вернёмся в те дни, когда всё это только ещё начиналось, и когда каждый член этой новой семьи честно старался «жить дружно», не создавая остальным никаких неприятностей... Дедушка уже тоже находился дома, но его здоровье, к большому сожалению всех остальных, после проведённых в заключении дней, резко ухудшилось. Видимо, включая и проведённые в Сибири тяжёлые дни, все долгие мытарства Серёгиных по незнакомым городам не пожалели бедного, истерзанного жизнью дедушкиного сердечка – у него начались повторяющиеся микроинфаркты... Мама с ним очень подружилась и старалась, как могла, помочь ему как можно скорее забыть всё плохое, хотя у неё самой время было очень и очень непростое. За прошедшие месяцы она сумела сдать подготовительные и вступительные экзамены в медицинский институт. Но, к её большому сожалению, её давней мечте не суждено было сбыться по той простой причине, что за институт в то время в Литве ещё нужно было платить, а в маминой семье (в которой было девять детей) не хватало на это финансов... В тот же год от, несколько лет назад случившегося, сильнейшего нервного потрясения, умерла её ещё совсем молодая мама – моя бабушка с маминой стороны, которую я также никогда не увидела. Она заболела во время войны, в тот день, когда узнала, что в пионерском лагере, в приморском городке Паланге, была сильная бомбардировка, и все, оставшиеся в живых, дети были увезены неизвестно куда... А среди этих детей находился и её сын, самый младший и любимый из всех девяти детей. Через несколько лет он вернулся, но бабушке это, к сожалению, помочь уже не могло. И в первый год маминой с папой совместной жизни, она медленно угасла... У маминого папы – моего дедушки – на руках осталась большая семья, из которой только одна мамина сестра – Домицела – была в то время замужем. А дедушка «бизнесменом», к сожалению, был абсолютно катастрофическим... И очень скоро шерстяная фабрика, которой он, с бабушкиной «лёгкой руки», владел, была пущена в продажу за долги, а бабушкины родители больше ему помочь не захотели, так как это уже был третий раз, когда дедушка всё, ими подаренное имущество, полностью терял. Моя бабушка (мамина мама) происходила из очень богатой литовской дворянской семьи Митрулявичусов, у которых, даже после «раскулачивания», оставалось немало земель. Поэтому, когда моя бабушка (вопреки воле родителей) вышла замуж за дедушку, у которого ничего не было, её родители (чтобы не ударить лицом в грязь) подарили им большую ферму и красивый, просторный дом... который, через какое-то время, дедушка, благодаря своим великим «коммерческим» способностям, потерял. Но так как в то время у них уже было пятеро детей, то естественно, бабушкины родители не могли остаться в стороне и отдали им вторую ферму, но с уже меньшим и не таким красивым домом. И опять же, к большому сожалению всей семьи, очень скоро второго «подарка» тоже не стало... Следующей и последней помощью терпеливых родителей моей бабушки стала маленькая шерстяная фабрика, которая была великолепно обустроена и, при правильном пользовании, могла приносить очень хороший доход, позволяя всей бабушкиной семье безбедно жить. Но дедушка, после всех пережитых жизненных передряг, к этому времени уже баловался «крепкими» напитками, поэтому почти полного разорения семьи не пришлось слишком долго ждать... Именно такая нерадивая «хозяйственность» моего деда и поставила всю его семью в очень трудное финансовое положение, когда все дети уже должны были работать и содержать себя сами, больше не думая об учёбе в высших школах или институтах. И именно поэтому, похоронив свои мечты стать в один прекрасный день врачом, моя мама, не слишком выбирая, пошла работать на почтамт, просто потому, что там оказалось на тот момент свободное место. Так, без особых (хороших или плохих) «приключений», в простых повседневных заботах и протекала какое-то время жизнь молодой и «старой» семьи Серёгиных. Прошёл уже почти год. Мама была беременна и вот-вот ожидала своего первенца. Папа буквально «летал» от счастья, и всем твердил, что у него обязательно будет сын. И он оказался прав – у них действительно родился мальчик... Но при таких ужасающих обстоятельствах, которые не смогло бы измыслить даже самое больное воображение... Маму увезли в больницу в один из рождественских дней, буквально перед самым новым годом. Дома, конечно же, волновались, но никто не ожидал никаких негативных последствий, так как мама была молодой, сильной женщиной, с прекрасно развитым телом спортсменки (она с детства активно занималась гимнастикой) и, по всем общим понятиям, роды должна была перенести легко. Но кому-то там, «высоко», по каким-то неизвестным причинам, видимо очень не хотелось, чтобы у мамы родился ребёнок... И то, о чём я расскажу дальше, не укладывается ни в какие рамки человеколюбия или врачебной клятвы и чести. Дежуривший в ту ночь врач Ремейка, увидев, что роды у мамы вдруг опасно «застопорились» и маме становится всё тяжелее, решил вызвать главного хирурга Алитусской больницы, доктора Ингелявичуса... которого в ту ночь пришлось вытащить прямо из-за праздничного стола. Естественно, доктор оказался «не совсем трезвым» и, наскоро осмотрев маму, сразу же сказал: «Резать!», видимо желая поскорее вернуться к так поспешно оставленному «столу». Никто из врачей не захотел ему перечить, и маму тут же подготовили к операции. И вот тут-то началось самое «интересное», от которого, слушая сегодня мамин рассказ, у меня встали на голове дыбом мои длинные волосы.... Ингелявичус начал операцию, и разрезав маму... оставил её на операционном столе!.. Мама была под наркозом и не знала, что в тот момент вокруг неё происходило. Но, как рассказала ей позже присутствовавшая при операции медсестра, доктор был «срочно» вызван на какой-то «экстренный случай» и исчез, оставив маму разрезанной на операционном столе... Спрашивается, какой же для хирурга мог быть более «экстренный» случай, чем две жизни, полностью от него зависевшие, и так просто оставленные на произвол судьбы?!. Но это было ещё не всё. Буквально через несколько секунд, медсестра, ассистировавшая на операции, была тоже вызвана из операционной, под предлогом «необходимости» помощи хирургу. А когда она категорически отказалась, сказав, что у неё на столе лежит «разрезанный» человек, ей ответили, что они сейчас же пришлют туда «кого-то другого». Но никто другой, к сожалению, так никогда туда и не пришёл... Мама очнулась от зверской боли и, сделав резкое движение, упала с операционного стола, потеряв сознание от болевого шока. Когда же, та же самая медсестра, вернувшись оттуда, куда её посылали, зашла в операционную, проверить всё ли там в порядке, она застыла в полном шоке – мама, истекая кровью, лежала на полу с вывалившимся наружу ребёнком... Новорождённый был мёртв, мама тоже умирала... Это было страшное преступление. Это было самое настоящее убийство, за которое должны были нести ответственность те, которые такое сотворили. Но, что было совсем уже невероятно – как бы не старались после мой папа и его семья призвать к ответственности хирурга Ингелявичуса, у них ничего не получалось. В больнице сказали, что это не была его вина, так как он был срочно вызван на «экстренную операцию» в той же самой больнице. Это был абсурд. Но сколько бы папа не бился, всё было тщётно, И под конец, по просьбе мамы, он оставил в покое «убийц», радуясь уже тому, что мама всё же каким-то образом осталась жива. Но «жива», к сожалению, она была ещё очень и очень не скоро... Когда ей тут же сделали вторую операцию (уже чтобы спасти её жизнь), никто во всей больнице не давал даже одного процента за то, что мама останется жива. Её держали целых три месяца на капельницах, переливая кровь множество раз (у мамы до сих пор хранится целый список людей, которые давали ей кровь). Но лучше ей никак не становилось. Тогда, отчаявшиеся врачи решили выписать маму домой, объясняя это тем, что они «надеются, что в домашней обстановке мама скорее поправится»!.. Это опять же был абсурд, но настрадавшийся папа уже был согласен абсолютно на всё, только бы увидеть ещё хотя бы раз маму живой, поэтому, долго не противясь, забрал её домой. Мама была настолько слабой, что ещё целых три месяца почти не могла сама ходить... Серёгины всячески за ней ухаживали, пытаясь быстрее выходить, а папа носил её на руках, когда это было нужно, а когда в апреле засветило ласковое весеннее солнышко, сидел с ней часами в саду, под цветущими вишнями, стараясь изо всех сил как-то оживить свою потухшую «звёздочку»... Но маме, эти нежные, падающие лепестки вишни напоминали лишь такую же нежную, и так без времени от неё улетевшую, хрупкую детскую жизнь... Мысли о том, что она даже не успела ни увидеть, ни похоронить своего малыша, жгли её измученную душу, и она никак не могла себе этого простить. И, под конец, вся эта боль выплеснулась у неё в самую настоящую депрессию... В то время Серёгины всей семьёй старались избегать разговоров о случившемся, несмотря на то, что папу до сих пор душила обрушившаяся на него боль потери, и он никак не мог выбраться из того беспросветного «острова отчаяния», в который швырнула его беда... Наверное, нет на свете ничего страшнее, чем хоронить своего собственного ребёнка... А папе пришлось это делать в одиночку... Одному хоронить своего маленького сынишку, которого он, даже ещё не зная, успел так сильно и беззаветно полюбить... Я до сих пор не могу без слёз читать эти печальные и светлые строки, которые папа написал своему маленькому сыну, зная, что у него никогда не будет возможности ему это сказать... Сыночку Мальчик ты мой ясноглазый! Радость, надежда моя! Не уходи, мой милый, не покидай меня! Встань, протяни ручонки, Глазки свои открой, Милый ты мой мальчонка, Славный сыночек мой. Встань, погляди, послушай Как нам птицы поют, Как цветы на рассвете Росы майские пьют. Встань, погляди мой милый, Смерть тебя подождёт! Видишь? – И на могилах Солнечный май живёт! Пламенеет цветами Даже земля могил... Так почему ж так мало Ты, мой сыночек, жил? Мальчик мой ясноглазый, Радость, надежда моя! Не уходи, мой милый, Не покидай меня... Он нарёк его Александром, выбрав это имя сам, так как мама была в больнице и ему некого больше было спросить. А когда бабушка предложила помочь похоронить малыша, папа категорически отказался. Он сделал всё сам, от начала до конца, хотя я не могу даже представить, сколько горя надо было перенести, хороня своего новорождённого сына, и в то же время зная, что в больнице умирает его горячо любимая жена... Но папа это всё перенёс без единого слова упрёка кому-либо, только единственное, о чём он молился, это чтобы вернулась к нему его любимая Аннушка, пока этот страшный удар не подкосил её окончательно, и пока на её измученный мозг не опустилась ночь... И вот мама вернулась, а он был совершенно бессилен чем-то ей помочь, и совершенно не знал, как же её вывести из этого жуткого, «мёртвого» состояния... Смерть маленького Александра глубоко потрясла всю семью Серёгиных. Казалось, никогда не вернётся в этот грустный дом солнечный свет, и никогда не будет звучать больше смех... Мама всё ещё была «убитой». И хотя её молодое тело, подчиняясь законам природы, начинало всё больше и больше крепнуть, её раненая душа, несмотря на все старания папы, как улетевшая птица, всё ещё была далеко и, глубоко окунувшись в океан боли, не спешила оттуда вернуться...